Еще заклепочка - 250 км/час была крейсерской скоростью первого прототипа He-111. Серийные машины были побыстрей, от 340 до 390 км/час. В 1941м использовались преимущественно модель He-111P с крейсерской скоростью 370-380 км/час .

2  июля. 1941 год. Украина. Неподалеку от г.Рожище.
Тон Сергея сух и академичен:
- Таким образом, противник атаковал нашу оборону в трех местах, два из них в зоне обороны отряда и один - обороны соседей. Количество уничтоженной бронетехники позволяет предположить, что удар на левом фланге и по соседям были вспомогательными, атака же по нашему правому флангу – основная. Предположительно противник планировал этой атакой отсечь наши обороняющиеся части от моста и затем уничтожить. Все атаки отбиты, но противнику удалось вклинится в оборону батальона капитана Таругина. Мы и соседи понесли серьезные потери, следствием чего явилось оставление передовой линии обороны на всех участках. В настоящее время нами удерживается тет-де-пон, вся тяжелая техника эвакуирована на восточный берег реки. Боеприпасов для стрелкового оружия в наличии до двух боекомплектов, для ПТО – по трети боекомплекта, для танка – шесть снарядов, зенитные установки имеют по боекомплекту, а приданная батарея 122 мм гаубиц – всего по десять снарядов на оставшиеся три орудия. По моему мнению, необходимо отвести все войска на восточный берег, взорвав мост.
-Не понимаю, а почему мы не можем удержать позиции на западном берегу? Противник понес серьезные потери, только танков подбитых пять штук осталось и четыре броневика, - Скрипченко подозрительно глядит на стоящего у стола с картой Сергея и сидящего напротив Андрея. Кажется назревает очередная, говоря языком девяностых, «разборка», но в это время в укрытие, пригнувшись из-за низкого потолка, входит высокий человек с откуда-то знакомым лицом и нашивками батальонного комиссара. Из-за него протискивается Антон, стоявший и на посту и с виноватым видом докладывает:
-Товарищ капитан, к вам корреспондент «Красной Звезды» и начальник особого отдела дивизии.
По лицу Андрея быстро проноситься выражение типа «а не послать ли их на три буквы», но тут же сменяется нейтрально-приветливым. Гости, да пожалуй и большинство из присутствующих, кроме Сергея, не успевают ничего заметить. Улыбаясь, корреспондент представляется:
-Специальный корреспондент «Красной Звезды» Симонов Константин.
Тут же из-за корреспондента, оттеснив Антона, появляется такой же высокий, подтянутый командир, представляющийся начальником особого отдела дивизии капитаном Неманом Оскаром Фридриховичем.
-Капитан Мельниченко, а это мой заместитель, батальонный комиссар Кравцов, начальник штаба военинженер второго ранга Иванов и политрук Скрипченко. Чем обязаны присутствию столь высокого гостя? - Мельниченко демонстративно уделяет основное внимание Симонову (черт побери, неужели тот самый!), извинительно-примиряющее улыбнувшись особисту. Мол, что поделаешь, ты свой, а тут такой гость.
-Командирован в ваш отряд. Буду писать о ваших подвигах статью.
Недоумевающие взгляды Мельниченко, Кравцова, Иванова, да и Скрипченко, были так красноречивы, что особист не выдерживает и с тем же невозмутимым видом сообщает:
- Сегодня немцы официально передали о гибели командира 298 пехотной дивизии генерала …(найти).
-Ого! – вырывается у экспансивного Скрипченко от неожиданности. Симонов с улыбкой смотрит на него несколько секунд, затем переводит взгляд на Мельниченко и спрашивает:
- Я хотел бы побеседовать с командирами и с наиболее отличившимися бойцами.  А еще со мной фотограф, он сделает несколько снимков.
-Конечно, конечно. Если только немцы не помешают. А комиссар Кравцов вам поможет, – отвечает Мельниченко.
-А я прошу подготовить список отряда и донесение на имя командира дивизии о ходе боевых действий. Кроме того, согласно приказа Особого Отдела армии я забираю с собой всех сотрудников НКВД и лиц, не принявших присягу.
- Сотрудников НКВД… Жаль, конечно, но раз есть такой приказ, – с искренним сожалением в голосе говорит Мельниченко - а вот личного состава, не принявшего присягу, у нас нет. Властью командира и комиссара отряда мы приняли присягу у всех добровольцев. А все необходимые документы предоставит замначштаба по строевой части политрук Скрипченко.
-Добровольцы?  И много их у вас?
-Да немного. Сами знаете, население здесь не слишком … поэтому добровольцы только из сотрудников …ской МТС, приехавших сюда с востока. Да двое молодых комсомольцев из того же поселка.
- Понятно. Тогда полчаса на подготовку документов и мы убываем. Справитесь?
-Даже быстрее, товарищ капитан. Списки у меня в двух экземплярах, остается только донесение написать.
- Отлично. Как, товарищ корреспондент, вы успеваете?
-Думаю, да – отвечает Симонов, отвлекшись от разговора с Кравцовым.
Пока Симонов беседует с Кравцовым, а Скрипченко быстро оформляет боевое донесение, фотограф успевает сходить с Ивановым и Мельниченко к «Рыжему» и отщелкать несколько кадров своей редкой компактной «лейкой». Потом Сергей Иванов сопровождает его на восточный берег, где скрываясь за развалинами он фотографирует панораму поля боя, с впечатляющим количеством сгоревших танков и валяющихся вражеских трупов.
Не успевают уезжающие разместится в машинах, как наблюдатели докладывают о появившихся немецких самолетах. Машины с гостями, Музыкой, пограничниками и перебежчиком быстро отъезжают, а с запада наплывает противный звук немецких авиадвигателей.

2  июля. 1941 год. Украина. Неподалеку от г.Рожище.
Машины еще не успели скрыться за ближайшей рощицей, а в небе над районом обороны неторопливо на взгляд попаданцев и стремительно для аборигенов появилась девятка «Хейнкелей» сто одиннадцать. Разделившись на три звена, бомбардировщики с крестами на крыльях так же неторопливо (скорость всего двести пятьдесят километров в час) стали на боевой курс и раскрыли бомболюки. На позиции и остатки станции со свистом посыпались пятидесяти и стокилограммовые бомбы. Вот тут точно, «кто не был, тот будет, кто был не забудет». Вжавшись в спасительную землю, каждый из бойцов мысленно подгонял время, которое как всегда в такие моменты тянулось нестерпимо медленно. Вот падают первые бомбы, сотрясая землю, выворачивая наизнанку, оставляя огромные, долго не зарастающие оспины на теле Земли. Даже и через шестьдесят лет, бродя по местам бывших боев потомки увидят эти воронки и ужаснутся происходившему, и почувствуют гордость за предков, выстоявших в этом аду. А предки в такой момент хотят только одного – выжить…   Летят с противным, почти не слышным в грохоте разрывов визгом, осколки, пронзая встречающиеся препятствия и мягкие человеческие тела.  Вот одна из «соток» по  закону подлости попадает точно в укрытие. И несмотря на все три  наката, на верхнюю земляную насыпь, на глубину укрытия, во все стороны летят остатки того, что когда-то было думающей организованной материей, способной вместить в своем разуме всю вселенную, перемешанные с кусками оружия, дерева и комьями земли. И все… «Имена же их Ты, Господи, веси». Ведь никто точно не видел и не переписывал их, пытавшихся найти убежище в том укрытии. Вот так и появляются те самые «без вести пропавшие», которых потом долго ждут седые матери и жены, о которых спорят историки и архивисты, которые бывают всегда во всех самых победоносных войнах и которые никогда не лягут в свои могилы.
Но реалии этой войны сыграли злую шутку с самоуверенными немецкими пилотами. О, война – это величайший шутник на свете! Только шутки у нее своеобразные, глумливые и всегда негуманные. 
Привыкнув к отсутствию зенитного прикрытия у «иванов», немецкие бомбардировщики зашли на цели на оптимальной для бомбежки высоте в две тысячи метров. У этих же «коварных азиатских варваров» оказались целых две, пусть малокалиберные, но зенитные автоматические пушки. Конечно, эффективность огня на такую высоту двадцатимиллиметрового орудия, да еще обслуживаемого непрофессиональным расчетом, не велика. Зато боеприпасов у этого расчета сколько угодно, шансов увезти пушку с собой почти нет, да и знания о предельной длине очереди и тепловом режиме стрельбы приблизительные. Поэтому стреляют они с максимальным темпом, практически до перегрева ствола, пока появившееся над ним марево нагретого воздуха не остужает горячие головы. И вокруг самолетов, выше, ниже, со всех сторон взбухают комки взрывающихся при срабатывании самоликвидаторов снарядов. Немцы, показывая неплохую выучку, продолжают держать строй, переходя в набор высоты, но просто по закону больших чисел один из снарядов попадает точно в бензобак ведущего третьей тройки, вызывая пожар. Не успевает упасть загоревшийся самолет, вокруг которого уже раскрываются белые купола парашютов, как осколки второго снаряда попадают в воздухозаборник двигателя еще одного бомбардировщика. Дымя мотором, тот начинает снижаться и пущенная ему вслед очередь пронзает фюзеляж. Бомбардировщик, дымя, уходит вслед за уходящими на аэродром коллегами, но постоянно отстает, снижается и, в конце концов, скрывается за ближайшей рощей. И неведомо радостно кричащим расчетам, что сбитый ими бомбардировщик пройдет в отчетах, как «потерянный по техническим причинам» двумя днями позднее, а второй, так и не дотянувший до аэродрома и разбившийся при посадке на поле, будет списан как «имеющий повреждения более семидесяти пяти процентов вследствие ошибки пилота». Вот так-то… «В люфтваффе все спокойно».
Еще ныли в воздухе моторы немецких бомбардировщиков, еще Сергей Иванов не успел вернутся в штаб от своего «Рыжего», когда прибежавший посыльный сообщил Андрею, что капитан Таругин контужен и на позициях западного берега не осталось ни одного командира.
Ругнувшись, Андрей приказал Скрипченко передать Иванову, что тот остается за него и прихватив трофейный «шмайсер», вышел вслед за бойцом. За ним, привычно уже стелясь ниже к земле, черным привидением рванул Ленг.
Появившись несколькими минутами позже, Сергей смог выразить свое отношение ко всему происшедшему только всем известными фразами на великом и могучем командно-матерном языке. Но он не успевает ничего предпринять, на позиции отряда обрушиваются снаряды очередного огневого налета немецкой артиллерии. 
Под прикрытием артиллерийского огня немцы понемногу накапливались перед окопами. Сержант Рогальчук, наблюдая в бинокль за немцами непрерывно корректировал наводку последней оставшейся сорокопятки. Вот наконец-то скопившиеся за кустарником немцы создали вполне подходящую цель. Да, непростительное упущение для опытных фронтовиков, вполне однако объяснимое уверенностью, что у русских не осталось никакого тяжелого оружия. Вот вам и аргумент против – небольшой но весьма эффективный осколочный снаряд, заставивший уцелевших метнуться в стороны, словно попавших под тапок тараканов. Тут же один из приподнявшихся, в офицерской фуражке, мешком ткнулся в кусты. Добавится точек на трубке снайпера! И это при  том, что он стреляет с другого берега. Молодец, однако. Но наконец налет закончился и началась привычная противотанкистская работа.
-Ориентир шесть, правее восемь, ближе два, бронебойным, наводить на полкорпуса вперед! Огонь!
Треск пулеметов, щелканье винтовочных выстрелов, в том числе сливающиеся почти в очередь щелчки огня «светок», тарахтенье пистолетов-пулеметов, грохот выстрелов танковых пушек и взрывов противотанковых мин сливались в уже привычную для слуха Андрея мелодию боя. Да, обстановка складывается тяжело, отойти под таким огнем по мосту практически нереально, но и удержать тет-де-пон до вечера тоже вряд ли удастся. Ну, что ж, остается только подороже продать свои жизни, мелькает в голове Андрея, пока, сопровождаемый Ленгом, он бежит по полуразрушенной траншее к умолкшему пулемету. Так, все убиты, патроны еще есть. Да и пулемет неплохой - дегтяревский станкач. Конечно, по сравнению с Максимом посложнее и менее надежный, зато воды не надо, ствол сменный, да еще с ребрами для охлаждения. Так что держись, юберменши, вспомним молодость, когда на полигоне лейтенант Мельниченко получил благодарность от министра обороны за отличное выполнение комплекса упражнений по стрельбе из ПКС. Вот, так, подтянем винт для лучшего рассеивания в глубину. «Ага, обрадовались и рванули вперед, эссэманы… А вот вам хрен по всей морде.  Ленг, лежать!»
Мельниченко, охваченный боевым азартом, бил короткими, скупыми и точными очередями. Тем не менее немцы приближались все ближе и ближе, постепенно полуокружая практически единственную стрелявшую пулеметную точку. Но тут с фланга их обстреляли подоспевшие на помощь командиру Рогальчук  и еще один боец. Немцы отошли и Андрей, воспользовавшись передышкой, перебрался к своим спасителям. А затем вместе с ними, огибая занятые немцами участки, перебежками от воронки до воронки добрался до берега реки. Уже смеркалось, но было еще неплохо видно, что немцы сосредотачиваются для последней атаки на уцелевшие островки обороны: у моста и в том месте, куда добрался Андрей.
Опять обрушивается на уцелевшие пятачки обороны ливень снарядов, опять накопившиеся под его прикрытием немцы по команде дружно бросаются в атаку. Но тут все звуки боя покрывает страшный грохот взрыва, мостовая ферма словно подпрыгивает и прямо в воздухе как-то медленно и методично разваливается на куски. Это кто-то из оставшихся в живых бойцов в окопе у моста, понимая, что отбить немцев уже невозможно, крутанул ручку подрывной машинки. Андрей незаметно для окружающих смахивает набежавшую от волнения слезу и оглядывает свой участок обороны. Да, не сахар. Всего четверо бойцов, сержант  и он с собакой. Два ручных пулемета, десяток немецких «колотушек». Впрочем, вполне достаточно чтобы продержаться еще немного,разменяв свою жизнь на несколько немецких. Ленга только жалко, но он ни за что не оставит  хозяина.
Эти мысли еще мелькают в голове Андрея, когда немцы устремляются в атаку. Огонь, взрывы своих и чужих гранат, чье-то тяжелое дыхание на лице, упругое сопротивление входящему в тело внезапно оказавшемуся в руке охотничьему ножу, чей-то дикий крик, мат и рычанье Ленга, несколько выстрелов… И все глохнет в грохоте очередных разрывов. Отсечной огонь, подсказывает профессиональная память. А взгляд упирается на лежащего в окопе со странно перекошенным лицом немца, чью руку держат в своей пасти Ленг, упираясь лапами в грудь лежащего.
-Фу! - инстинкт срабатывает раньше сознания, и команда невольно вырывается из рта Андрея. Немец, отпущенный Ленгом, поворачивается на бок и его начинает неудержимо рвать. Но заниматься им некогда, огонь нашей артиллерии затихает и на его фоне слышен странный звук, как будто от  работающего мотора и лязга гусениц. Рогальчук, выглянув  из окопа, радостно кричит:
- Наши!
Рядом с окопом останавливаются два Т-38 со снятыми башнями. Из первого появляется Сергей, из люка второго выглядывает голова Кузьмы.
Сергей кричит, стараясь перекрыть грохот от взрывов ответного немцкого огня:
- На танк и уходим!
К танкам бегут всего лишь четверо: Мельниченко, раненый и прихрамывающий поэтому Рогальчук, красноармеец и, подгоняемый рычащим Ленгом, оборванный эсэсман, нежно баюкающий на бегу правую руку.
И тут, как это бывает летом, опускается ночная тьма….

Отредактировано Логинов (04-05-2009 00:19:59)

Не путайте крейсерскую скорость и боевую. На боевом курсе скорость могла быть и максимальной, если существовала опастность зенитного обстрела. А тут полигонные условия и скорость берется оптимальнаядля тогдашнего прицела...

Отредактировано Логинов (03-05-2009 23:46:56)

А в списке трофеев были. Или не помните? А башни позже будут упомянуты.
И про шмайсер - ну называли его так... И ГГ тоже будут так называть. Нет конечно можно заменить на пистолет-пулемет Эрма МР38 калибра 9х19 парабеллум со свободным затвором ...

Отредактировано Логинов (04-05-2009 00:29:53)