Вот и сейчас Глебу оставалось только вздохнуть и пожалеть о том, что нет с ним родной разведроты из гвардейской танковой бригады. Эх, ребята, ребята, где ж вы теперь…
 Товарищ капитан! – к Вазову бежал радист от связного доджа. – Товарищ капитан! Приказ есть! Начали!
Глеб заторопился к Тихонову:
 Так, капитан, начали! Ты как: с чесом пойдешь, или тут, с  засадой останешься?
 Да со своими пойду – Тихонов поправил ремень, и махнул рукой ротным. – Вот лейтенанта с тобой оставлю.
Он указал рукой на молоденького, должно быть еще необстрелянного лейтенанта и, круто повернувшись, двинулся к своим бойцам, которые уже разбредались в широкую шеренгу. Вазов смотрел ему вслед, когда ломкий юношеский голос доложил:
 Товарищ капитан! Стрелковый взвод прибыл в ваше распоряжение. Командир взвода – лейтенант Корнелюк.
Лейтенант стоял на вытяжку, а за ним, точно как на параде, выстроились три десятка бойцов, едва ли не моложе своего командира. Оглядев бойцов, Глеб рассудил, что, пожалуй, вот так же оставил бы солдат помоложе в сторонке. Нечего рисковать мальчишками. Он вспомнил комбата Тихонова уже без раздражения, с каким-то теплым чувством. Свой мужик, фронтовик. А что не понимает важности задачи – так не он виноват. Не объяснили ему…
С этими мыслями он скомандовал взводу следовать за ним, и двинулся к машинам, где спокойно и несуетливо дожидался своей очереди взвод МГБ.
 Алексей, – окликнул Глеб лейтенанта Абраменко. – Вот, принимай подкрепление, – и уже тише добавил, – Ты их проинструктируй, но держи позади: пацаны ж совсем…
Абраменко козырнул и, взяв юного Конелюка за локоть, отвел в сторонку, уже на ходу что-то энергично растолковывая. Вазов с усмешкой взглянул им вслед: огромный Абраменко нависал над невысоким, тоненьким Корнелюком, энергично жестикулируя, показывая ладонями возможны передвижения, а тот только кивал, точно заведенный.
Глеб подозвал к себе ефрейтора Магерова – спокойного, рассудительного татарина, прошедшего войну «от звонка до звонка» в разведвзводе.  С Рафаилом Вазов чувствовал себя уверенно: казалось, что у хитрого азиата есть глаза на затылке, которые видят даже через каску. Хотя после зачистки не должно было оставаться ничего опасного, но…
Цепи батальона уже скрылись в лесу. Засаде предстояло выдвигаться. Машины, взревывая моторами, строились в колонну, возглавлять которую предстояло «союзнику» - бронетранспортеру М3, волей генерала Малютина оказавшемуся в распоряжении бойцов МГБ.   Сам же Глеб решил еще раз просчитать маршрут по карте и раскрыл планшет. По потрепанной пятикилометровке выходило, что если выедет сейчас, то через сорок пять минут, как раз окажется на месте, чтобы запереть бандитам выход из леса. Впрочем, это, скорее всего и не понадобится: батальон почти полного состава легко разнесет те две-три сотни сброда, что прячутся в лесу…
Краем глаза Глеб видел, как нервничает и мается молоденький Корнелюк. Незаметно улыбнулся: мальчишка дергается перед первым в своей жизни боем. Так же как когда-то трясся и нервничал бывший инженер, командир взвода Глеб Вазов. Всего пять лет тому назад, а кажется – века назад в другой жизни…
…Он прикрыл глаза и задремал, пользуясь мудрым армейским правилом: солдат спит – служба идет. На секунду вдруг исчезли машины колонны, бандеровцы, подлые лесные тропки, где из-за каждого куста может полоснуть безжалостный автоматный огонь, предательские лощины, где так легко наступить на бандитскую мину. Искрилось яркое южное солнце, на берег набегала ласковая крымская волна. Почему-то рядом оказалась Нина. Она улыбалась ему, а по берегу бежала девочка, размахивала руками и кричала…
 …Товарищ капитан! – жесткая ладонь Магерова толкалась в плечо. – Товарищ капитан! Время!
Засада  в составе стрелкового взвода и усиленного взвода МГБ начинала развертывание.

Глеб шагал сторожко, так, чтобы не хрустнула невзначай ветка, не колыхнулись лишний раз листы. Справа и слева от него такими же неслышными  тенями скользили остальные «гэбисты». Бывшие «смершевцы», фронтовые разведчики, партизаны они прекрасно знали, чем может обернуться шум в лесу. Глядя на своих старших товарищей молодые бойцы из взвода Корнелюка тоже старательно таились, словно скрадывающие зверя охотники. Вазов уже давно отметил это и решил, что после операции стоит вынести молодому лейтенанту благодарность за хорошую подготовку бойцов. Вон молодцов каких обучи…
На эсминце капитан – Джеймс Кеннеди.
Гордость флота англичан – Джеймс Кеннеди.
Не в тебя ли влюблены, Джеймс Кеннеди …
Песня ворвалась в сонную тишину леса, словно танк во вражеские тылы: яростно, громко, неумолимо. Она волной раскатывалась между деревьями, многократно отражаясь эхом, и оттого делаясь еще громче, еще нахальнее…
Только в море, только в море,
Безусловно, это так,
Только в море, только в море,
Может счастлив быть моряк.
Глеб увидел рядом с собой скривившегося как от зубной боли Абраменко. Тот повернулся к Вазову и задыхаясь от ярости спросил:
 Товарищ капитан, Глеб Владимирович, да что ж они, суки, творят?! Ведь вся операция псу под хвост…
Сотни мужских здоровых глоток выводили:
Слышен сверху злобный вой, Джеймс Кеннеди,
Мессершмит над головой, Джеймс Кеннеди.
Но игра и здесь проста, Джеймс Кеннеди,
Сделал немца без хвоста, Джеймс Кеннеди!

Только в море, только в море…
 Вот что, Алексей. А ну-ка, возьми троих бойцов и бегом вперед, догони этих «артистов» и прекрати концерт. А капитану Тихонову передай: еще одно такое выступление – под трибунал пойдет!
Абраменко козырнул и волком метнулся в лес, откуда раздавалась лихая песня. Глеб проводил его взглядом, и в этот момент раздалось тихое:
 Товарищ капитан! – перед ним стоял Корнелюк. – Так наши ведь поют, потому что, небось, уже все, бандитов перебили…
Скорее всего, мальчишка был прав, но Вазов покачал головой:
 Может ты и прав, лейтенант, но если там еще какая сволочь недобитая осталась, так от песни он сейчас затаится,  в нору свою зароется, а там ищи-свищи его… А ведь он, гад, отлежится, и снова пойдет деревни жечь…
Договорить он не успел. Совсем рядом гулко застучал немецкий МG, его поддержал нестройный залп винтовок.
 К бою! – рявкнул Глеб, падая наземь.
Взвод МГБ моментально ощетинился автоматным и пулеметным огнем, к которому сначала нестройно, но потом все слаженнее и увереннее присоединились стрелки взвода Корнелюка. Песня в лесу оборвалась, сквозь пальбу стали слышны выкрики команд, заполошные и бестолковые выстрелы, рванула пара гранат. Но было уже поздно…
…Вазов шел по низкому кустарнику. Вот, вот здесь уходили бандеровцы, так старательно оповещенные об облаве батальоном Тихонова. Протоптанная дорожка, сломанные ветки черемухи, стрелянные гильзы… У кого-то из бандитов сдали нервы и, не выдержав, он открыл огонь. Если бы не этот «нервный» – никто бы никогда и не узнал, что в лесу были оуновцы. Вот он – лежит, «нервный»… Старый немецкий френч, полинявший до такой степени, что из «фельдграу»* превратился в бурый. Рядом валяется немецкое кепи с трезубом. Автоматные пули изорвали лицо в клочья. Ловко кто-то подстрелил гада – и не разберешь: молодой был, или старый.  А вон – еще один. Ну, с этим понятно: куркуль, еще, небось, из «старой гвардии». Такие как он в 1939 по ночам стреляли в спину красноармейцам, жгли колхозную технику, зарывали в землю зерно. У него даже форма настоящая, оуновская. Точно такая, как изображена в секретной памятке.
 Товарищ капитан! – резанул по ушам резкий крик. – Товарищ капитан! Сюда!
Магеров редко кричит. Особенно так. Что случилось? Глеб рванулся через кусты, как взбесившийся танк, оставляя за собой не дорожку – просеку.
Ефрейтор Магеров с несколькими бойцами окружили нечто, лежащее на земле. Выдираясь из кустарника, Вазов заметил, что это нечто обуто в офицерские сапоги. Он подбежал и замер как вкопанный, не веря увиденному.
Лейтенант Абраменко лежал на земле лицом вниз. Его автомат грозно смотрел в направлении кустарника, в котором исчезли бандеровцы. Можно было подумать, что он просто залег для стрельбы, стараясь потщательнее выцелить бандитов. Можно было бы… Если бы не темная, лаково поблескивающая лужица, которая робко выставляла свой краешек из под его головы…
 Убит, – предваряя вопросы, глухо произнес Магеров. – Наповал…
И тут же застучали сапоги, рядом появился Корнелюк с двумя своими бойцами.
 Товарищ капитан! – голос мальчишки звенел и срывался от радости. – Товарищ капитан! Мой взвод уничтожил двух бандитов, захвачены пулемет и четыре…
Мальчик осекся, увидев лежащего Абраменко. Потом запинаясь спросил:
 Он жив? – и уже зная ответ шепнул, – нет, неправда…
Глеб развернулся, скомандовал Магерову следовать за ним,  и зашагал прочь. Ему нужно было еще успеть кое-что сделать…
…Группа офицеров весело переговаривалась, слышались смешки. Вазов подошел вплотную и, ухватив Тихонова за плечо, резко рванул его на себя. Затрещал погон, и капитан, возмущенно завопив «Вы что?», оказался лицом к лицу с Глебом:
 Капитан Тихонов! Вы арестованы. За целенаправленный срыв операции и по подозрению в сговоре с бандитами. Сдайте оружие!
 Да ты что, капитан? Белены объелся? – взвыл Тихонов. – Какой сговор? Ты что плетешь, крыса ты тыловая? Да я на фронте… да я…
Он потянулся, было к кобуре на поясе, но Рафаил мгновенно сбил его с ног и приставил ствол ППШ к затылку. Глеб быстро снял с Тихонова ремень с кобурой и портупеей и рывком поднял его на ноги:
 Сволочь ты, а не фронтовик. Из-за тебя люди погибли, бандеровцы ушли, а ты считаешь, что так и надо? Да на фронте, я б тебя как врага, даже в особый отдел бы сдавать не стал. Сам бы со своими ребятами из разведроты прихлопнул. Фронтови-ик, – презрительно протянул он, и сплюнул Тихонову на сапог. – Сволочь ты, а не фронтовик. Увести. Пусть с ним трибунал разбирается…