Прошу не судить строго, пишу с температурой 38...
Прода 
10
Жила-была девочка. Обыкновенная испанская девочка из обыкновенной испанской семьи… Нет, не так. Вряд ли можно было назвать обыкновенной девочку, любившую рядиться в штаны и рубашку, оставшиеся от выросшего старшего брата, лазить по деревьям и драться с соседскими мальчишками. Доходило до смешного: разгневанные родители побитых являлись к достопочтенной сеньоре Марии-де-Милагрос Меркадор – муж-то в море, с него не спросишь – и заявляли, что, дескать, ваша дочка моему сыночку нос раскровянила. Сеньора Меркадор только охала да ахала: да как такое возможно? Моя девочка? Не может быть того, сеньор Кирстен, ваш Иоганн опять с забора упал, а теперь ищет, на кого бы вину свалить!.. Ещё как может, мама. И нечего было этому задаваке Иоганну дразниться… Доминга, предаваясь воспоминаниям о далёком детстве, невесело улыбалась. А чему радоваться? Отец неделями в море пропадал, мать поднимала шестерых девчонок и мальчика… пока брат и одна из сестёр не умерли в один год от лихорадки. Легко ли было известному на весь Мэйн капитану Меркадору принять тот убийственный факт, что сына, продолжателя рода, у него нет и уже не будет? Легко ли было матери принять тяжёлое решение мужа, когда он заявил старшей дочери: «Пойдёшь учиться на штурмана». Легко ли было самой Доминге, у которой никто не удосужился даже спросить, желает ли она быть штурманом?
А она в детских своих мечтах стояла на мостике быстрого, как ветер, боевого фрегата. Приказывала воображаемой команде идти на абордаж неприятеля. Делила богатую добычу и, конечно же, благородно заступалась за жену и дочь вражеского капитана, который так мужественно сражался с её молодками…
Что ж, в истории Сен-Доменга была одна женщина-капитан. И второй, судя по всему, уже не быть. С такими-то патриархальными нравами.
Девочка из обыкновенной испанской семьи выросла. Она не держала обиды на отца. В конце концов, ходит в море, как и хотела, пусть и не боевым офицером. Бело-чёрный мундир одинаков что у штурмана, что у старпома. Диплом с отличием в кармане. Попробуй придерись. Но для испанки позор быть незамужней, если младшие сёстры уже при мужьях. Раньше для таких, как Доминга, был один выход: монастырь. Теперь добавился флот. Почему-то учёные мужи посчитали, что девушки более мужчин предрасположены к кропотливой и точной работе с лоциями. Кто его знает, может, и правы эти умники. Доминга свою работу не очень-то любила, но выполняла со всем тщанием. Она же дочь капитана Меркадора, как может быть иначе? А мечты… Мечты пусть остаются в ушедшем босоногом детстве. Там им самое место.
Женщина на корабле всегда проблема. Это Доминга понимала лучше всех. И сочувствовала боцману от всей души. Только помочь ничем не могла, если, конечно, не считать помощью подчёркнуто холодное отношение к матросам. Это на берегу они весело подшучивают над девушкой-офицером, а в море, неделями без женского общества, начнут глазами на ней дырки протирать. А там и до рук дойдёт, если ничего не предпринять. Капитан хоть и вредный малый, но умница. Живо парней приструнит. Но много ли уважения будет к офицеру, если он сам за себя постоять не сможет, за капитанову спину спрячется? Так что задачей на ближайшее время стояло добиться этого самого уважения команды. А как? Вот и думай, как, раз взялась за мужское дело. Пусть и не совсем по своей воле.
Послезавтра выход в море. Первый выход в море не на «Милагрос». И второй – без отца. А впереди – целая жизнь. Короткая или длинная – как карта ляжет, Сен-Доменг за полвека был достаточно активен в политике, чтобы нажить себе сильных врагов. А девочка-испанка, стоя с секстантом в руках на мостике, смотрела в звёздное небо своей заморской родины и не знала, что попросить у судьбы. И в конце концов решила не просить ничего. Что даст, тому и радоваться придётся.
…Где-то далеко-далеко, где небо ещё не пачкали дымные чёрные пароходные трубы, уплывал в никуда быстрый, как ветер, фрегат мечты.
- Как ваше здоровье, дорогой брат?
- Вашими молитвами, сестрица, всё ещё жив-здоров. Чего и вам желаю.
- Вы нечасто удостаиваете нас посещениями.
- Меня подолгу не бывает в городе, любезная сестрица. Посему прошу простить мою невежливость.
У обоих скулы сводило от кислоты и яда, накопившихся на кончиках языков. Эдвин Эшби терпеть не мог эту хорошенькую гусыню Элизабет, на которой братец женился не иначе как с похмелья, а Элизабет в свою очередь на дух не выносила разудалого офицера, капитана сторожевой флотилии. Ведь всем известно, что «сторожевые псы» по большей части и сохранили в себе дух старой пиратской вольницы, а при произнесении вслух слова «пират» благовоспитанная Элизабет закатывала глазки и всем своим видом демонстрировала грядущий глубокий обморок. Такие вот милые братско-сестринские отношения адмирал Виктор Эшби был вынужден регулировать либо как можно более долгим отсутствием брата в родном доме, либо отъездом жены и сына в загородную мызу. Но иногда столкновения было не избежать. Вот как сейчас. Бетти, сославшись на мигрень, отказалась ехать за город, а с Эдвином непременно нужно было поговорить. Ведь зачем-то же прислал братец посыльного с запиской.
- С меня хватит, - с военной прямотой заявил адмирал, когда ему, сидя за ужином, надоело наблюдать кислые физиономии жены и брата. – Я сыт по горло вашей неприязнью друг к другу, мои любезные, а почему извольте упрятать её… куда-нибудь подальше. Дорогая, идите к себе в комнату.
- Но, дорогой… - Элизабет удивлённо хлопнула длинными ресницами.
- Я сказал, а вы слышали, дорогая. Идите.
Последнее было произнесено в тоне приказа, и Элизабет, как благовоспитанная особа, не посмела перечить мужу. Только раздражённо хлопнула веером и ушла, стрекоча каблуками туфелек.
- Только меня в комнату не отсылай, - Эдвин сунул в рот жареную немецкую колбаску и довольно задвигал челюстями.
- С тобой разговор будет особый, - старший брат воззрился на младшего так, будто собрался его просверлить. Насквозь. – Ты во что опять ввязался?
- Вит, не будь занудой, - Эдвин, как обычно в таких случаях, заговорил по-русски. На том странном русском языке, на котором говорила бабушка и мало кто понимал из природных русских. – Можно подумать, относительно моей личности ты находишься в полном согласии со своей законной курицей.
- Она – мать моего сына, Эдвин, и я не желаю слышать оскорбления в её адрес, - нахмурился адмирал.
- Да, она мать твоего сына. А что она из него лепит, ты видишь? – фыркнул неуёмный братец. – Охота тебе будет на старости лет выслушивать дома проповеди фанатика?
- Моя семья – это мои проблемы, Эд. – Виктор неожиданно притих. Брат попал по больному месту. – Сам как-нибудь разберусь. И не о них сейчас речь. Речь о тебе.
- Для начала давай проясним пару деталей, - Эдвин при первой же возможности соскочил с темы семейных проблем брата. Даже вздохнул с облегчением, мысленно ругая себя за длинный язык. – Во-первых, никуда я не вляпывался. Можешь быть спокоен. Во-вторых, дело, порученное мне… скажем так: не самого обычного свойства. Говорить о нём я не могу даже с тобой. Сам понимаешь… И в-третьих, мне нужна твоя помощь не как адмирала и члена Совета капитанов, а как брата.
- Говори, - Виктор скрестил руки на груди. От «разбойника»-братца он такого оборота не ожидал.
- Погоди, - Бесшабашный братец вытер губы салфеткой, скомкал её и бросил в тарелку с недоеденным салатом. - Ты сначала скажи – библиотека всё ещё в кабинете? А то я там уже десять лет не был по милости… матери твоего сына.
- При чём здесь бабушкины книги? – опешил Виктор. – Объяснись.
- Может статься, они нам скоро понадобятся, брат, - Эдвин слопал последнюю колбаску и накинулся на блины. Поесть он любил.
- В кабинете ничего не менялось, - заверил его Виктор. – Теперь скажешь, зачем пришёл?
- Скажу. В кабинете.
- Как был хамом и наглецом, так и остался, - снова фыркнул старший.
- Это наша семейная черта, - хохотнул Эдвин. – Ладно, ближе к делу. Надо бы пошерстить бабушкины записи тридцатилетней давности.
- Зачем они тебе? – с ноткой недоверия поинтересовался Виктор. Он-то знал: за личными бумагами генералов, даже бывших и ныне покойных, иной раз велась настоящая охота. Но дома не хранилось ничего, представлявшего политическую ценность. Это он знал наверняка.
- Почитать охота, - последовал ответ. – Зачем – опять-таки сказать не могу, но надо. Очень. Поверишь мне на слово?
- Бить тебя некому… - проворчал старший брат. Если младший уверяет, что ничего сказать не может, значит, связан словом. А если офицер связан словом, вырвать сведения из него можно только пыткой. И ведь не факт, что удастся. Но если умело задавать вопросы и правильно интерпретировать ответы, узнать можно куда больше, чем человек хочет сказать. Бабушкина наука. – Ладно, пошли в кабинет, там продолжим… нашу познавательную беседу.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Бразильцам куда проще было отвезти свои товары в Сен-Доменг и спокойно продать их голландцам, домингос, мексиканцам, кубинцам, испанцам... да тем же французам, чем тащиться через Атлантику, где с их кораблями могли приключиться разные неприятности.
