В принципе - как раз на вес драгметалла Ибо задач, стоящих перед СД громадьё, а людёв всё равно мало.

Слегка подправленный кусь предыдущей части и новое

Испанцы же, получив Остенде, первым делом, согласно уговору, срыли земляные укрепления. Да и кому они, собственно, нужны в век сверхмощных орудий и ракет, когда можно задавить противника навесным огнём? А австрийцы, отхватившие себе бывшие Испанские Нидерланды по результатам войны за испанское наследство, сразу же забеспокоились. Если ранее на эти земли с переменным успехом претендовали Голландия и Франция, а Империя лишь старалась не допустить сюда ни тех, ни других, то теперь появился четвёртый, и не самый хилый игрок. За три десятка лет валлоны и фламандцы так сильно «возлюбили» единоверных австрияков, что уже готовы были резать их при первой возможности, и появление в непосредственной близости от имперских владений испанского опорного пункта заставило Габсбургов очень сильно заволноваться. Не хотелось терять столь жирный кусочек. В результате чего где-то с год назад произошло первое боестолкновение отряда имперцев с испанским обозом. Испанцы, что никого не удивило, обиделись. И, как и было предусмотрено тайным договором с французами, завязали с имперцами вялую потасовку. С применением новейшего стрелкового оружия, конницы и мобильной полевой артиллерии. Австрияки, получив ощутимый пинок, попытались было навести контакты с Парижем на предмет подружиться против заклятых родственничков, но блестящая французская дипломатия проявила себя на высоте, с неподражаемым изяществом обведя имперцев вокруг пальца. Наконец до императора Франца дошло, что точат зубы на его благоприобретённые владения вовсе не испанцы, а французы. Вследствие сего понимания имперские войска умудрились атаковать ещё и французский Льеж, чем нажили своему монарху всеевропейскую славу неисправимого агрессора и ещё одного сильного врага для своей страны. И вот уже почти год в несчастной Фландрии шла совершенно идиотская война. Французы и испанцы гонялись за австрийцами, австрийцы – за испанцами и французами, испанцы и французы старательно не замечали друг друга, а все вместе в охотку гонялись за резко обедневшими фламандцами. Некогда процветавшие земли обезлюдели, горели деревни, жители коих – кто уцелел после попеременных нашествий с трёх сторон – разбегались куда глаза глядят. Но полный бедлам начался, когда в эту заваруху помимо трёх воюющих сторон и аборигенов влезли ещё и соседи-голландцы. Не утерпели, сочли себя обойдёнными при дележе сладкой булочки… Бедный Брюгге! Испанцы намеренно оставили «золотой мост» для фламандцев, чтобы те, согнанные со своих земель, бежали именно туда. В мышеловку. И там собрались жители чуть не со всех полыхающих чужой войной земель. Запасы продовольствия в городе быстро устремились к нулю, боеспособность теми же темпами приближалась к той же отметке. И в данный момент – а свежим сообщениям из Европы было от силы две недели от роду – почтенные бюргеры и гости города размышляли над сложным ребусом: кому бы сдаться? Когда вражин аж четверо, поневоле задумаешься. Ведь победитель всё равно будет один, и шансы примкнуть к проигравшим увеличиваются втрое. Особенно если учесть, что противоборствующие стороны всё ещё не пришли к общему знаменателю. То бишь, продолжали колошматить друг дружку почём зря, с редкими исключениями в виде перемирия между союзниками по большой политике.
Повод для большой войны получился замечательный. Политики и монархи за год вылили на соседей и через голову соседей столько помоев, что обычной дипломатией пришлось бы разгребать эти авгиевы конюшни лет десять. А такого срока им никто не даст. Никто в Европе, кроме двух-трёх посвящённых, не был осведомлён, что в личном сейфе генерала Магнуссона уже пятый год хранится неприметная папка с пометкой «Операция «Капкан».
«Капкан» сработал. Дичь вступила в него не одной, а сразу тремя лапами. Теперь нужно заставить её думать, что попалась как раз не она, а охотник…

10

- Лизанька, душенька, ты ли это?
- Катюша, дружочек, как я соскучилась!
- Ой, ты с Сашенькой! Да что ж это я вас на пороге-то держу! Проходите, что ж вы стали как неродные?.. Агафья! Лампы зажги да кофию подавай!
Видит Бог, в этих словах двух женщин было куда больше искренности, чем во всех придворных улыбках и ужимках вместе взятых. Елизавета Петровна и Екатерина Михайловна – дальние родственницы и старые подруги – обнялись и расцеловались. Не виделись они уже месяца три. И дело было вовсе не в крайней занятости герцогини Орлеанской, а в статусе госпожи Воллерт. Отношения Франции с Сен-Доменгом в последнее время сложно было назвать тёплыми и дружескими, и частые визиты второй дамы королевства в дом посла Сен-Доменга могли неверно истолковать. А вот раз в три месяца – да Бог с ними, с этими женщинами. Пусть поперемывают косточки мужьям, пока те вершат великие дела. А то, что герцогиня взяла с собой тринадцатилетнего сына, Анри-Александра де Бурбона, графа дю Мэна… Что ж, всем известно, с какой нежностью она любит своего первенца. Мадам Воллерт, как ни крути, доводится ему троюродной тёткой, и лишить его права общения с роднёй – значит, напроситься на неприязнь со стороны герцогини. А становиться поперёк дороги этой даме не рисковал даже Флери.
Екатерина Михайловна, будучи женщиной некрасивой и весьма умной, умело разыгрывала при дворе роль тихони-дурочки, серой мыши при блистательном супруге. Подобное реноме явно шло на пользу сен-доменгской и отчасти российской дипломатии: то, что не рисковали говорить при Иоахиме Воллерте, вполне спокойно выбалтывали при его жене, считая её тупой азиаткой. Ох, не один французский политик прокололся на этом! Супруги же не спешили разочаровывать французский бомонд, извлекая из их чрезмерной заносчивости немалую выгоду себе… и герцогине Орлеанской. Так что если две дамы и виделись лично не так часто, как хотели бы, то их регулярная – и вполне секретная, между прочим – переписка сделала бы честь любому министерству.
- Присаживайся, душа моя, в ногах правды нет, - Екатерина Михайловна пригласила подругу за столик. – И ты, Сашенька. Чай, к кофию уже пристрастился?
- Что вы, тётушка, маменька пока запрещает, - сорванец подмигнул тётке так хитро, что та всё поняла.
- Ладно, ты в моём дому, а тут я хозяйка. Угощу кофием – горечь несусветная, а ведь бодрит, правы турки. Только смотри, всё не высоси!
- Уж за этим-то я прослежу, Катенька, - рассмеялась Елизавета Петровна. – Как Яков Иванович поживает? Он дома?
- Только намедни вернулся. Вина с дороги хлебнул – и по сей час спит. Я будить не велела.
- Жаль, хотелось бы переговорить с ним кое о чём. Но раз так, то поговорю с тобой. Всё равно ведь ему выложишь, ничего не утаишь, - теперь улыбка герцогини отдавала лёгкой грустью. – Ты Андрея Иваныча хорошо знаешь?
- Остермана? Да кто ж его, немчина немытого, не знает?
- А от кого он хабар берёт, тоже ведаешь?
- Надо будет – проведаю, Лизанька.
- Разузнай, Катюша. Но думается мне, тут без цесарцев не обошлось.
- Плохо, - Екатерина Михайловна сокрушённо покачала головой. – Коль цесарцы в деле, Остермана не свалить. Помощь цесарская противу турок ой как надобна.
- А Россию продавать ради помощи противу турок тоже следует, или иной, куда меньшей ценой всё же обойтись можно?
- Ох! – родственница всплеснула пухлыми ручками. – Да неужто!.. Вот змей подколодный! Зря его твой батюшка в чины вывел, ох, зря…
- Знать бы, где упадёшь, соломки бы подстелил. И коль ирода этого запросто не свалишь, попробовать надо бы вот что…

В тринадцать лет мир выглядит совсем иначе, чем в тридцать. Истину эту Анри-Александру ещё только предстояло постичь. Но главное, чему всегда учила его мать – никогда не опускаться до предательства тех, кто тебе доверяет. «Не по-божески это, сынок – доверие ближнего продавать. Ты в него сучок бросишь, а обратно ведь бревно прилететь может». Это вполне вписывалось в принципы рыцарского кодекса чести, коим увлекался отец. И всё же юный принц всегда и везде видел противоположное тому, чему его учили родители. Лишь они одни как-то умудрялись выбиваться из общего удручающего фона, и мальчик их боготворил.
Мама недовольна тем, как русский посол отстаивает интересы России? Что ж, полезная наука, надо запомнить на будущее. Ведь если у дяди Филиппа не будет сыновей…

- Ты рождена ковы строить, Лизанька, - хмыкнула Екатерина Михайловна, выслушав подругу детства. – Ну, дай-то Бог, сладится у нас всё. А Яков Иваныч-то знаешь, откуда возвернулся? Из земли Фландрийской. Ни словечка не сказал, да по лицу видно было – страсти вавилонские там творятся. Как проснётся, обязательно расспрошу.
- Если там такое творится, вряд ли он тебе всё скажет.
- Всё – не всё, а и у меня, чай, на плечах не пустой котелок. Если что прознаю, я к тебе Мишеньку сразу пришлю.
- Верно, душенька. Бумаге не доверяй. Следят за мной, в сундуках роются. Да ничего не выследят, я тоже не за печкой уродилась…

Все мы, бабы, стервы...