Накаркал

Прода.

Глава тринадцатая

Анна

Поначалу затея показалась не стоящей выеденного яйца, но откинув свое извечное упрямство, я признала правоту своего поверенного. Логика Йоханна была безупречна – право Российской империи мне за короткий срок все равно не осилить, толкование законов - это его забота и прямая обязанность, но прочувствовать дух судебных процессов нынешней эпохи просто необходимо. Для этого придется поротозействовать вольными слушателями на нескольких заседаниях.
Львиную долю времени, которого и так было в обрез, отнимало следствие. Каждое утро я отмечалась в ближайшем участке у хмурого, вечно чем-то недовольного надзирателя, дотошно фиксирующего в надзорный журнал каждый мой шаг. Где была, с кем встречалась, когда планирую побег, в какую страну и каким видом транспорта.
Дознаватели также не радовали разнообразием поставленных вопросов. Не возникло ли у барышни желания раскаяться, чистосердечно признавшись в содеянном, где в сию минуту находится сообщник, кто обжулил в прошлом месяце купчиху Митрофанову, продав ей под видом заграничного средства от облысения простую колодезную воду за пять червонцев, и где припрятаны нажитые неправедным трудом капиталы.
Мои ответы в свою очередь не баловали дотошных следователей особыми изысками. Грешна, каюсь, сей момент все как на духу и выложу. Подлый сообщник сбежал от меня по причине несносности моего характера, лысые тетки не интересуют в принципе - за пять червонцев я не стала бы и мараться; несметные сокровища хранятся в надежном месте. Точные координаты указать? А вы с какой целью интересуетесь, господин хороший?  Ах, в силу служебной необходимости…
Тогда пишите! Вторая слева пещера на третьем ярусе, спросить Али-Бабу, этот дядька в тюрбане и есть беглый сообщник. Пароль: «сим-сим откройся». Отзыв… как не интересует? Жаль, очень жаль, я бы вам еще много чего забавного рассказала. Чего еще желать изволит гражданин начальник? В протокольчике расписаться? Крестик устроит? Вот и славно, низкий вам книксен на прощание, товарищ милиционер, а мне еще улики надо уничтожить от последнего деяния.
Словом, едва появилась двухдневная пауза в нескончаемой череде допросов, я поспешила навестить своего, прошу простить за не приличествующий воспитанной барышне жаргон, подельника-француза.
Задача представлялась непростой: в том, что мою преступную особу держат под негласным контролем, сомнений не вызывало. И хотя шпионские навыки у меня отсутствовали, пару-тройку подозрительных личностей я все же исхитрилась заметить. Во всех детективных романах эти типы именно такими и рисовались: серые, безликие, в мятых шляпах и стоптанных штиблетах, с газетами в руках подпирающие фонарные столбы.
Когда я поделилась опасениями с Пахомом, тот лишь хмыкнул в бороду, да прогудел, мол, не стоит беспокоиться понапрасну, барышня, лаптем щи хлебать не приучены. Как выяснилось позднее, по поводу щей кучер не лукавил.
Ранним утром, покинув купеческий особнячок и подолгу задерживаясь у освещенных витрин модных салонов, я беспечно прогуливалась по мощеным улицам первопрестольной, со всем старанием изображая изнывающую от скуки великосветскую особу. Следуя книжным инструкциям, несколько раз доставала зеркальце, пытаясь вычислить среди праздных гуляк полицейских филеров.
Видимо, талант сыщика у меня в крови, так как шпиков я насчитала три с лишним десятка. С той поправкой, что у девичьего страха глаза больше обычного, решила урезать осетра до двух с половиной. Впрочем, окончательная цифирь отряженных по мою душу соглядатаев все же смущала своей масштабностью. Хотя, кто его знает – бездельников во всех эпохах хватает, скучно им, вот и развлекаются слежкой за симпатичной особой. 
Особый ужас вызывал сутулый господин в зловещем пенсне и с жидкой бородкой, что следовал за мной по пятам практически от самого дома, мерзко постукивая тросточкой по мостовой. Он у них точно за главного! И трость у него явно не простая, а со скрытым кинжалом. Как пить дать еще и с ядом. Б-р-ррр! Не сочтите меня за трусиху, но вам такие приключения и не снились, поглядела бы я на вас, окажись вы на моем месте.
Едва добравшись до заветной арки, со всей прытью устремилась в спасительную полутьму проходного двора и, роняя на бегу туфли, с диким воплем ввалилась в поджидавшую меня коляску:
- Пахомчик, миленький, гони, пока нас всех тут не повязали!
Кучер, вздрогнув от моего вопля, нервно перекрестился и судорожно взмахнул кнутом. Протестующе взвизгнув колесами, экипаж помчался по пустынным переулкам дореволюционной Москвы.
- Счастлив видеть вас в добром здравии, мадмуазель Анна, - мягкий баритон привел меня в чувство. – Боюсь показаться нескромным, но я безумно рад нашей встрече.
Мой подельник, ради встречи с коим и были затеяны все эти шпионские игры, приветственно приподнял шляпу. Бросив испуганный взгляд за спину -  далеко ли погоня? - я едва слышно пискнула:
- И я рада видеть вас, месье Поль!
Француз понимающе хмыкнул. Коляска подпрыгнула на кочке, отчего мы дружно клацнули зубами. Пахом вполголоса выругался. Болезненно сморщившись, Поль с неподдельным участием спросил:
- Натерпелись страху при аресте? О ваших ажанах какие только страсти не рассказывают.
- Это жандармы отделались легким испугом, - пробурчала я, с содроганием вспомнив ночь, проведенную в околотке.
Коляска ухнула в глубокую яму. Потирая ушибленный локоть, Поль в сердцах бросил:
- У вас ужасные дороги, так и изувечиться недолго! Если московский градоначальник не в состоянии их починить, то хотя бы флажками оградил опасные места.
Я с ехидством прищурилась.
- Флажки, говорите? Вы когда пересекали государственную границу, российский флаг видели?
Француз неуверенно кивнул в ответ.
- Действует на всей территории Российской империи! – торжественно возвестила я.
Мой спутник от души рассмеялся. Пахом тем временем завернул экипаж в какую-то кривую улочку, застроенную покосившимся избушками. Место выглядело жутковато. Я зябко поежилась - где-то здесь точно живет Баба Яга. Пахом спрыгнул на землю и с озабоченным видом принялся подтягивать вожжи. Или как там все эти лошадиные ремешки называются? Точно не помню, врать не буду.
- Вы желали сообщить мне что-то важное? - едва мы остались наедине, произнес Поль.
- Искренне прошу простить меня за то, что втянула вас в столь неприятную историю! – я покаянно сложила руки на груди. – Клянусь всеми святыми, в мыслях не держала, что моя затея может привести к столь пагубным последствиям.
Правду молвят: благими намерениями вымощена дорога в ад. Когда гениальная мысль по спасению мошенника Жоржа посетила меня, о возможных последствиях, честно признаюсь, я не задумывалась.
- Не терзайте себя понапрасну! – небрежно отмахнулся Поль. – Мой дед брал Бастилию, отец воевал за независимость американского народа, так что дух авантюризма у меня в крови. Вы и впредь можете рассчитывать на мою помощь.
- Ловлю на слове, - рассмеялась я.
- Всегда к вашим услугам, - серьезно ответил Поль. - Но, полагаю, не для этого вы хотели меня видеть?
Смущенно потеребив кончик носа, я шепотом произнесла: 
- Мне от вас требуется только одно: быть ниже травы и тише воды. Фабричные цеха вы осматривали без меня, вместе нас видел только промышленник – его слово против моего. Когда меня задержала полиция, вас со мной не было.
- Был еще секретарь фабриканта, - напомнил Поль.
Я с пренебрежением махнула рукой:
- Заинтересованный свидетель, присяжные ему не поверят.
Поль насмешливо прищурился:
- А чему они должны поверить?
Тяжело вздохнув, я честно призналась:
- Пока еще сама толком не знаю, чему-нибудь да поверят. План сырой, тактика защиты не отработана. Но если обвинению не удастся связать меня с вами, будет намного легче.
Дальнейшая беседа свелась к обсуждению мелочей.
На том и расстались. Все-таки визит француза на фабрику в роли мадридского промышленника представлялся одним из самых слабых мест в моих защитных построениях. Если не удастся его отвязать от моей особы, у обвинения появится небьющийся козырь – преступный умысел группой лиц, что называется, налицо.
Вспомнив про прилизанного свидетеля-секретаря, я неожиданно припомнила и ненавидящий взгляд, коим одарил меня в правлении бумагопрядильной фабрики попавшийся навстречу член стачечного комитета рабочих.
- Пахом, голубчик, - тронула я за плечо кучера, – ты, помнится, говорил намедни, что свояк твой у Луки Астафьева в мастерах служит?
- В цехах ихних по механической части старшинствует, - не оборачиваясь, подтвердил Пахом. – В бригаде евойной наладчики да ремонтники трудятся, на Пасху как-то похвалялся, что должность то немалая будет, почетная. 
- Инженер Егоров… - я на мгновенье запнулась. - А с этим господином ты, случаем, никогда не сталкивался?
Кучер напрягся, это было видно даже со спины. Помолчав минуту, он настороженно, с явным недовольством спросил:
- Вам, барышня, к чему такие знакомства? Не к добру это, власть за этими господами, что народ к бунту подстрекают, в оба глаза бдит. Время нынче неспокойное, вам от социалистов подальше держаться надо, самим, чай, несладко приходится.
Намек был более чем прозрачен. Мало, мол, тебе, горемычная, уголовных приключений, так еще и на политику потянуло. Но деваться некуда - без помощи кучера мне не справится, в таких делах без протекции никак. Со мной даже разговаривать не станут.
Я жалобно протянула:
- Пахомчик, миленький, ну пожалуйста! Мне очень нужно встретиться с этим господином.
- Ладно, - после долгой паузы нехотя обронил Пахом. – Будет вам встреча, но коли боком выйдет ваша затея – не обессудьте, я вас упреждал… - и резко, без паузы, спросил: - До дому править прикажите иль другие намерения имеете?
- Нас господин Розенталь ждет, - напомнила я. – Едем в судебную палату.
Путь до окружного московского суда оказался неблизким – мне даже удалось немного вздремнуть. Когда добрались, долго терла глаза, пытаясь понять, что за сон мне приснился на этот раз.
Вспомнила.
И глубоко вздохнула, бросив виноватый взгляд на своего поверенного, нетерпеливо приплясывавшего у парадного крыльца.
- Вы обещались прибыть к девяти часам, - с легким укором произнес он, помогая мне покинуть коляску.
- Барышням свойственно опаздывать, - привела я неотразимый аргумент и, уцепившись за галантно подставленный локоть, с самым серьезным видом добавила: - По этой причине ваш упрек представляется необоснованным, вследствие чего подлежит отклонению.
- Вы опасный соперник, - немедля включился в игру Йоханн. – Признайтесь, где вы изучали риторику?
Ага, вот прямо сейчас все и расскажу! Диплом предъявить не потребуете?
Не дождавшись ответа, Йоханн молча открыл дверь окружного суда и столь же молча повел меня по широкой, отделанной мрамором лестнице. На втором этаже он остановился перед грифельной доской с расписанием дел, недовольно пожевал губами и, нахмурившись, произнес:
- К моему глубочайшему сожалению, познавательных процессов не наблюдается. Есть одно занимательное дельце по обвинению в подделке вексельных листов, но заседание уже началось, нас до него не допустят-с… Смею предложить дело о поджоге соседского сарая из мести, рассматривать будут через полчаса.
Пришел мой черед задуматься. Честно говоря, мне был интересен любой процесс, но хотелось бы что-нибудь поближе к моей тематике. К мошенничеству, то бишь. 
- Более ничего интересного не имеется? – осторожно спросила я.
- Увы, - с неподдельным огорчением развел руками Йоханн, - более ничего предложить не могу. Есть дело по частному обвинению в уничтожении долговой расписки, но корысти в том не следствие не обнаружило, долг возвращен, скорее всего, судебное разбирательство закончится примирением сторон. Впрочем… - он на минуту задумался и провел пальцем по доске с таблицей дел: - Вот по этому делу обвинителем выступает первый товарищ окружного прокурора, вероятно, он будет оппонентом и в нашем процессе. Крайне цепкий и хитрый господин. Не желаете заочного знакомства?
Врага надо знать в лицо – это аксиома. Не колеблясь ни секунды, я решительно сказала:
- Идем! – и уже входя в зал заседаний, запоздало спросила: - А что хоть за дело-то?
- Банальная кража, - пожал плечами Йохан и, кивнув субтильного вида судебному приставу, стоящему у входа в зал, подвел меня ко второму ряду зрительских скамеек.
Я завертела головой по сторонам. Зевак на удивление было немного – зал заполнился едва ли наполовину. Из вездесущей прессы наблюдался лишь один фотограф, при виде меня страдальчески наморщивший лоб. Он явно пытался вспомнить, имел ли счастье лицезреть мою особу ранее.
В моей особе, между тем, боролось два противоречивых чувства: нежелание излишнего внимания и природная вредность. Победила последняя – показав украдкой язык назойливому папарацци, я с независимым видом  уселась на жесткую скамью, не забыв задрать вверх подбородок.
Йоханн едва слышно хмыкнул.
Вскоре в зал ввели подсудимую. Забитая тетка лет сорока, с испуганным взглядом на морщинистом лице. Не знаю, что там она украла, но мне отчего-то стало ее нестерпимо жаль. До слез.
- Встать, суд идет! – неожиданным громогласно объявил субтильный пристав, и зал послушно загрохотал отодвигаемыми скамьями.
В черных мантиях неспешно и степенно вошла судейская коллегия. Едва заняв место, председательствующий огласил:
- Слушается дело по обвинению крестьянки Марфы Дмитриевой в тайном хищении медной лампады, освященной употреблением при богослужении. Дело рассматривается московским окружным судом. Прошу пристава пригласить господ присяжных заседателей.
- Лампадке этой красная цена – пятак в базарный день, - недоуменно прошептала я. – Подсудность мирового судьи, почему окружной суд рассматривает дело, да еще и с присяжными?  # # 1

# # 1  Судебные уставы 1864 г. ввели систему судебных органов с четкой компетенцией. Создавались две группы судов: мировые судьи и система общих судебных установлений, к которым относились окружные суды, судебные палаты и Кассационные департаменты Правительствующего Сената. Институт мировых судей открывал доступ к правосудию широким слоям населения: к компетенции мировых судей относилось рассмотрение мелких гражданских и уголовных дел. Окружные суды рассматривали по первой инстанции гражданские и уголовные дела, неподсудные мировым судьям и не отнесенные законом к ведению судебных палат.
С некоторыми изменениями сам принцип разделения в  судопроизводстве сохранился по настоящее время.

- Святотатство, - лаконично поведал Йоханн.
Мне это ни о чем не говорило.
- Поясните! – настойчиво потребовала я.
Взглянув на меня с некоторым недоумением, мой поверенный негромко сказал:
- Похищен предмет церковного имущества, что влечет крайнюю степень тяжести содеянного. Сие преступление карается четырьмя годами тюрьмы и лишением прав состояния.
Между тем присяжных заседателей привели к присяге, и обвинитель коротко изложил обстоятельства дела. Обвиняемая тайно похитила из незапертой часовни медную лампаду, в содеянном призналась полностью, вследствие чего обвинение не считает необходимым проведение судебного следствия. 
Честно признаться, сама суть дела меня не заинтересовала – коль защита строится на чистосердечном признании, что непременно приведет к смягчению наказания, то и состязательности в процессе не предвидится. Мне был интересен мой будущий оппонент по собственному делу.
Первый товарищ окружного прокурора имел весьма респектабельный вид. Высокий, поджарый, с проницательным взглядом и отточенными, хищными движениями. Обвинительная речь завораживает своей безупречной логикой, не оставляя ни малейшего шанса для защиты. Перед таким господином невольно почувствуешь себя жертвой.
Я зябко поежилась – соперник мне достался из высшей лиги. На свой счет я не заблуждалась – до уровня юристов Российской империи мне было как до плеяд. Наше поколение училось по их трудам, и то, что нам преподносилось на блюдечке, эти господа достигали своим трудом, оттачивая мастерство в судебных баталиях.
Из горестных раздумий меня вывел голос председательствующего:
- У господ присяжных имеются вопросы к обвинению?
Присяжные заседатели дружно покачали головами – вопросов не имеется.
- Подсудимая, встаньте, - строго произнес председательствующий. – Что можете сказать в свое оправдание?
Бедная женщина глубоко вздохнула, робко перекрестилась, открыла рот и, обреченно взмахнув рукой, беззвучно расплакалась.
Коллегия переглянулась, но сочувствия в их глазах я не заметила. В груди стало жарко от подступившего гнева - четыре года тюрьмы за копеечную лампу… У вас есть хоть капелька сострадания, господа хорошие? Вы посмотрите на несчастную воришку – кожа да кости, без слез не взглянешь. Спросили бы, когда она последний раз горячий суп пробовала. 
-  Господин защитник, ваше слово, - безразличным тоном продолжил процесс председательствующий.
Присяжный поверенный – невысокий, круглолицый, невзрачный - встал и, нервно промокнув платком лоб,  еле слышным голосом прошептал:
- Ввиду чистосердечного сознания подсудимой я прошу отнестись к ней со снисхождением.
- У вас все? – скучным голосом проскрежетал правый член коллегии.   
Защитник понуро кивнул.
- Господа присяжные имеют вопросы к подсудимой?
Скамья присяжных заседателей безмолвствовала. 
- Могли бы для приличия хотя бы один вопрос задать, - в сердцах бросила я.
- О чем, позвольте полюбопытствовать? – прошептал Йоханн.
- Сколько, к примеру, у нее детей. Или… - смутная догадка зашевелилась сонным мотыльком. – Или откуда была похищена эта злосчастная лампада!
Может быть, в профессиональной подготовке я вам и проигрываю, господа имперские юристы, но учебники ваши я штудировала наизусть.
- Но ведь факт установлен и защитой не отрицается – похищение произошло в часовне, - недоуменно поведал Йоханн.
На нас зашикали с задних рядов, председательствующий грозно посмотрел не меня. Ответив упрямым взглядом, я злым и громким шепотом пояснила:
- Часовня большая. В каком конкретно помещении хранилась лампада?
Йохан вопросительно изогнул бровь:
- Но какое это имеет отношение к делу?
- Самое что ни на есть прямое! – не сдерживаясь, прошипела я. - Существенный признак святотатства обвинением не доказан.
Председательствующий, нахмурившись, постучал карандашом по столу.
- Еще одна реплика и я буду вынужден просить, молодые люди, освободить нас от вашего присутствия.   
Член коллегии со скрипучим голосом придержал его за руку и, бросив на меня заинтересованный взгляд, повернулся к товарищу прокурора.
- Кстати, господин обвинитель, соблаговолите пояснить суду, откуда конкретно похищена лампада?
- Из дощатого пристроя к часовне, - с показным безразличием пожал плечами товарищ прокурора. – В нем хранятся различный инвентарь для хозяйственных нужд и товары для лавки.
- Доказательства употребления лампады при богослужении у обвинения имеются? – вкрадчиво проскрипел член коллегии.
После долгой паузы товарищ прокурора нехотя признал:
- Такими фактами обвинение не располагает.
- Тогда почему вы дали заключение о применении статьи 226 Уложения о наказаниях, если признак святотатства следствием не установлен?
Прокурор промолчал.
Публика оживленно загудела.
- Позвольте выказать мое искреннее восхищение! – Йоханн церемонно поцеловал мне руку.
Мне отчего-то стало неловко.
- Еще ничего не кончено, да и сама кража не перестала быть преступлением.
- Ерунда! – небрежно отмахнулся Йоханн. – Если факт освящения церковного имущества не доказан, это уже иная квалификация и, если мне не изменяет память, предусматривает наказание на срок не более шести месяцев без ограничения в правах.
Судебная коллегия, низко склонившись головами, совещалась на месте. Наконец, председательствующий, выпрямившись во весь рост, торжественно огласил:
- Господа присяжные, вам предстоит ответить на следующий вопрос: виновна ли крестьянка Марфа Дмитриева в том, что тайно похитила из незапертой часовни медную лампаду, освященную употреблением при богослужении.
Присяжные удалились.
Публика осталась на местах, возбужденно перешептываясь.
К нам подскочил вертлявый папарацци, наведя объектив фотоаппарата.   
- Прошу простить мою бесцеремонность, но ваша личность мне несомненно знакома… - пафосно начал он.
- Мне тоже, - перебила я.
- Простите?
Я терпеливо пояснила:
- Моя личность мне тоже знакома.
Папарацци неуверенно хохотнул.
- Шутить изволите?
- Отнюдь-с, я серьезна как египетская мумия.
Йоханн сдавленно всхлипнул.
Недовольно покосившись на него, я сварливым тоном осведомилась:
- Вы что-то хотели от бедной девушки?
Фотограф шаркнул ножкой. 
- Позвольте запечатлеть вас для репортажа.
- Не позволю! – безжалостно отрезала я.
- Но почему? – искренне удивился он.
Поманив его пальчиком, я заговорщицким шепотом произнесла:
- Потому что я в имперском розыске. Если мое фото попадет в газеты, меня немедленно арестуют.
Папарацци побледнел и, судорожно дернув кадыком, пролепетал:
- Вы социалистка?
Наш содержательный диалог был прерван – из совещательной комнаты вернулись присяжные заседатели.
- Готовы ли вы огласить вердикт?  - строго вопросил председательствующий.
Старшина присяжных, залихватски подкрутив кавалерийские усы, гулко бухнул:
- Готовы… - и, подслеповато щурясь, зачитал по бумажке: - Коллегия присяжных единогласно постановила… - выдержав пуазу, он внимательно оглядел зал, и торжественно закончил: - Признать виновной крестьянку Марфу Дмитриеву в тайном хищении медной лампады, саму лампаду освященной не признавать.
Публика взорвалась рукоплесканиями. Товарищ прокурора, лукаво усмехнувшись, весело подмигнул мне. Вздрогнув от нежданного знака внимания, я не нашла ничего лучшего, чем послать в ответ воздушный поцелуй. 
Вспышка магния резанула по глазам.