Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Дверь отворилась, и на пороге появились двое. Один был темноволос, одет в недорогой хитон и, в целом, не имел особых примет, если не считать бороды, которая за века македонского и римского владычества вышла из моды в материковой части Эллады. Впрочем, здесь, на островах, всегда сильно азиатское влияние.
Второй выглядел поинтереснее. Он был одет в штаны, варварскую рубаху с рукавами, а сверху еще и гиматий, несмотря на жаркую погоду. Край гиматия, обмотанного вокруг тела, наброшен на голову, скрывая лицо.
Первый из вошедших, быстро отыскав глазами Эвдора с Дракилом, направился к ним. Второй не прошел в зал, оставшись у двери, которую он прикрыл, и выглядывал теперь через щелку на улицу. Первый с размаху опустился на скамью рядом с Эвдором. Скамья жалобно скрипнула.
– Выпьешь с нами, Койон? – протянул кружку вновь прибывшему Дракил, – обмозговать кое-что надо.
Однако Койон лишь отмахнулся.
– Убили Одноухого Акаста.
– Кто? Где?
– Стражники. В порту. Ими весь город кишит.
– Как это случилось?
– Я сам ничего не понял. Мы с фракийцем, – кивок в сторону человека, оставшегося у двери, – вместе были, а Одноухий чего-то отошел. Потом гляжу, его Красные Шапки окружили и о чем-то с ним препираются. А он вдруг, хрясь одному в рыло, и бежать. Ну, догнали его, повалили. Четверо их было или пятеро. Акаста они долго били палками, да там и бросили. Народ в стороны шарахается. Я подошел к нему, когда они ушли. Вся башка кровавое месиво, не дышал он уже.
Эвдор крякнул, припоминая встречу со стражей, которая могла бы закончиться вот так же печально.
– Меня тоже сегодня остановили. Возле военного порта. Да отпустили.
– Прямо так просто и отпустили? – недоверчиво спросил Койон, – они что-то сегодня совсем озверевшие.
– Ну, не просто. За мзду. Свалилось тут, внезапно, богатство, да припрятать не успел.
– Это что за богатство?
– Не важно уже. Тю-тю оно. Ты дальше рассказывай.
Койон прокашлялся.
– А дальше... Дальше сюда шли и все хотели меньше ростом стать. Эти ублюдки повсюду стоят. И гоплиты, в полном вооружении. Из каких нор повылазили? Но, вроде, пронесло. Чем Одноухий им не глянулся, понять не могу.
– У нас у всех рожи неблагородные.
– Одно из двух, – сказал Дракил, – или они просто решили очистить город от всяких оборванцев в честь прибытия Лукулла, или кто-то из Братьев, кроме нас, проник в город и об этом стало известно.
– Может они нас ловят?
– Нет, – возразил Эвдор, – иначе меня бы не отпустили.
– Я тоже не думаю, что они ловят нас, – сказал Дракил, – но наше положение все равно осложняется. Я бы попытался выяснить, кто есть в городе из Братьев и присоединился к нему.
– Так же, как ты хотел присоединиться к Волку? – прозвучал за его спиной тихий шипящий голос.
Дракил вздрогнул от неожиданности и обернулся. Фракиец уже не смотрел на улицу. Он приблизился столь незаметно, что не только Дракилу стало не по себе. Край гиматия сполз на плечи варвара, обнажив длинные темно-русые волосы и худое острое лицо с хищным, чуть горбатым носом. Правое ухо его было проколото, но серьга отсутствовала.
– Да, именно так, – ответил Дракил, – ты что-то против имеешь, Залдас?
Фракиец осклабился.
– Один корабль в порту. На нем знамя. Вот такой знак, – фракиец пальцем прочертил по столешнице несколько линий, которые в воображении собравшихся соединились в изображение обоюдоострой секиры.
Дракил снова сплюнул на пол. Эвдор скрипнул зубами:
– Лабрис[19].
– С римлянами? – недоверчиво протянул Койон.
– А ты мне не верил, – посмотрел на Дракила Эвдор, – ай да Леохар. Ловко. Из них теперь с Лукуллом отличная пара получится. Волк и Волчица.
– Ты уверен? – поднял глаза на фракийца критянин.
Тот кивнул. Пират Леохар, был одним из наиболее известный в Восточном Средиземноморье пиратских вожаков. Ему подчинялось несколько десятков кораблей, несших знамя – черный лабрис на белом фоне. На своем родном Крите Леохар практически всевластен, несмотря на то, что остров формально поделен между несколькими мелкими царьками. Все они всецело зависели от Волка.
С глубокой древности Крит стал одним из двух центров пиратской вольницы. Вторым был Пиратский берег в Киликии. В данный момент киликийцы поддерживали Митридата, и столь открытое и вызывающее выступление Леохара на стороне римлян грозило большим разбродом в Братстве.
– У тебя есть шанс поступить на службу, – усмехнулся Эвдор, обращаясь к Дракилу, – к римлянам. В конце концов, если бы не они, где бы мы сейчас были?
– Ну, уж нет.
Было видно, что новость повергла критянина в глубокий шок. Как и Эвдор, Койон и вообще вся их компания, некоторое время назад Дракил был пиратом, но в отличие от своих товарищей, раньше ходил на кораблях Леохара.
Вся эта братия несколько дней тому назад добралась до северо-западного побережья Родоса из Аттики на утлом суденышке, едва не пошедшем ко дну в совершенно спокойную погоду. Они не имели денег и оружия. Их одежда грязна и оборвана, тела несли на себе следы колодок и кандалов. Неудивительно, что любой внимательный стражник заподозрил бы в этих людях беглых рабов, как оно и было на самом деле.
Еще совсем недавно они глотали белую каменную пыль в серебряных рудниках, что с давних времен были главным источником дохода афинского государства. Лаврийские горы, словно старый дуб, изъеденный жуком-древоточцем, были вдоль и поперек прорезаны десятками, сотнями шахт глубиной до девяноста локтей.
Здесь трудились тысячи рабов. Пойманные пираты, разбойники, тысячи самых опасных, сосланных на эту каторгу за непокорство, побеги, бунты, убийства хозяев. Тысячи просто ни на что не годных, кроме тяжелой физической работы. Сюда редко попадали мастеровые рабы. Даже во времена войн, когда цены на рабов падали, мастер ценился слишком высоко, чтобы гробить его в рудниках. Разве что он был слишком строптив.
По четырнадцать-шестнадцать часов долбили рабы на глубине камень, в плетеных корзинах поднимали наверх богатую свинцом руду, где перемалывали ее в мелкое крошево. Превращенную в песок породу промывали в воде, отделяя свинец и крупицы серебра от бесполезной породы. Свинца в Лаврионе добывалось почти в сто раз больше, чем серебра, но того, что было, в течении уже нескольких веков с лихвой хватало Афинам на новые триеры, храмы, портики и статуи, новых воинов и новых рабов, что заменяли «износившихся». А изнашивались люди здесь быстро. Очень быстро. В шахте крепкий мужчина мог протянуть самое большее полгода. После чего превращался в дряхлую, еле держащуюся на ногах, развалину. Те, что работали наверху, крутили огромные дробящие жернова или промывали породу, жили несколько дольше, но не на много. Редко, кто выдерживал более полутора лет. А потом начинался кровавый кашель, выворачивающий нутро наизнанку. И старший надсмотрщик отдавал подчиненным команду – заменить раба.
Отсюда не возвращались. Рудники стерегли множество надсмотрщиков. Любые беспорядки, попытки бунта молниеносно и очень кроваво пресекались. За всю историю существования рудников случилось несколько восстаний, но все они были подавлены. Афины ревностно охраняли одно из самых ценных своих владений. Лишь единицам удалось бежать, да и то, рассказы об успешных побегах сродни мифам. Они грели душу надеждой, но были не более чем сказкой. Слишком красноречивы гниющие на крестах трупы «удачливых» беглецов, сумевших выбраться из рудников, но лишь краткий миг дышавших ветром свободы. Ни один не покинул пределы Аттики, даже не добрался до Афин.
Афины давно уже потеряли свою независимость, но рудники продолжали исправно функционировать, формально все еще являясь собственностью афинской олигархии. Туда по-прежнему отправляли попавшихся пиратов.
Два года назад олигархия, возглавляемая стратегом Аристионом, соблазнилась деньгами и посулами Митридата и переметнулась на его сторону. Ответ римлян, занятых внутренними делами несколько задержался, но все же последовал. Армия Суллы, высадившаяся в Греции, двинулась в Аттику. Для обороны города Митридат прислал своего стратега Архелая с войсками и флотом.
Сулла не смог овладеть городом штурмом с налета, и приступил к осаде. Четыреста лет назад, при Фемистокле, победителе персов, были построены Длинные стены, соединявшие Афины с портом Пиреем. Впоследствии, в Пелопонесскую войну, войны диадохов, эти стены несколько раз разрушались и возводились вновь. Сейчас их не было, что позволило Сулле без труда окружить Афины и отрезать Пирей. Войско Архелая рассеченное на две части сражалось храбро и легионерам никак не удавалось взять ни город, ни порт. Особенно плохи дела римлян были под стенами Пирея, поскольку флота Сулла не имел, а Митридат морем постоянно перебрасывал Архелаю подкрепления и припасы.
Пирей ни в чем не имел нужды, а в Афинах, до которых рукой подать, начинался голод.
Римлянам не хватало дерева для строительства осадных машин, тогда Сулла приказал вырубить священные рощи Академии и Лицея. Нужен был флот – Сулла послал Луция Лукулла к союзникам Рима, в Египет, на Родос. Оба союзника независимы, требовать с них что-либо невозможно, а просить, явившись с пустыми руками, бессмысленно. Денег у Суллы не было и чтобы их достать, римляне разграбили храмы в Дельфах. А так же наведались в Лаврийские рудники.
В Лаврионе скопилось довольно много серебра, которое афиняне не успели вывезти в более надежные места. Стражи в рудниках всегда было много, но для легионеров Суллы она не представляла проблемы. К начавшейся драке сразу же присоединились рабы из тех, что работали на поверхности. Всего их было около трех тысяч, но они не имели оружия, многие истощены. К тому же римляне вовсе не собирались освобождать рабов, они стремились лишь забрать то серебро, которое уже было превращено в слитки. Поэтому бежать удалось лишь сотне каторжников, в числе которых посчастливилось оказаться Эвдору и его товарищам, попавшим в это гиблое место за морской разбой.
Собравшая компания насчитывала десять человек. Все они были осуждены в разное время, но на рудниках оказались недавно, в верхних мастерских. Эвдор и Дракил были разбойными не из простых. Они и стали вожаками. В спутники им подобрались люди случайные, поскольку друзья-товарищи обоих навсегда сгинули на нижних уровнях шахт, и лишь какое-то особое расположение богов помогло двум главарям избежать подобной участи.
Аттика напоминала выжженную пустыню и из нее следовало выбираться побыстрее. Повсюду рыскали отряды римлян, совершали вылазки понтийцы и афиняне. Наступила зима. Пираты смогли добраться до побережья и прятались в разоренном и обезлюдевшем рыбачьем поселке. Им посчастливилось найти относительно целое рыбацкое суденышко, но выйти в море нельзя, нужно ждать весны.
К весне защитники Афин совсем ослабели от голода, и в пятнадцатый день месяца антестериона, а по римскому счету в мартовские календы, в полночь, легионы Суллы, разрушив часть стены между Священными и Пирейскими воротами, вступили в город. Началась резня. Аристион продержался еще несколько дней на Акрополе, но все же был взят в плен. Его казнили вместе со всеми гражданами, занимавшими какие-либо государственные должности.
Афины пали. Не видя больше смысла защищать Пирей, Архелай со всем войском отплыл в Беотию. Залив кровью Афины, Сулла сразу же выступил вслед за понтийским войском.
Аттика совсем обезлюдела. Через месяц, дождавшись ровной погоды, горстка беглых пиратов наконец вышла в море.
Эвдор рвался на Родос. Он не объяснял причин, но его уверенность вкупе со впечатляющей внешностью и телесным здоровьем, не сильно попорченным рудниками, убедили всех послушаться его. Критянин пробовал возражать, но был вынужден подчиниться большинству.
Морем до Родоса от Аттики не более десяти-пятнадцати дней пути, в зависимости от ветров, но пираты добирались до цели почти два месяца, часто вынужденно задерживаясь на различных островах.
Наконец, цель была достигнута. Эвдор упорно помалкивал насчет своих планов. В городе он привел всех в заведение «Веселая наяда», где они и сидели уже второй день.
-------
19 Лабрис – критская секира. В описываемое время подобное оружие не применялось уже несколько веков, но продолжало оставаться одним из самых узнаваемых символов Крита.
20 Аристид – «Сын лучшего» (греч).
Но большой кусок написан, скоро выложу.
А продолжения ждём, здесь понукать автора не принято.
