В зале меня ждал сюрприз. Оказывается, князь Мирский приказал доставить и установить в Бражичах музыкальную новинку - венское фортепиано. Он действительно баловал  свою внучку и преподнес ей на день ангела такой подарочек.
Рояль, по меркам века двадцатого более чем скромный размерами, музыкальными возможностями, да и формой отличный, но именно – рояль. Не клавесин или клавикорд, которые составляли основную массу домашних клавишных музыкальных инструментов. Ореховый цвет лакированных боков рояля отражал свет свечей люстры. Сумасшедшей цены вещь.

Ах, мама дорогая, как же я соскучился по настоящему звуку хорошего инструмента.  Нет, и здесь музыки хватает, люди поют часто. На работе, на отдыхе, в церкви. И совсем неплохо поют. Но звуки качественного инструмента звучат не слишком часто. И сейчас мой слух просто впитывал мелодику не самых сложных музыкальных пьес или нехитрого аккомпанемента к песенкам, которыми развлекали публику молодые женщины.  Ух, аж пальцы зудят, так вдруг захотелось пробежаться ими по клавишам. Соскучился, честно говоря, по музыке. Рояль есть рояль, никакая гитара не заменит богатство звука фортепиано.  Правда и с гитарой, и с клавишными я больше любитель, до добротного профессионального уровня владения инструментом не дорос. Мой потолок – тапер ресторанный. Для себя больше, для души, для друзей…
Но как классно звучит, зараза.  Ах, лепота!
Пока музицирование проходило в ключе обмена музыкальными шутками и подначками. А поскольку уровень музыкального образования у господ аристократов весьма и весьма неплох, то происходит это весело и непринужденно. Тусовка музыкальная какая-то. Приятненькая даже.
А если что серьезное сыграть из моего времени? Хотца, прям как в детстве сладкого…

Параллельно шли иные развлечения. Шляхтичи и есть шляхтичи, в присутствии дам хвосты распустили словно павлины, я же старался держаться в сторонке. Анна и ее подруги и без того были окружены мужским вниманием.
Затевалась общая игра в фанты. Народ веселился вовсю. Даже мне не удалось отбрыкаться от участия.
В игре заправляли два старинных приятеля с одинаковыми именами, два Тадеуша Жидецкий и Корбут, или правильней Караффа-Корбут, но этот пан добродушно позволял сокращать свою фамилию, что, в общем-то, бывало редкостью среди шляхты.
Обоим под сорок, оба - старые холостяки, один из которых маленький и желчный, а другой, напротив, представительный и пышущий здоровьем. Вечные спорщики, памятные мне еще с первого моего визита. Цены бы им на свадьбах и корпоративах не было. Пат и Паташон. Массовики, понимаешь, затейники. Но очень неглупые дядьки, при этом.

Краем глаза заметил, что князь покинул наше общество.
Ушел один, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Все его сопровождающие остались. И, словно уход князя послужил сигналом, выпал мой фант.
- А этому фанту… Надо…

Ну вот. Бойся своих желаний. Извольте пан Горский…
Впрочем, шляхта меня упорно именует на французский манер «мосье» или на русский «господин», как бы подчеркивая разность между ними и мною, зато дамы  с не меньшим упорством величали по имени-отчеству. Вот вроде – мелочь, а чего-то в их обществе она означает.
Так вот, извольте, мосье Горский, побыть лицедеем и паяцем. А изобразите-ка шута. Это ведь игра… Ах какая милая шутка…
Неплохая ловушка. Удобно выставить меня дураком. Попытка – в зачет, Тодеуши. И босс ваш вроде не при чем. Интересно, его идея или ваша импровизация?
Хотите? Ладно. Будет вам шут.

- Ну что ж. Извольте, панове. Позвольте же шуту пройти к инструменту. Коль нет бубенчиков, используем фортепиано.- Усмехнулся про себя.
– Лиры нет – возьмите бубен!
Итак. Немного предисловия…

Пальцы сами ложатся на черно-белую дорожку клавиш и пробуют…, нет, уже летят по собственной воле в импровизации из обрывков мелодий и тем, вторя моему голосу.

- Представьте пани и панове…
Ведь Господь наделил нас даром воображения.
Старинные времена.
Времена великих Королей и не менее великих Шутов. И среди них, шут - величайший из известных. Позвольте представить.
Гамлет. Принц датский…

Тихая мелодия, раздумье  в музыке и такое же в тоне голоса. Начнем…

Не знать бы мне, с какой сорвусь струны,
Земную жизнь пройдя за середину,
Не спутать роль с преданьем старины
И шепот Музы - с песнями Эриний.

Быть иль не быть? Кто зеркало унес? -
Мы сквозь него так быстро пробегаем,
Что сам собой решается вопрос,
И псы луну выкатывают лаем.

Крепнет музыка. Да это не менуэт, и даже не галоп… Ах, рояльчик ты, эпохи рококо. Как же тяжело тебе вытаскивать трагические ноты эпохи иной. Но ты справляешься, родной, и с чеканным стихом Мирзаяна и с оживлением наяву гамлетовского образа в черном свитере таганковского лицедея.
Мир – слушай! А не хочешь – убирайся в тартар.
Сейчас и здесь моя Таганка…

Где мы сейчас? Уже не разглядишь,
Куда наш парус призраки задули...
Ревела буря, гром, шумел камыш,
Рыдала мышь и все деревья гнулись.

Теперь кругом - великая стена
И снег идет в холодном нашем храме,
И тишина - ты слышишь? - тишина
На много миль звенит под куполами...

Звенит мелодия. Моя. Созданная в этот миг и тут же обращаемая в музыку.
Шута хотели – вот вам шут. Не напугайтесь только…

Но нет, нигде нам не открылась дверь,
Хотя мы шли, сворачивая горы,
И чтоб от нас не скрылась наша цель,
Мы даже на ночь не снимали шоры.

Всегда к тебе, пленившая заря!
Кого твой луч не ослепил - за нами!..
Ударим в щит, и Дания моя
Пошлет данайцев с братскими дарами.

Тональность изменяется. Это уже не я говорю, а кто-то другой через меня поет хриплым голосом раздирающим душу в клочья. Вы этого не видели, не знали.
Я видел…
Знаю, что я лишь бледная тень великого поэта, но как могу… На сколько хватит сил…

Неправда, нет! Лишь музыка права.
За то, что ей одной служил упорно,
С таких глубин открыла мне слова,
Что наверху они мне рвали горло.

Все канет в нем: и говор наших лир,
И всей Европы призраки и вещи.
Я за тобой! На скандинавский мир
Одним безумьем больше или меньше...

Форте! Еще форте! Срываю голос, ну и черт с ним… Допою… на краю…

Я вижу всех, кто выйдет эту роль
Сыграть всерьез, того еще не зная,
Что их судьбу и злую нашу боль
Одним безумьем я соединяю.

Вот гул затих. Я вышел на помост,
И мне в слезах внимают фарисеи.
И свет софитов бьет меня насквозь,
И от него вокруг еще темнее.

Да, я хотел сказать: "Остановись,
Покуда сам не ощутил всей кожей,
Как дорога, как дорога нам жизнь!.." -
Когда открыл, что истина - дороже,

Что каждый шаг записан, как строка,
Где небеса свои расставят знаки:
Там высоко натянута струна
И предо мной - великий лист бумаги...

И снова тихо. Мелодия-раздумье, с которой и начал.

Глухая ночь течет за край листа.
Святые спят. Пустыни внемлют Богу.
Над головой колеблется звезда.
И я один вступаю на дорогу.

Рояль  смолк. В зале – тишина. Я пуст, как выпитый кувшин. Такого просто не повторю, не сумею больше. Все. Выложился по полной, ведь ни разу не актер…
Но сцену надо доиграть.

- Шут или принц, панове…, а нужны ли разговоры? – Я оборачиваюсь к зрителям.
- Весь мир - божественный театр, а все мы люди – лишь актеры.

М-да. Наверное, не стоило так-то… Мирзаян был непрост в восприятии и в мое время, а уж тут… Может, не надо было? Как-то оно само пошло, а я не стал сдерживаться. Зря? Или нет?
Они молчат. Все – ни слова.
С ума сойти… Чего-то я вытворил…
А они…?
Они поняли. Честно… Не ожидал…
Если не стих, то эмоции точно поняли. Вернее их накрыло ими, как волною в шторм. Неуправляемо.
У дам слезы в глазах, веера нервно сжаты пальчиками, лица шляхтичей бледны, сжатые до белых костяшек кулаки.
Конечно, они не поняли всех слов, да и русский у них не в почете. Но мой ответ на вызов их ошеломил. Трагедия шута…
Не ожидали?
А ведь хотели надо мной повеселиться, навязав мне роль Петрушки. Какой простор для панского остроумия! Ведь я едва ли смог бы отшутится от двух острословов-Тодеушей, на кокой-то поступочек меня бы наверняка спровоцировали. Затейники... А тут, облом. Желанье устроить камеди–клаб за мой счет у них пропало напрочь.
И Анна…
Глаза - на пол лица, а в них огненный шторм пожара высшей степени опасности. Стихия…
Да что ж вы эмоциональные-то все такие? Отомри!

- Браво… - шепотом женский голос.
- Браво!!!  - а это что, овации…? Их ведь меньше десятка народа. Откуда столько шума?
Блин. Как бы смыться на воздух. Душновато что-то…
Скажу вам, ребята, тяжел хлеб лицедея. Лучше уж в каменоломнях. Не… Не мое это. На сцене надо уметь душу дозировать, а то и сгореть недолго. А я не обучен.

Вечер продолжился, но атмосфера вокруг меня изменилась. Враждебность не то чтобы исчезла совсем, но как-то отодвинулась, словно в растерянности.
И славно!
Дамы и кавалеры затевали еще какие-то развлечения, но я в них участия не принимал, да и у них чего-то не ладилось. Анна, хоть и исполняла роль хозяйки вечера, но тоже не слишком-то развлекалась. Просто сидела за роялем и наигрывала тихонечко какую-то мелодию создавая некий музыкальный фон в зале.
Испортил я ребятам развлекуху. И вечер хозяйке подпортил… Но – ничего. Она поймет. Ведь все могло быть хуже. И гораздо.
Я уже вижу в них врагов, я уже на поле боя. Я знаю будущее.
А со стороны это выглядит – «вы полный псих мосье Горский». Именно так и будут завтра говорить. Ну и флаг им в руки. Мнение врага мне не интересно
Свечи догорели до последней четверти. Вот и заканчивается вечер. Пора и честь знать.  Ночь за окном.

Чем сходны все влюбленные?
Они нетерпеливы…
Вот не спалось мне этой ночью. Не помог даже стакан коньяку, который я маханул в своей комнате на совковый манер - залпом. Колотило нервное напряжение швыряя меня по ощущениям то в Арктику то на экватор.
Анна рядом, а я не должен к ней даже прикоснуться, поцеловать и пожелать спокойной ночи?  А, гори оно все огнем, а все условности пусть сгинут в бездне. Не могу без нее…
Не сейчас. Не сегодня.
Я год шел к ней. Год…, трах-тибидох и тибидохом сверху! Сим-салабим и все волшебные слова русской речи! 
Баста!
Ведь сейчас меня от нее отделяет не тысяча верст, а всего лишь темный коридор.
Ночь кругом, меня никто и не увидит… Она ведь совсем близко.
Вперед, Серега!
А, была, не была…

Темень, хоть глаз коли. Паркет чуть поскрипывает под моей ногой. Ничего. Дорогу я найду и с закрытыми глазами.
Чу! Отсвет темноты, хоть как темнота может отсвечивать? Движенье портьеры от сквозняка, или…? Запах духов. Так пахнут… Анна?
Почему ты здесь?
А вот как бы вы сами себя почувствовали, если бы под сенью тьмы отправились к своей любимой тайком от всех, а в пустом дверном проеме ее комнаты столкнулись именно с нею?
Невозможно же…
Но, видимо, возможно. Так и происходит со времен Адама. Обыкновенно, как день и ночь, как сама жизнь.
Просто моя женщина ждала меня…

И кто сказал, что чей-то запрет может стать нам помехой? Уж скорее наоборот.
С моей стороны это была в какой-то мере бравада и самоутверждение порожденное страстью, а вот со стороны Анна – поступок, или вернее Поступок.
Боже! Каким же нежными и осторожными вдруг стали мои руки. Они подхватили испуганно вскрикнувшую и сжавшуюся в темноте фигурку.
Моя смелая и безрассудная, как же ты…? Сколько простояла здесь?
- Моя…
И как эхо…
– Никому не отдам. Мой. Навеки… Kocham cię.

И была ночь...
И было утро.
И был серьезный, хоть и короткий разговор с Зигмундом Мирским.
Я держал ответ за свой ночной поступок. Ни минуты не сомневался, что о нем тут же станет известно князю. Впрочем, как не сомневался и в том, что станет известно лишь ему одному. В молчании прислуги можно было не сомневаться.

Всегда думал, что легенда о том, что мужчины ставили свою жизнь за ночь проведенную с царицей Клеопатрой в залог – всего лишь легенда. Теперь так не думаю. Я действительно мог отдать сейчас жизнь, потому, что оно того стоило. Мог…
Но не отдам. Фиг вам, индейская изба!
Зубами вырву, выдеру у судьбы еще не одну такую ночь и не одно такое утро, которое осветилось улыбкой любимой раньше, чем солнечным светом.
Я, Сергей Горский, заявляю свои единоличные права на эту женщину!
… И пока смерть не разлучит нас. Аминь.
А кто имеет что сказать против – скажи сейчас, и сразу ховайсь.  Пришибу. Так, что лучше молчи.

Не в ваших силах это, князь, уже - не в ваших, нас разделить. Мы, наконец, стали целым существом, каждый обрел утерянную во вселенной половину.
Да. Я уеду.
Да. На мне ваш гнев.
Да. Я все понимаю.
Да. Нарушил…

Хм. А вот кабы не нарушил…?
Вы сами-то князь, меня после этого уважали бы? Так бы и остался вовеки, мальчишкой в ваших глазах, да и в своих тоже. Будь вы на моем месте, как бы поступили? Кто говорил - любить, значит  гореть?  Вот я и горю, и плевать, что не титулован, мой род не менее древний чем ваш, а то и более. Так что мне ваш запрет до… уж простите.

Хорошо. Не появлюсь.
Согласен. Время решит.
Ладно. Не взыщу.
Конечно. Давно готов.
Нет. Не боюсь.
Нет. Не отступлю.
Как скажете. Немедленно, значит - немедленно.

Не позволяют поговорить? Что ж… Досадно, но у нас вся жизнь еще впереди – наговоримся.

Прощайте князь. 
Все равно она вас любит, а я всегда буду почитать вас как человека, который вступился за мою любимую в трудный для нее час.

- Гаврила! Запрягай!

Отредактировано mitra (29-11-2012 01:54:54)