Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Архив Конкурса соискателей » Я люблю кровавый бой. (юбилею Отечественной Войны 1812 г посвящается)


Я люблю кровавый бой. (юбилею Отечественной Войны 1812 г посвящается)

Сообщений 11 страница 20 из 23

11

Алексей Раевский написал(а):

Это пугало больше всего. Только недавно эти проклятые узкоглазые гнались за их колонной, словно привязанные. И вдруг – тишина. Эта тишина пугала больше всего,

второе и третье - лишние.

Алексей Раевский написал(а):

Пробирающемуся среди зарослей легионеру казалось, что американская, срезанная для того, чтобы не цепляться при прыжках с парашютом, каска

уменьшенная, иначе выходит, что её специально срезали... с чего-то.

Алексей Раевский написал(а):

Кричал раненный, несколько десятков трупов

раненый, если без уточняющего ранение слова.

Алексей Раевский написал(а):

выругался так витиевато, мешая французские, немецкие и (что мешая?) что лежащий неподалеку Луиджи

+1

12

Спасибо, ошибки исправил в старой выкладке.

0

13

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег.
М. Цветаева.

В доме на Французской набережной царила веселая суета. Прислуга, бегая и изображая работу, стремилась заглянуть хотя бы одним глазком в гостиную, в которой, дожидаясь приема, сидел блестящий молодой офицер. Он спокойно ожидал выхода хозяйки, словно не замечая то и дело появлявшихся в двери любопытных женских и мужских лиц. Долго ждать ему не пришлось. Не прошло и пары минут, как в комнату вошла хозяйка. Офицер плавно, одним тягучим, почти незаметным на глаз движением встал со стула и, поклонившись, щелкнул каблуками.
- J’ai l’honner, madame ! – начал он по-французски, тут же перейдя на русский. – Разрешите представиться, Фигнер, Александр Самойлович, артиллерии капитан. Поручено мне супругом вашим передать вам письмо.
- Очень рада знакомству.  Екатерина Ильинична, - представилась по- русски, протягивая руку для поцелуя, хозяйка. - Спасибо за доставленную почту, - на мгновение она задумалась, и внезапно лицо ее озарилось догадкой. -  Позвольте, ведь вы муж троюродной сестры моей, Ольги Михайловны?
- Вы совершенно правы, сударыня, - суховато ответил офицер, явно не стремившийся затянуть разговор. Хозяйка была настойчива и, к тому же, весьма опытна в салонном мастерстве, но до конца разговорить своего гостя ей не удалось. Он был вежлив, отвечал достаточно подробно, даже шутил, но все это – словно по обязанности. Поэтому разговор продлился недолго и, предложив офицеру захаживать в гости запросто, как свойственнику, Екатерина Ильинична Кутузова распрощалась с ним.
Поднявшись к себе, она в нетерпении вскрыла письмо от мужа, как всегда детальное, описывающее многочисленные подробности хода и результата последних сражений, здоровья лиц, упомянутых в предыдущем письме женой, судьбы брошенных знакомыми поместий, цены на фураж для армии и множество других мелочей. Среди прочего были в письме и строки, посвященные ее недавнему гостю: «Письмо это получишь через Фигнера - здешнего партизана. Погляди на него пристально, это человек необыкновенный. Я такой высокой души еще не видел, он фанатичен в храбрости и в патриотизме, и Бог знает, чего он не предпримет».

Октябрь 1950 года. Вьетнам.

Палящее солнце пробивалось сквозь нависшие над обочиной дороги ветви. Алекс поправил каску и еще раз оглянулся на сержанта Вилли Лемана. Перехватив взгляд, Вилли ухмыльнулся и беззвучно пошевелил губами, явно упоминая родственников лейтенанта Бижара, капитана Сегретэна и полковника Лепажа. Алекс ухмыльнулся в ответ, поудобнее перехватил пистолет-пулемет, проверил, хорошо ли затянут шейный платок, и нырнул в заросли вслед ушедшими вперед Отто и Луиджи.
Солнечный свет, заливавший расчищенную от зарослей дорогу, сменился привычным полумраком и сыростью джунглей. Если не считать криков животных и птиц и жужжания насекомых, звуков, которые мозг привычно отсекал, в лесу было необыкновенно тихо. Это пугало больше всего. Только недавно проклятые узкоглазые гнались за их колонной, словно привязанные. И вдруг – тишина. Эта тишина пугала больше всего, так как означала, что вьеты придумали что-то новенькое. А они, маленькие желтоглазые азиаты, такие покорные на вид, самой природой предназначенные для того, чтобы ковыряться на своих залитых водой рисовых полях и подчиняться европейцам, на самом деле оказались весьма изобретательными и упорными воинами. Поэтому ждать от них очередного сюрприза было… весьма неприятно. Пробирающемуся среди зарослей легионеру казалось, что американская, уменьшенная для того, чтобы не цепляться при прыжках с парашютом, каска цепляется за все встречающиеся ветки и лианы. Шуршанье ткани, поскрипывание высоких ботинок, металлический лязг снаряжения, разносились, судя по ощущениям, на километры вокруг. Пот привычно стекал из-под каски, нисколько не освежая, но мешая смотреть. Осторожно ступая по мягкому ковру из мешанины свежих и сгнивших листьев, веток, еще чего-то, непонятного на вид и неприятного на ощупь, легионер первого класса Алекс Фрей ловил взглядом любое движение по сторонам. Среди вьетов, привычных к этому климату и этим джунглям, было много мастеров маскировки. От попадания в засаду могли спасти только внимательность и опыт. Ну, и немного везения, конечно. Все эти три условия пока помогали тройке «пара» выжить в этих нечеловеческих условиях.
Война во Вьетнаме шла уже четвертый год. Четвертый год французы и вьетнамцы гонялись друг за другом в сырых, пропитанных миазмами болезней джунглях и кривых улочках городков. Но сейчас даже слепому стало ясно, что вьетнамцы начинают выигрывать. Выяснилось, что маленькие французские гарнизоны уже не в состоянии не только контролировать окружающую местность, но удержаться в фортах. Поэтому французскому командованию пришлось срочно эвакуировать приграничные с Китаем укрепления. Для содействия эвакуации гарнизона Као-Банга были брошены значительные силы, среди них и первый иностранный парашютный батальон. Укомплектованный почти исключительно из немцев, в том числе и бывших эсэсовцев, он считался самым боеспособным формированием в Индокитае…
Шедший впереди Отто махнул рукой и все трое прильнули, не шевелясь, к деревьям. Впереди, в кустарниках, что-то подозрительно шевелилось. Легионеры терпеливо ждали. Несколько томительных минут и из кустов выскользнула маленькая фигурка в черном. Осмотревшись, партизан махнул рукой и, раздвигая ветви, из чащи появились еще четверо. Вооружены они были весьма разнообразно – двумя японскими пистолетами-пулеметами тип сто, одним американским карабином и двумя пистолетами. Но самое главное, они несли два японских «наколенных миномета» и полтора десятка мин. Алекс осторожно взял на прицел минометчиков. Вьетнамцы, похоже, что-то почувствовали, на секунду замерли на месте. Алекс плавно выжал спусковой крючок. Грохот трех очередей перекрыл шум леса. Партизаны упали сразу, один, видимо раненый, попытался отползти, но был добит еще одной очередью Отто. Уцелевший, явно неопытный, рывком подскочил и бросился назад, в кусты. Две коротких очереди бросили его вперед. Тело упало на корни и застыло.
Алекс откатился в сторону, проклиная про себя эту страну и проклятые джунгли. Болото и грязь кругом. А самое главное – пиявки. Как не берегись, в такие вот моменты, когда приходиться лежать в этом влажном месиве неподвижно, пиявки проникают в малейшие щели одежды и обуви, присасываясь к телу. Отодрать их невозможно, только прижечь. Но даже после того, как пиявка отвалится, на месте ее укуса остается долго незаживающая ранка, в здешнем климате быстро превращающаяся в язву.
Едва успели затихнуть звуки стрельбы дозорной тройки, как раздались звуки перестрелки. Несмотря на то, что звуки причудливо искажались в зарослях, опытным легионерам было ясно – обстреливают колонну.
Подождав еще пару десятков секунд, Алекс осторожно махнул рукой. Легионеры, откатившись в сторону, заняли новые позиции и приготовили на всякий случай гранаты.
Стрельба длилась недолго. И это тоже настораживало. Как и то, что с этой стороны ни один партизан больше так и не появился. Дозорные пролежали еще несколько минут, все так же настороженно наблюдая за окружающим. И поэтому сменяющих их марокканцев во главе с французским сержантом заметили первыми. Сменивший легионеров дозор сразу же толпой  ломанулся к убитым. Алекс, презрительно сплюнув, повернулся и, настороженно осматриваясь вокруг, стал пробираться в зарослях к дороге.
Колонна «тактических сил Баярд» застыла на месте. Кричал раненый, несколько десятков трупов поспешно заваливали в неглубокую яму, выгрызенную среди корней недалеко от дороги, десятки стволов поглядывали на окружающие дорогу джунгли, готовые в любой момент открыть огонь.
- Гляньте, камрады, на соратничков, доннерветерквачундшайзенохайнмаль, - выругался Отто, показывая на суетящихся, перебегающих с места на место марокканцев.
- Обезьяны, - снова сплюнул Алекс. – Залегли, - приказал он своим напарникам указывая на разрыв в цепочке отделения парашютистов, прикрывающих фланг, а сам, выпрямившись во весь рост, неторопливо пошел доложиться лейтенанту. После доклада он столь же неторопливо вернулся на место и, устраиваясь на своем месте в цепи, выругался так витиевато, мешая французские, немецкие и русские ругательства,  что лежащий неподалеку Луиджи  только восхищенно присвистнул.
- Что, камрад, совсем плохо? – лежащий с другой стороны Отто флегматично жевал галету, не обращая внимания на ползающих по нему мух.
- Эти французы совсем спятили. Нам приказано обойти Донг-Ке через джунгли, - ответил повернув к нему голову, Алекс.
Отто, перестав жевать, недоверчиво посмотрел на собеседника, затем негромко и не столь виртуозно повторил ругательство. – Зачем, лейтнант не сказал?
- Нет, но я слышал, что нам на встречу пробивается гарнизон Као-Банга. Мы должны его встретить.
- Шайзе! Знал же я, что эти лягушатники воевать совершенно не умеют. Лучше бы я в Сибири от медведей бегал и снег лопатой убирал, чем сейчас гибнуть, - поворчав, Отто опять флегматично принялся доедать галету.
- Ешь, ешь. Неизвестно как мы дальше будем питаться. Все придется тащить на себе, - грустно пошутил Алекс. Ответом ему послужило чавканье и бульканье – доев галету, Отто неторопливо сделал несколько глотков из фляжки.
День прошел в томительном ожидании. Вьетнамцы затихли, словно забыв про Лепажа и его людей. Наконец, упала ночная тьма, частично рассеиваемая только светом луны. Построившись, нагруженные, словно вьючные животные, французы, ворча и ругаясь себе под нос, ждали приказа на выступление. Наконец, роковые слова были произнесены и первые солдаты «сил Баярд» сошли с колониального шоссе номер четыре, не похожей на европейские автобаны, но все же дороги, и углубились в джунгли.
Ни командовавший колонной полковник Лепаж, ни, тем более простой легионер-парашютист Алекс Фрей, он же – русский фольксдойче Александр Андреевич Фигнер, не знали, что услышав о приказе, полученном «силами Байард», помощник главнокомандующего генерал Алессандри, наплевав на субординацию, заявил своему начальнику: «Отмените все. Если вы этого не сделаете, вы совершите преступление». Но даже этот отчаянный, нарушавший субординацию призыв, генерал Карпантье оставил без ответа.
Как тяжело идти ночью по джунглям, французам довелось узнать практически сразу. Ночь была исключительно тихая. Зловещая тишина казалась предчувствием огромной беды. Они двигались в неизвестность, в окутанные вонью болота, во влажную, ужасную духоту. Было в этом что-то невыносимо гнетущее, походившее на взваленный на спину и безжалостно давящий груз. Даже захваченный вьетами Донг-Ке, плюющийся огнем,  в сравнении с этим казался райским уголком. Деревья, вьющиеся растения и папоротник были так запутаны и переплетены, что их плотность ощущалась физически даже в полной темноте. Спотыкаясь о корни и падая, и снова поднимаясь, солдаты продирались сквозь джунгли.
Алексу, можно сказать, повезло, его отделение опять шло в передовом охранении. Им не надо было, подобно остальным, толкаться в общей колонне, задевая друг друга и рискуя получить травму от удара об оружие соседа. Но они рисковали первыми попасть под огонь вьетов или наткнуться на непроходимое болото. Легионеры шли тройками, молча, настороженно вглядываясь в темноту в тщетной надежде успеть заметить врага прежде, чем он увидит тебя. Алекс шел стараясь шагать словно по скользкому льду, зная из опыта, что так он меньше спотыкается о корни. Шел и думал, что вьетам вовсе нет никакой необходимости видеть колонну. Шум от бредущих сквозь заросли двух тысяч такой. Что можно ориентироваться просто на слух. Дождись, пока шум станет посильнее и просто стреляй в ту сторону, попадешь наверняка. Особенно, если стрелять из пулемета…
Неожиданно в опасной близости застрекотал пулемет. Трассы его очередей тянулись как толстые оранжевые провода, прожигая себе путь в кустах в нескольких метрах от него. Алекс упал и застыл, вслушиваясь в громкие крики сзади и пытаясь рассмотреть хотя бы что-нибудь впереди. Пулемет, словно издеваясь, замолчал, зато где-то сбоку ударил другой. Кроме темноты, обнаружить засаду мешал панический беспорядочный огонь, открытый запаниковавшими марокканцами. Лучше бы вместо трех батальонов этих обезьян с нами был еще один батальон легиона, со злостью подумал Алекс, лежа на чем-то противно-мокром и чувствуя, как постепенно пропитывается влагой его форма. По его запястью что-то скользнуло - то ли насекомое, то ли маленькая ящерица. По щекам и шее непрерывно катились капли пота. Нервы были напряжены до предела и когда рядом что-то зашуршало, только чудо удержало еего от стрельбы.
- Эй, Алекс. Это ты? – шепот Отто он различи даже на фоне стрельбы.
- Я, доннерветернохайнмайль. Ты что? Совсем спятил? Стоило мне нажать на спусковой крючок…
- Не нажал же, - оптимизму или, вернее беззаботности, Отто можно было только позавидовать. – Я успел засечь, откуда эта сволочь стреляет. Видишь правее просвет в листве? Луч лунного света? На два градуса влево от него. Если мы начнем стрелять одновременно, есть шанс…
- Что нас одновременно прикончат, - закончил Алекс. – Но ты прав. Попробуем, хуже все равно не будет.
Стрельба вокруг то затихала, то разгоралась снова. Казалось, вьетнамцы были повсюду в лесу - на деревьях, в пещерах, на земле, на каждом шагу и под каждой кочкой. Ответный огонь французов безрезультатно исчезал в чаще. В колонне царило смятение, кричали раненые, бестолково. Не слушая приказов офицеров суетились марокканские стрелки, полковник Лепаж тщетно пытался восстановить порядок.
- На счет три. Раз. Два. Три. – два пистолета-пулемета застрекотали, посылая смертоубийственный дождь пуль в намеченную точку. Огонь двоих легионеров стал спусковым крючком множества событий.
Начали стрелять все солдаты отделения, поливая огнем впереди лежащие кусты и деревья. Вслед за ними в эту сторону открыли огонь и основные силы. Неожиданно лес словно взорвался. Видимо приняв сосредоточенный огонь за попытку прорыва, неизвестный партизанский командир приказал атаковать французов.
Алекс только успел сменить опустошенный магазин, как в нескольких шагах от него словно чертики из табакерки откуда-то выскочили несколько черных низкорослых человечков. Приспособившиеся к полутьме глаза успели различить винтовки со штыками, по длине, если прикинуть, превосходящие рост держащих их в руках вьетнамцев. Сбоку, ослепляя вспышками выстрелов, застучал автомат Отто. Алекс, вскинув свой МАТ, выпустил в бегущих три короткие очереди, стараясь попасть в быстро приближающиеся силуэты. Некоторые упали, но два или три вьета были уже рядом, когда сзади них ослепительно взорвалась граната. Осколки срезали листья над головой Алекса, сбоку громко выругался Отто. Но зато двое из бежавших прямо на Фрея партизан упали и больше не поднялись. Зато последний был уже рядом, на расстоянии удара штыком. Алекс вскочил, перехватив пистолет-пулемет правой рукой. Отбивая винтовку в сторону взмахом правой, одновременно левой рукой выдернул из ножен клинок. Верный «Файберн-Сакс» с хрустом вошел в подбрюшье. Маленький, напоминающий скорее ребенка, вьетнамец закричал, заглушая шум боя, выронил винтовку и схватился руками за руку Алекса, держащую нож. Но правая рука уже заканчивала привычное движение. Удар, хруст. Ослабевшие руки противника уже не держат руку с ножом. Хрип… Тишина…
Алекс осмотрелся. Действительно, наступила относительная тишина. Отбившие атаку легионеры и часть марокканцев проскочили вперед, несколько отрядов, отрезанных партизанами от  основной колонны, почти не отстреливаясь, отступали в разных направлениях, пытаясь выйти из ловушки в джунглях. Партизаны, пытаясь разобраться в обстановке, тоже  прекратили массированный огонь.
- Алекс. Отто. Где вы? – дернувшись на шум, Алекс с облегчением отпустил вниз ствол автомата. Луиджи. Третий из тройки неразлучных с момента вербовки в легион.
- Здесь я. Шайзе. Он мне руку зацепил, - откликнулся Отто.
- Не стоим, вперед. Догоняем своих, иначе нам конец, - опомнившись, начал командовать Алекс. Прихватив на ходу несколько японских гранат из подсумков убитых им партизан, легионеры быстрым шагом бросились догонять ушедших вперед. Облегчали ориентирование начавшаяся в той стороне перестрелка. Партизаны, разобравшись в обстановке, вцепились в главные силы противника, стремясь не пропустить их к отряду Шардона, идущему из Као-Банга.
На ходу Луиджи помог перевязать руку ругающемуся Отто.
- Не ворчи, старина, а то вьеты сбегутся к нам со всего леса. Решат, что здесь самый главный начальник, - пошутил Алекс. – Вот прорвемся к отряду из Као-Банга, там и оторвешься. Там, говорят даже проститутки есть. Отдохнешь на славу.
- Отдохнем, это точно. Все в этих джунглях отдохнем, вечно, - проворчал Отто.
Выйдя к отступающим французам с тыла, друзья попали под обстрел перепуганных марокканцев. Слава богу, стреляли эти «соратники» неточно, поэтому тройка легионеров присоединилась к своему взводу без потерь. Только тут они узнали, что взвод теперь заслуживал названия усиленного отделения. Командовал им раненый, но уцелевший сержант Леман.
Периодически обстреливаемые из чащи, части колонны двигались вперед перекатами. Несколько поредевших рот занимали оборону. Пока остальные пробивались сквозь заросли, затем отходили обороняющиеся, прикрываемые занявшими оборону передовыми частями.
Партизаны не оставляли отступающих в покое ни на минуту. Захлебываясь, стрекотали пистолеты-пулеметы, заикаясь, перекрывали их своим треском японские пулеметы, грохотали винтовочные выстрелы и взрывы гранат. Звуки боя, причудливо отражаясь в чаще и, казалось, что одновременно в разных местах джунглей идут десятки боев.
Окутывавший чащу мрак медленно, очень медленно рассеивался. Сквозь лес начало пробиваться едва различимое золотистое сияние. Это наступал день. День, который должен был решить судьбы множества людей. Уставшие, полуоглохшие легионеры шли в колонне, постепенно теряющей признаки организованного войска. Шли, упорно побиваясь на запад, к спасению, к колонне из Као-Банга.
Солнце уже поднялось в небе, когда большая часть уцелевших выбралась из джунглей в большую глубокую лощину, окруженную со всех сторон холмами. Больной и едва передвигающийся полковник Лепаж приказал занять оборону на холмах. Но сразу выяснилось, что холмы заняты вьетнамцами. Заняв заранее подготовленную оборону, вьеты открыли уничтожающий огонь по бегущим в атаку французам.
Алекс лихорадочно окапывался. Оказалось, земля в лощине на удивление сухая и легко поддается лопате. Скоро окапывались уже все, даже марокканцы, испуганные до невозможности, и те инстинктивно поняли, что единственный шанс выжить – это зарыться в землю.
Ярко сверкнула желтая вспышка, и из земли, наваленной рядом с зарывающимся в землю Алексом, взлетел сноп осколков, обломков ветвей и щебня. – Минометы, - обреченно подумал Алекс. – Окопы не спасут. – Но или миномет был всего один и без боезапаса, или минометчики нашли где-то в другом месте более достойную цель, но обстрел больше не повторялся. Зато вовсю работали пулеметы и винтовки. От огня с холмов плохо прикрывали даже окопы. Раненые и убитые один за другим валились под ноги продолжавшим отстреливаться французам. Стоя в дальнем конце окопа, полковник Лепаж взмахивал рукой вперед и кричал:
- Держитесь, ребята! Дайте жару этим сукиным сынам!
- Держимся, шайзе, - успел проворчать стоявший неподалеку от Алекса сержант, когда сразу несколько пуль ударили его прямо под каску, сбивая с ног. Алекс осторожно перевернул сержанта и снял с него флягу с водой и пару поных магазинов к автомату.
День прошел в перестрелке. Опустившаяся ночь была немногим лучше. Вьетнамцы бросали осветительные ракеты и стреляли, стреляли, стреляли. Казалось у них целые эшелоны патронов. Между тем у обороняющихся французов патроны заканчивались и было ясно, что следующий день им не пережить.
- Ну вот, Отто и сбылось твое предсказание. Теперь отдохнешь, - сказал Луиджи, помогая Алексу присыпать землей тело немца, привалившегося к сухой, даже неожиданно пыльной стенке стрелковой ячейки. Судя по часам на руке Алекса, было три часа утра. Начинался день седьмого октября одна тысяча девятьсот пятидесятого года.
- Легионеры! – отчаянный крик Лепажа был слышен, наверное, даже на холмах. – Вперед, на прорыв!
И, будто этот крик подтолкнул его, худой бледный солдат поднялся на ноги, за ним еще двое, один из них - сержант Шрамм - повернулся и, размахивая рукой, начал призывать других, и они поднимались. Вот уже около десятка солдат, размахивая винтовками, бросились вперед. Они поднялись. Они пошли в атаку.
Выскочив из окопа, Алекс на бегу осмотрелся. Вперед, нагоняя и обгоняя его мчались группы легионеров, стреляя на ходу. Бешеный огонь вьетнамцев сбивал их с ног одного за другим, но они бежали, словно одержимые. Вот до плюющихся огнем окопов осталось уже сотня шагов. Полсотни. Десятка два шагов и раздался отчаянный крик: - Гранаты! - Метнув одну за другой две оставшиеся гранаты и не обращая внимания на проносящиеся мимо осколки, Фрей соскочил в окоп, на с дне которого темнело лежащее тело. Контрольный выстрел, новый бросок из окопа вслед убегающим вьетам…
Дальнейшее Алекс помнил только отрывками. Чьи-то бегущие спины, выстрелы, мелькающие лица. Рукопашный бой. Рыча, он разбрасывает в стороны легкие, мелкие тела. Окровавленный штык перед лицом, чей-то выстрел. Улыбающийся Луиджи, выстрелы. Луиджи падает…
Окончательно Алекс пришел в себя намного позднее. Он сидел на корнях, прислонившись спиной к дереву и придерживая на коленях голову Луиджи с широко открытыми, ничего не выражающими глазами. Мертвыми глазами. Тело итальянца еще не успело остыть, но было ясно что душа его уже покинула. Когда и как Алекс очутился здесь, не вспомнить не давалось. Перед глазами вставала какая-то мутная серая пелена, в которой изредка мелькали чьи-то лица, ветви деревьев, лианы…
Посидев еще несколько минут, Алекс осторожно прикрыл мертвецу глаза и встал, опустив голову Луиджи на землю. Осмотревшись и прислушавшись к отдаленным звукам боя, он вздохнул, перекрестился и, отстегнув лопатку, начал копать в непослушной, набитой корнями, земле  могилу. Солнце уже скатывалось за горизонт, когда Алекс устраивался на отдых в ветвях того же дерева. Внизу, у самых корней, темнел свеженасыпанный холмик земли с лежащей на нем каской.
А в джунглях, неподалеку от лощины Кокс-Кса, на тропе Куанг-Льет заканчивался последний акт драмы, в которой Алекс принимал участие. Но уже без него. Тысячи партизан после артобстрела пошли в атаку на бывший гарнизон Као-Банга. Волна за волной они накрывали позицию за позицией обороняющихся из последних сил французов и их сторонников. Скоро положение обороняющихся стало своершенно безнадежным. Первыми побежали марокканцы, а местные сторонники французов сдали важную высоту, с которой вьетнамцы смогли обстреливать на выбор все позиции французов. Но отряд Шардона еще держался, несмотря на потери. Гибель ему принесла, как ни странно, успешная атака легионеров Лепажа. Вместе с ними к отряду Шардона прибились и остатки совершенно деморализованных марокканских частей. Паника, разносимая ими, окончательно подточила оборону французов и атакующие партизаны захлестнули еще продолжавшиеся сопротивляться островки обороны.
Позднее один комментатор этих событий, подводя итоги, заметил: - Когда развеялся дым, французы обнаружили, что потерпели само сокрушительное поражение в колониях с тех пор, как умер в Квебеке Монткальм…- Эти события стали первыми победами в более чем тридцатилетней войне вьетнамцев за право самим решать свою судьбу.
Но это все это уже не касалось Алекса, который мирно спал, дожидаясь наступления следующего дня.
Спустя несколько дней из зарослей на горный склон выбрался сильно исхудавший человек в обносках военной формы, с вьетнамской шляпой на голове, рюкзаком за плечами, вооруженный пистолетом-пулеметом МАТ. Внимательно осмотревшись и не заметив присутствия людей, он по православному перекрестился и начал подниматься в гору, словно собираясь пройти приграничный хребет и оказаться в Китае. Но куда он шел, осталось непонятным не только внешнему наблюдателю, но и самому путнику. Заметив поднимающихся по той же тропе вооруженных вьетнамцев, он свернул в заросли, но слишком поздно. Его засекли. Выстрелив в воздух и подняв тревогу, дозор вьетов устремился в погоню за убегающим. Трое побежали прямо к тому месту, где он скрылся в зарослях, а еще трое, быстро посовещавшись, побежали по склону горы куда-то в сторону. Они бежали несуетливо, но уверенно и становилось ясно, что у беглеца нет никаких шансов…
Алекс проклинал себя за самонадеянность. Пройти столько километров без единой стычки и потерять бдительность у самой границы. Самонадеянно упустить из виду, что это – Вьет-Бак, район базирования партизан, где каждая пещера, каждая деревня кишит вооруженными вьетами. И теперь они преследуют его с упорством гончих, загоняющих оленя. Причем местность вьетнамцы знают намного лучше, чем он. Ухитрились же они как-то обойти гору и оказаться в ущелье раньше его. Если бы не неосторожность одного из засадников, вспугнувшего птиц, сейчас его бы уже допрашивали где-нибудь в партизанском штабе. А может и застрелили бы сразу, ходил среди легионеров слух, что вьеты их в плен не берут. Был немалый шанс узнать – так ли это, к тому же совсем не потерянный. Подстрелил он там двоих, только их и так было шестеро и, кажется, к ним еще подкрепление пришло. На рожон теперь не лезут, постреливают. Ждут, когда у него патроны кончаться. Недолго ждать осталось. Унего всего один магазин. Да и тот неполный. И нож. Последний шанс.
Несколько пуль ударили в скалу, одна из них, срикошетировав, с противным визгом пронеслась прямо над головой Алекса. Он невольно отклонился и тут его нога попала в какую-то закрытую ветками яму, до того абсолютно незаметную даже вблизи.
- Неужели шанс? – проворчал он сам себе, отбрасывая ветки. Вместо ожидаемой ямы, под ними оказался достаточно широкий лаз, что-то вроде входа в пещеру. Поколебавшись, Алекс все же решил рискнуть. По опыту боев во время операции «Лея», когда парашютисты едва не захватили в плен все командование Вьетминя, он помнил, что большинство пещер в тих горах имело два и более выхода. Если же его предположение окажется неверным, то эта пещера станет его склепом. По крайней мере его кости будут лежать в покое.
Выпустив несколько коротких очередей в сторону что-то уж слишком осмелевших вьетов, он сбросил с себя рюкзак. Взяв с собой только флягу с остатками воды и нож, Алекс протиснулся головой вперед в отверстие. Несколько томительных мгновений казалось, что он так и застрянет в узком ходе на потеху подошедшим партизанам. Но внезапно ход расширился, к тому же каменное основание стало очень гладким и не ожидавший подобного Алекс заскользил вниз по идеально ровной поверхности, все ускоряясь и не успевая ни за что зацепиться.
- Пропал, дурачина ни за понюх табаку,- успел подумать он, когда впереди появилась какая-то сияющая, словно сотканная из световых нитей завеса. – Только бредовых видений мне еще и не хватало, - мелькнула в голове последняя мысль. И все затопил яркий, словно пронизывающий его насквозь, свет…

19 августа 1812 г. Россия. Смоленский тракт у Валутиной горы.

- Вашбродь, очнулись? Вашбродь! – незнакомый голос. Говорят по-русски. По-русски? Ничего не понимающий Алекс попробовал приоткрыть глаза. Получилось. Хотя и с трудом. Над ним склонилось два чьих-то лица, небритых и увенчанных смутно узнаваемыми головными уборами.
- Живые они. Видишь, глаза открыли, – добавил чей-то незнакомый голос сбоку. Его перекрыл грохот выстрелов, странный, не похожий на слышанные ранее. «Артиллерия? Откуда? И почему так неудобно, словно форма мешает движениям?Где я? Куда делась пещера и что это за люди в форме… дьявол меня забери, доннерветерквачундшайзенохайналь, в русской форме образца Отечественной войны и в киверах!»

+2

14

Алексей Раевский написал(а):

и нырнул в заросли вслед ушедшими вперед Отто и Луиджи.

ушедшим

Алексей Раевский написал(а):

Все эти три условия пока помогали тройке «пара» выжить в этих нечеловеческих условиях.

первое - лишнее

Алексей Раевский написал(а):

Грохот трех очередей перекрыл шум леса. Партизаны упали сразу, один, видимо раненый, попытался отползти, но был добит еще одной очередью Отто. Уцелевший, явно неопытный, рывком подскочил и бросился назад, в кусты. Две коротких очереди бросили

повторы.

Алексей Раевский написал(а):

Было в этом что-то невыносимо гнетущее, походившее на взваленный на спину и безжалостно давящий груз. Даже захваченный вьетами Донг-Ке, плюющийся огнем,  в сравнении с этим казался райским уголком.

нужно заменить хотя бы одно.

Алексей Раевский написал(а):

Неожиданно в опасной близости застрекотал пулемет. Трассы его очередей тянулись как толстые оранжевые провода, прожигая себе путь в кустах в нескольких метрах от него.

то есть - от пулемёта? Так следует из предложений.

Алексей Раевский написал(а):

когда рядом что-то зашуршало, только чудо удержало еего от стрельбы.
- Эй, Алекс. Это ты? – шепот Отто он различи даже на фоне стрельбы.

его
повтор

Алексей Раевский написал(а):

Но зато двое из бежавших прямо на Фрея партизан упали и больше не поднялись. Зато последний

повтор

Алексей Раевский написал(а):

Верный «Файберн-Сакс» с хрустом вошел в подбрюшье.

Файрберн-Сакс

Алексей Раевский написал(а):

выронил винтовку и схватился руками за руку Алекса,

Алексей Раевский написал(а):

Ослабевшие руки противника уже не держат руку с ножом.

повторы.

Алексей Раевский написал(а):

Лепаж приказал занять оборону на холмах. Но сразу выяснилось, что холмы заняты вьетнамцами. Заняв заранее подготовленную оборону

повтор

Алексей Раевский написал(а):

и снял с него флягу с водой и пару поных магазинов к автомату.

полных

Алексей Раевский написал(а):

Выстрелив в воздух и подняв тревогу, дозор вьетов устремился в погоню за убегающим. Трое побежали прямо к тому месту, где он скрылся в зарослях, а еще трое, быстро посовещавшись, побежали по склону горы куда-то в сторону. Они бежали несуетливо, но уверенно и становилось ясно, что у беглеца нет никаких шансов…

избыток однокоренных

Алексей Раевский написал(а):

он помнил, что большинство пещер в тих горах имело два и более выхода.

этих

0

15

Всем добрый день. Некоторое время не имел выхода в сеть.
Выкладываю несколько переписанных отрывков.

Санкт-Петербург, блистательная столица великой империи, выглядел обыденно мирно. По улицам мчались санные экипажи и извозчики. Окна магазинов и многочисленных кофеен ярко светились, заманивая покупателей. По расчищенным дворниками тротуарам  неторопливо прогуливались, раскланиваясь со знакомыми, местные обыватели. Все увиденное заставляло невольно хмурится офицера в слегка потрепанном мундире штабс-капитана легкой артиллерии, едущего в сторону  Французской набережной. Наверное, перед его глазами вставали картины боев, лежащие по обочинам дороги в снегу трупы солдат, своих и французов, расстрелянные мужики, сожженные села, горящая разоренная Москва. Возможно он вспоминал и другую войну, а может быть, думал о том, как непохож Петербург на столицу воюющей державы, кто знает.
Несколькими часами позже в доме на Французской набережной, принадлежащем главнокомандующему русской армии, светлейшему князю Михаилу Илларионовичу Кутузову, царила веселая суета. Прислуга, бегая и изображая работу, стремилась заглянуть хотя бы одним глазком в гостиную, в которой, дожидаясь приема, сидел блестящий молодой офицер. Он спокойно ожидал выхода хозяйки, словно не замечая то и дело появлявшихся в двери любопытных женских и мужских лиц. Долго ждать ему не пришлось. Не прошло и пары минут, как в комнату вошла хозяйка. Офицер плавно, одним тягучим, почти незаметным на глаз движением встал со стула и, поклонившись, щелкнул каблуками.
- J’ai l’honneur, madame ! – начал он по-французски, тут же перейдя на русский. – Разрешите представиться, Фигнер, Александр Самойлович, артиллерии капитан. Поручено мне супругом вашим передать вам письмо.
- Очень рада знакомству.  Екатерина Ильинична, - представилась также по- русски, протягивая руку для поцелуя, хозяйка. - Спасибо за доставленную почту, - на мгновение она задумалась, и внезапно лицо ее озарилось догадкой. -  Позвольте, ведь вы муж троюродной сестры моей, Ольги Михайловны?
- Вы совершенно правы, сударыня, - суховато ответил офицер, явно не желавший поддержать разговор. Хозяйка была настойчива и, к тому же, весьма опытна в салонном мастерстве, но до конца разговорить своего гостя ей не удалось. Он был вежлив, отвечал достаточно подробно, даже шутил, но все это – словно по обязанности. Поэтому беседа продлилась недолго и, предложив офицеру захаживать запросто, как свойственнику, Екатерина Ильинична распрощалась с ним.
Поднявшись к себе, она в нетерпении вскрыла письмо от мужа, как всегда детальное, описывающее многочисленные подробности хода и результата последних сражений, здоровья лиц, упомянутых в предыдущем письме женой, судьбы брошенных знакомыми поместий, цены на фураж для армии и множество других мелочей. Среди прочего были в письме и строки, посвященные ее недавнему гостю: «Письмо это получишь через Фигнера - здешнего партизана. Погляди на него пристально, это человек необыкновенный. Я такой высокой души еще не видел, он фанатичен в храбрости и в патриотизме, и Бог знает, чего он не предпримет». Дочитав, княгиня отложила письмо и кликнула служанку. Надо хорошо подготовить завтрашний прием в честь очередной победы армии, которой командует ее муж.
Офицер, тем временем, спешил во дворец, на аудиенцию к императору. Зимний дворец, ранее не виданная роскошь, адъютант свиты его величества, почтительно сопровождающий его через анфилады комнат в кабинет императора, заставили его собраться, как перед боем. Высокие резные двери, бронза. Александр встает из-за широкого, заполненного бумагами и картами стола и делает несколько шагов ему навстречу. Разговор идет на французском, которым великолепно владеют оба, хотя император замечает несколько не слишком правильных оборотов речи. Но новости, принесенные этим храбрым и заслуженным офицером, настолько радуют Его Величество, что он забывает и про неправильности речи и ранее донесенные недоброжелателями слухи. Награда за принесенные вести и за боевые заслуги – причисление к лейб-гвардии и пожалование чина подполковника, кажется теперь императору недостаточной и на прощание он спрашивает героя, есть ли у него какое-нибудь личное желание.
- Да, Ваше Императорское Величество. Я прошу милости и снисхождения...
Он просил милости не себе. Он говорил об отце своей жены, который, обесчещенный и разоренный, находился в тот момент под стражей и следствием. Александр нахмурился, но кивнул утвердительно. Так появился этот указ Сенату:
«Во уважение личных заслуг лейб-гвардии подполковника Фигнера, зятя бывшего псковского вице-губернатора Бибикова, под судом находящегося, всемилостиво прощаем его, Бибикова, и освобождаем от суда и всякого по оному взыскания».

+2

16

Октябрь 1950 года. Вьетнам. Ущелье Кокс-Кса.

Палящее солнце пробивалось сквозь нависшие над обочиной дороги ветви. Алекс поправил каску и еще раз оглянулся на сержанта Вилли Лемана. Перехватив взгляд, Вилли ухмыльнулся и беззвучно пошевелил губами, явно упоминая по очереди всех родственников лейтенанта Бижара, капитана Сегретэна и полковника Лепажа. Алекс ухмыльнулся в ответ, поудобнее перехватил автомат, проверил, хорошо ли затянут шейный платок, и нырнул в заросли вслед ушедшими вперед Отто и Луиджи.
Солнечный свет, заливавший расчищенную от зарослей дорогу, сменился привычным полумраком и сыростью джунглей. Если не считать криков животных и птиц и жужжания насекомых, звуков, которые мозг привычно отсекал, в лесу было необыкновенно тихо. Это пугало больше всего. Только недавно проклятые узкоглазые гнались за их колонной, словно привязанные. И вдруг – тишина. Эта тишина означала, что вьетнамцы придумали что-то новенькое. А ведь они, маленькие желтоглазые азиаты, такие покорные на вид, самой природой предназначенные для того, чтобы ковыряться на своих залитых водой рисовых полях и подчиняться европейцам, на самом деле оказались весьма изобретательными и упорными воинами. Поэтому ждать от них очередного сюрприза было… весьма неприятно. Пробирающемуся среди зарослей легионеру казалось, что десантная каска, специально приспособленная для прыжков с парашютом, не имевшая поэтому никаких выступающих частей, цепляется за все встречающиеся ветки и лианы. Шуршанье ткани, поскрипывание высоких ботинок, чавканье почвы под ногами, металлический лязг оружия разносились, судя ощущениям Алекса, на километры вокруг. Пот привычно стекал из-под каски, нисколько не освежая, но мешая смотреть. Осторожно ступая по мягкому ковру из мешанины свежих и сгнивших листьев, веток, еще чего-то, непонятного на вид и неприятного на ощупь, легионер первого класса Алекс Фрей ловил взглядом любое движение по сторонам. Среди вьетов, привычных к этому климату и этим джунглям, было много мастеров маскировки. От попадания в засаду могли спасти только внимательность и опыт. Ну, и немного везения, конечно. Все эти три условия пока помогали тройке друзей-легионеров выжить в этих нечеловеческих условиях.
Война во Вьетнаме шла уже четвертый год. Четвертый год французы и вьетнамцы гонялись друг за другом в сырых, пропитанных миазмами болезней джунглях и кривых улочках городков. Но сейчас даже слепому стало ясно, что вьетнамцы начинают выигрывать. Выяснилось, что маленькие французские гарнизоны уже не в состоянии не только контролировать окружающую местность, но удержаться в фортах. Поэтому французскому командованию пришлось срочно эвакуировать приграничные с Китаем укрепления. Для содействия эвакуации гарнизона Као-Банга были брошены значительные силы, среди них и первый иностранный парашютный батальон. Укомплектованный почти исключительно из немцев, в том числе и бывших эсэсовцев, он считался самым боеспособным формированием в Индокитае. И теперь парашютисты в составе «тактических сил Баярд» воевали с вьетнамскими партизанами, прочно удерживавшими Донг-Ке – укрепленный пост на прямой дороге к Као-Бангу. Выход из этой ситуации французский главнокомандующий генерал Карпантье увидел в обходе Донг-Ке. Приказ, отданный им требовал от обоих колонн сойти с дороги и двигаться навстречу друг другу, пробиваясь через джунгли. Ни командовавший колонной полковник Лепаж, ни, тем более простой легионер-парашютист Алекс Фрей, он же – русский фольксдойче Александр Андреевич Фигнер, так никогда и не узнали, что услышав о приказе, полученном «силами Байард», помощник главнокомандующего генерал Алессандри, наплевав на субординацию, заявил своему начальнику: «Отмените все. Если вы этого не сделаете, вы совершите преступление». Но даже этот отчаянный, нарушавший субординацию призыв, остался без ответа…
Шедший впереди Отто махнул рукой и все трое прильнули, не шевелясь, к деревьям. Впереди, в кустарниках, что-то подозрительно шевелилось. Легионеры терпеливо ждали. Несколько томительных минут и из кустов выскользнула маленькая фигурка в черном. Осмотревшись, партизан махнул рукой и, раздвигая ветви, из чащи появились еще четверо. Вооружены они были весьма разнообразно, от пистолетов до автоматов. Но самое главное, они несли два японских «наколенных миномета» и не менее десятка мин. Алекс осторожно взял на прицел минометчиков. Вьетнамцы, похоже, что-то почувствовав, на секунду замерли на месте. Алекс плавно выжал спусковой крючок. Грохот трех очередей перекрыл шум леса. Партизаны упали, один, видимо раненый, попытался отползти, но был добит еще одной очередью Отто. Уцелевший вьетнамец, явно не имеющий боевого опыта, рывком подскочил и бросился назад, в кусты. Две коротких очереди бросили его вперед. Тело упало на корни и застыло. Наступила относительная тишина, прерывая только обычными звуками джунглей и испуганной перекличкой птиц. Алекс откатился в сторону, проклиная про себя эту страну и проклятые джунгли. Болото и грязь кругом. А самое главное – пиявки. Как не берегись, в такие вот моменты, когда приходиться лежать в этом влажном месиве неподвижно, пиявки проникают в малейшие щели одежды и обуви, присасываясь к телу. Отодрать их невозможно, только прижечь. Но даже после того, как пиявка отвалится, на месте ее укуса остается долго незаживающая ранка, в здешнем климате быстро превращающаяся в язву.
Едва успели затихнуть звуки стрельбы дозорной тройки, как снова раздались звуки перестрелки. Несмотря на то, что звуки причудливо искажались в зарослях, опытные легионеры сразу разобарлись – обстреливают колонну.
Подождав еще пару десятков секунд, Алекс осторожно махнул рукой. Легионеры, откатившись в сторону, заняли новые позиции и приготовили на всякий случай гранаты. Стрельба длилась недолго. И это тоже настораживало. Как и то, что с этой стороны ни один партизан больше так и не появился. Дозорные пролежали еще несколько минут, все так же настороженно наблюдая за окружающим. И поэтому сменяющих их марокканцев во главе с французским сержантом заметили первыми. Сменивший легионеров дозор сразу же толпой ломанулся за трофеями к убитым. Алекс, презрительно сплюнув, повернулся и, настороженно осматриваясь вокруг, стал пробираться в зарослях к дороге.
Колонна застыла на месте. Где-то неподалеку стонал раненый, несколько десятков трупов поспешно заваливали в неглубокую яму, выгрызенную среди корней недалеко от дороги, десятки стволов поглядывали на окружающие джунгли, готовые в любой момент открыть огонь.
- Гляньте, камрады, на соратничков, Himmeldonnerwetter , - выругался Отто, показывая на суетящихся, перебегающих с места на место марокканцев.
- Обезьяны, - снова сплюнул Алекс. – Залегли, - приказал он своим напарникам указывая на разрыв в цепочке отделения парашютистов, прикрывающих фланг, а сам, выпрямившись во весь рост, неторопливо пошел доложиться лейтенанту. После доклада он столь же неторопливо вернулся на место и, устраиваясь на своем месте в цепи, выругался так витиевато, мешая французские, немецкие и русские ругательства, что лежащий неподалеку Луиджи  только восхищенно присвистнул.
- Что, камрад, совсем плохо? – лежащий с другой стороны Отто флегматично жевал галету, не обращая внимания на ползающих по нему мух и окружающую грязь.
- Эти французы совсем спятили. Нам приказано обойти Донг-Ке через джунгли, - ответил, повернув к нему голову, Алекс.
Отто, перестав жевать, недоверчиво посмотрел на собеседника, затем негромко  выругался. – Wir sitzen im Dreck ! Зачем, лейтенант не сказал?
- Нет, но я слышал, что нам на встречу пробивается гарнизон Као-Банга. Мы должны его встретить.
- Шайзе! Знал же я, что эти лягушатники воевать совершенно не умеют. Лучше бы я в Сибири от медведей бегал и снег лопатой убирал, чем сейчас гибнуть, - поворчав, Отто опять флегматично принялся доедать галету.
- Жри давай. Неизвестно как мы дальше будем питаться. Все придется тащить на себе, - грустно пошутил Алекс. Ответом ему послужило чавканье и бульканье – доев галету, Отто, промолчав, сделал несколько глотков из фляжки.
День прошел в томительном ожидании. Вьетнамцы затихли, словно забыв про Лепажа и его людей. Наконец, упала ночная тьма, частично рассеиваемая только светом луны. Построившись, нагруженные, словно вьючные животные, французы, ворча и ругаясь себе под нос, ждали приказа на выступление. Наконец, роковые слова были произнесены и первые солдаты  сошли с колониального шоссе номер четыре, не похожей на европейские автобаны, но все же дороги, и углубились в джунгли.
Как тяжело идти ночью по джунглям, французам довелось узнать практически сразу. Ночь была исключительно тихая. Зловещая тишина казалась предчувствием огромной беды. Они двигались в неизвестность, в окутанные вонью болота, во влажную, ужасную духоту. Было в этом что-то невыносимо гнетущее, походившее на взваленный на спину и безжалостно давящий груз. Даже захваченный вьетами Донг-Ке, плюющийся огнем, в сравнении с этим казался райским уголком. Деревья, вьющиеся растения и папоротник были так запутаны и переплетены, что их плотность ощущалась физически даже в полной темноте. Спотыкаясь о корни и падая, и снова поднимаясь, солдаты продирались сквозь джунгли.
Алексу, можно сказать, повезло, его отделение шло в боковом охранении. Им не надо было, подобно остальным, толкаться в общей колонне, но они рисковали первыми попасть под огонь вьетов или наткнуться на непроходимое болото. Легионеры шли тройками, молча, настороженно вглядываясь в темноту в тщетной надежде успеть заметить врага прежде, чем он увидит тебя. Алекс двигался вперед, стараясь шагать, словно по скользкому льду, зная из опыта, что так он меньше спотыкается о корни. Шел и думал, что вьетам вовсе нет никакой необходимости видеть колонну. Шум от бредущих сквозь заросли двух тысяч солдат такой, что можно ориентироваться просто на слух. Дождись, пока шум станет посильнее, и просто стреляй в ту сторону, попадешь наверняка. Особенно, если стрелять из пулемета.
Неожиданно в опасной близости застрекотал пулемет. Трассы его очередей тянулись как толстые оранжевые провода, прожигая себе путь в кустах в нескольких метрах от него. Алекс упал и застыл, вслушиваясь в громкие крики сзади и пытаясь рассмотреть хотя бы что-нибудь впереди. Пулемет, словно издеваясь, замолчал, зато где-то сбоку ударил другой. Кроме темноты, обнаружить засаду мешал панический беспорядочный огонь, открытый запаниковавшими марокканцами. Лучше бы вместо трех батальонов этих обезьян с нами был еще один батальон легиона, со злостью подумал Алекс, лежа на чем-то противно-мокром и чувствуя, как постепенно пропитывается влагой его форма. По его запястью что-то скользнуло - то ли насекомое, то ли маленькая ящерица. По щекам и шее непрерывно катились капли пота. Нервы были напряжены до предела и, когда рядом что-то зашуршало, только чудо удержало его от стрельбы.
- Эй, Алекс. Это ты? – шепот Отто он различил даже на фоне стрельбы.
- Я, Arshloсh. Ты что? Совсем спятил? Стоило мне нажать на спусковой крючок…
- Не нажал же, - оптимизму или, вернее беззаботности, Отто можно было только позавидовать. – Я успел засечь, откуда эта сволочь стреляет. Видишь правее просвет в листве? Луч лунного света? На два градуса влево от него. Если мы начнем стрелять одновременно, есть шанс…
- Что нас одновременно прикончат, - закончил Алекс. – Но, пожалуй, ты прав. Попробуем, хуже все равно не будет.
Стрельба вокруг то затихала, то разгоралась снова. Казалось, вьетнамцы были повсюду в лесу - на деревьях, в пещерах, на земле, на каждом шагу и под каждой кочкой. Ответный огонь французов безрезультатно исчезал в чаще. В колонне царило смятение, кричали раненые, бестолково. Не слушая приказов офицеров, суетились марокканские стрелки, полковник Лепаж тщетно пытался восстановить порядок.
- На счет три. Раз. Два. Три. – два пистолета-пулемета застрекотали, посылая смертоубийственный дождь пуль в намеченную точку. Огонь двоих легионеров стал спусковым крючком множества событий. Их поддержали все солдаты отделения, поливая огнем впереди лежащие кусты и деревья. Вслед за ними в эту сторону открыли огонь и основные силы. Пули свистели над головами лежащих солдат дозора, сбивая листья, перерезая ветви, словно косой. Плотный огонь из-за спины не позволял поднять головы, становясь даже более опасным, чем стрельба вьетнамцев. Неожиданно лес словно взорвался. Видимо приняв сосредоточенный огонь за попытку прорыва, неизвестный партизанский командир приказал атаковать французов.
Алекс только успел сменить опустошенный магазин, как в нескольких шагах от него, словно чертики из табакерки, откуда-то выскочили несколько низкорослых человечков в черных костюмах и широких шляпах. Приспособившиеся к полутьме глаза успели различить отблески лунного света на длинных штыках. Сбоку, ослепляя вспышками выстрелов, застучал автомат Отто. Алекс, вскинув свой МАТ, выпустил в бегущих три короткие очереди, стараясь попасть в быстро приближающиеся силуэты. Некоторые упали, но два или три вьета были уже рядом, когда сзади атакующих ослепительно взорвалась граната. Осколки срезали листья над головой Алекса, сбоку громко выругался Отто. Но двое из бежавших прямо на Фрея партизан упали и больше не поднялись. Однако последний был уже рядом, на расстоянии удара штыком. Алекс вскочил, перехватив пистолет-пулемет правой рукой. Отбивая винтовку в сторону взмахом правой, одновременно левой рукой выдернул из ножен клинок. Верный «Файберн-Сакс» с хрустом вошел в подбрюшье. Маленький, напоминающий скорее ребенка, вьетнамец закричал, заглушая шум боя, выронил винтовку и схватился руками за руку Алекса, держащую нож. Но правая рука уже заканчивала привычное движение. Удар, хруст. Ослабевшие руки противника уже не держат руку с ножом. Хрип… Тишина… Алекс осмотрелся
Действительно, бой практически закончился. Разделившиеся на отдельные группы французы разбрелись в разных направлениях, стремясь ускользнуть от партизан. Вьетнамцы, пытаясь разобраться в произошедшем, тоже прекратили огонь и собирались в заранее оговоренных местах, собираясь продолжить атаки с рассветом. Самый большой отряд продолжал двигаться вперед и Фрей еще мог расслышать шум, возникающий когда множество людей пытаются пробиться сквозь густой лес.
- Алекс. Отто. Где вы? – дернувшись на шум, Алекс с облегчением отпустил вниз ствол автомата. Луиджи. Третий из тройки неразлучных с момента вербовки в легион.
- Здесь я. Scheise. Он мне руку зацепил, - откликнулся Отто.
- Не стоим, вперед. Ищем своих, иначе нам конец, - опомнившись, начал командовать Алекс. Прихватив на ходу несколько японских гранат из подсумков убитых им партизан, легионеры быстрым шагом бросились догонять ушедших вперед. Облегчали ориентирование начавшаяся в той стороне перестрелка. Партизаны, разобравшись в обстановке, вцепились в главные силы противника, стремясь не пропустить их к отряду Шардона, идущему из Као-Банга.
На ходу Луиджи помог перевязать руку ругающемуся Отто.
- Не ворчи, старина, а то вьеты сбегутся к нам со всего леса. Решат, что здесь самый главный начальник, - пошутил Алекс. – Вот прорвемся к отряду из Као-Банга, там и оторвешься. Там, говорят, даже проститутки есть. Отдохнешь на славу.
- Отдохнем, это точно. Все в этих джунглях отдохнем, вечно, - проворчал в ответ Отто.
Выйдя к отступающим французам с тыла, друзья попали под обстрел перепуганных марокканцев. Слава богу, стреляли эти «соратники» неточно, поэтому тройка легионеров присоединилась к своему взводу без потерь. Только от взвода осталось фактически одно название, в строю осталось чуть больше отделения легионеров, лейтенант Бижар «получил свое» и командование принял сержант Леман. Раненый сержант хмуро посмотрел на подошедших друзей и ничего не сказал, лишь одобрительно кивнул. Некоторое время французы шли, не тревожимые налетами партизан. Продолжалось это недолго, обнаружив отряд, партизаны открыли огонь.
Периодически обстреливаемые из чащи, части колонны двигались вперед перекатами. Несколько поредевших рот занимали оборону, пока остальные пробивались сквозь заросли, затем отходили обороняющиеся, прикрываемые занявшими оборону передовыми частями. Партизаны не оставляли отступающих в покое ни на минуту. Захлебываясь, стрекотали пистолеты-пулеметы, заикаясь, перекрывали их своим треском японские пулеметы, грохотали винтовочные выстрелы и взрывы гранат. Звуки боя, причудливо отражались в чаще и казалось, что одновременно в разных местах джунглей идут десятки боев. Окутывавший джунгли мрак медленно, очень медленно рассеивался. Сквозь лес начало пробиваться едва различимое золотистое сияние. Это наступал день. День, который должен был решить судьбы множества людей. Уставшие, полуоглохшие легионеры шли в колонне, постепенно теряющей признаки организованного войска. Шли, упорно побиваясь на запад, к спасению, к колонне из Као-Банга. Шли вперед, замечая, как местность постепенно поднимается вверх и становится все более холмистой.
Солнце уже поднялось в небе, когда большая часть уцелевших выбралась из джунглей в большую глубокую лощину на плато, окруженную со всех сторон холмами. Больной и едва передвигающийся полковник Лепаж приказал занять оборону на холмах, но выяснилось, что холмы кишат вьетнамцами. Заняв заранее подготовленную оборону, вьетнамцы открыли уничтожающий огонь по бегущим в атаку французам.
Алекс лихорадочно окапывался. Оказалось, земля в лощине на удивление сухая и легко поддается лопате. Скоро окапывались уже все, даже марокканцы, испуганные до невозможности, и те инстинктивно поняли, что единственный шанс выжить – это зарыться в землю.
Ярко сверкнула желтая вспышка, и из земли, наваленной рядом с зарывающимся в землю Алексом, взлетел сноп осколков, обломков ветвей и щебня. «Минометы» - обреченно подумал Алекс: «Окопы не спасут». Но или мины у расчета закончились, или вьетнамцы нашли где-то в другом месте более достойную цель, только минометный огонь в этом районе больше не повторился, обстрел продолжался только из пулеметов и винтовок. От огня с холмов плохо прикрывали даже окопы. Пули жужжали над головой, глухо впивались в тела, с визгом рикошетировали от касок. Раненые и убитые один за другим падали под ноги продолжавшим отбиваться французам. Расположившись в дальнем конце окопа, полковник Лепаж отдавал приказы окружающим офицерам, не обращая внимания на обстрел. Стоявший неподалеку от него адъютант время от времени стрелял куда-то в сторону холмов и кричал:
- Держитесь, ребята! Дайте жару этим сукиным сынам!
- Держимся, Scheise, - успел проворчать стоявший неподалеку от Алекса сержант, когда очередь попала в него, сбивая с ног. Алекс осторожно перевернул сержанта и снял с его пояса флягу с водой и пару полных магазинов к автомату.
День прошел в перестрелке. Опустившаяся ночь не принесла оборонявшимся облегчения. Вьетнамцы бросали осветительные ракеты и стреляли, стреляли, стреляли. Казалось у них целые эшелоны патронов. Между тем у французов патроны заканчивались и самому оптимистично настроенному бойцу стало понятно, что следующий день им не пережить.
- Ну вот, Отто и сбылось твое предсказание. Теперь отдохнешь, - сказал Луиджи, помогая Алексу присыпать землей тело немца, привалившегося к сухой, даже неожиданно пыльной стенке стрелковой ячейки. Судя по часам на руке Алекса, было три утра. Начинался новый день  - седьмое октября одна тысяча девятьсот пятидесятого года.
- Легионеры! – отчаянный крик нового взводного, лейтенанта Лувье, был слышен, наверное, даже на холмах. – Вперед, на прорыв!
И, будто этот крик подтолкнул его, худой бледный солдат поднялся на ноги, за ним еще двое, один из которых повернулся и, размахивая рукой с зажатым в ней автоматом, начал призывать других в атаку. Вот уже около десятка солдат, размахивая винтовками, бросились вперед. Они поднялись. Они помчались вперед! Выскочив из окопа, Алекс на бегу осмотрелся. Вокруг, нагоняя и обгоняя его мчались группы легионеров, стреляя на ходу. Бешеный огонь вьетнамцев сбивал их с ног одного за другим, но они бежали, словно одержимые. Вот до плюющихся огнем окопов осталось уже сотня шагов. Полсотни. Десятка два шагов и раздался отчаянный крик: - Гранаты! - Метнув одну за другой две оставшиеся гранаты, Фрей упал, затем вскочил снова и, постреливая короткими очередями, соскочил в окоп, на с дне которого темнело лежащее тело. Короткая очередь, чтобы удостовериться, что за спиной неопасный уже труп, новый бросок из окопа вслед убегающим вьетнамцам. Дальнейшее Алекс помнил только отрывками. Чьи-то бегущие спины, выстрелы, мелькающие лица. Рукопашный бой. Рыча, он разбрасывает в стороны легкие, мелкие тела. Окровавленный штык перед лицом, чей-то выстрел. Улыбающийся Луиджи, выстрелы. Луиджи падает…
Окончательно Алекс пришел в себя намного позднее. Он сидел на корнях, прислонившись спиной к дереву и придерживая на коленях голову Луиджи с широко открытыми, ничего не выражающими глазами. Мертвыми глазами. Тело итальянца еще не успело остыть, но было ясно, что душа его уже покинула. Когда и как Алекс очутился здесь, вспомнить не удавалось. Перед глазами вставала какая-то мутная серая пелена, в которой изредка мелькали чьи-то лица, ветви деревьев, лианы, вспышки взрывов и выстрелов, снова лианы и деревья.
Посидев еще несколько минут, Алекс осторожно прикрыл мертвецу глаза и встал, опустив голову Луиджи на землю. Осмотревшись и прислушавшись к отдаленным звукам боя, он вздохнул, перекрестился и, отстегнув лопатку, начал копать в непослушной, набитой корнями земле могилу. Солнце уже скатывалось за горизонт, когда Алекс устраивался на отдых в ветвях того же дерева. Внизу, у самых корней, темнел свеженасыпанный холмик земли с лежащей на нем каской.
В это время в джунглях, неподалеку от лощины Кокс-Кса, на тропе Куанг-Льет заканчивался последний акт драмы, в которой Алекс принимал участие. Но уже без него. Тысячи партизан после артобстрела пошли в атаку на бывший гарнизон Као-Банга. Волна за волной они накрывали позицию за позицией обороняющихся из последних сил французов и их сторонников. Скоро положение обороняющихся стало совершенно безнадежным. Первыми побежали марокканцы, а местные сторонники французов сдали важную высоту, с которой вьетнамцы смогли обстреливать на выбор все позиции французов. Но отряд Шардона еще держался, несмотря на потери. Гибель ему принесла, как ни странно, успешная атака легионеров Лепажа. Вместе с ними к отряду Шардона прибились и остатки совершенно деморализованных марокканских частей. Паника, разносимая ими, окончательно подточила оборону французов и атакующие партизаны захлестнули еще продолжавшиеся сопротивляться островки обороны.
Позднее один комментатор этих событий, подводя итоги, заметил: - Когда развеялся дым, французы обнаружили, что потерпели само сокрушительное поражение в колониях с тех пор, как умер в Квебеке Монткальм* …- Эти события стали первыми победами в более чем тридцатилетней войне вьетнамцев за право самим решать свою судьбу.
Но это все это уже не касалось Алекса, который мирно спал, дожидаясь наступления следующего дня.
*Луи-Жозеф де Монткальм-Гозон, маркиз де Сен-Веран, французский военный деятель, командующий французскими войсками в Северной Америке во время Семилетней войны. Войска под его командованием проиграли решающую битву при Квебеке, в результате французы лишились последней колонии в Канаде.

+1

17

Пост15

Алексей Раевский написал(а):

Зимний дворец, ранее не виданная роскошь, адъютант свиты его величества, почтительно сопровождающий его через анфилады комнат в кабинет императора, заставили его собраться, как перед боем.

второе и третье лишние

+1

18

Пост 15

Алексей Раевский написал(а):

Все увиденное заставляло невольно хмурится офицера в слегка потрепанном мундире штабс-капитана легкой артиллерии,

хмуриться

Алексей Раевский написал(а):

в которой, дожидаясь приема, сидел блестящий молодой офицер.

плохо сочетается с потрёпанным мундиром в цитате выше.

Алексей Раевский написал(а):

Фигнер, Александр Самойлович, артиллерии капитан.

штабс-капитан? Приставка опускалась только в личных беседах, и то не по отношению к себе...

+1

19

MilesV написал(а):

штабс-капитан? Приставка опускалась только в личных беседах, и то не по отношению к себе...

В действительности он был капитаном, но ходил именно в штабс-капитанском мундире, о чем упоминается в источниках.

0

20

Алексей Раевский написал(а):

В действительности он был капитаном, но ходил именно в штабс-капитанском мундире, о чем упоминается в источниках.

В таком случае стоит дать сноску на источник.

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Архив Конкурса соискателей » Я люблю кровавый бой. (юбилею Отечественной Войны 1812 г посвящается)