* * *
Уже в сумерках, подгоняемые опускающимся на землю туманом, сопровождаемые перепелиным «спать падем» и треском коростелей, они подошли к небольшой деревушке, в пять домов, притаившихся у края поля слева от дороги.
Деревняа была темной и на первый взгляд казалась нежилой. Окна в домах чернели маленькими прямоугольными провалами. Частокол из почерневшего мелкого кругляка кое-где окружал рубленые избы, крытые щепой, оставляя лавочку возле калиток и ворот. Посреди деревни напротив центрального здания виднелся небольшой сруб колодца со склонившимся над ним журавлем. Где-то у другого края деревеньки, лениво забрехала собака. На крайнем столбе забора неподвижно, как сфинкс, восседала полосатая кошка.
- И все-таки тут живут. – Семен обернулся к Баскину. – Так что, Сашок, возьмешь на себя переговоры с местным населением?
- Нет, давай лучше ты! Я не представляю, что им говорить? Нам сейчас надо бы власть какую-то найти!
- Ну, как скажешь! – Семен поправил рюкзак за спиной и направился к третьему дому, на лавочке перед которым виднелись две неясные фигуры.
- Здравствуйте, – поклонился он сидевшим старушкам.
- Здравствуй, милай! Гляжу, не местные вы, ай блудили где здеся? – отозвалась сухонькая женщина, укутанная в пуховый платок.
- Блудили, бабушка. Сильно блудили!
- А куды путь держитя?
- Нам бы в райцентр поскорее, или куда еще, где начальство и телефон имеются.
- Это вам тады пошта нужна, у нас ни телефону ни начальства никакого нетути. А в райцентр вам тады обратно надо идить! Да и далёко до него будит-та. Верст пятнадесять, иль боле. А вы, гляжу, шибко замаялись. Да и поздно уж нонче! Вона уж звездочки зажигаются. Переночуйте иль у мене, иль вон у Капитоновны. Завтрево будет видать.
Сидевшая рядом Капитоновна усиленно закивала, соглашаясь:
- У мене тож места хватить. На лавке, да в сенях! Хотитя ко мне можна!
- Ой, спасибо вам, бабуленьки! Только чем мы можем вам за гостеприимство-то отплатить?
- Да какая ишо плата? Не по-христиански это, позднего путника на порог не пущать! А завтре сходим к Михал Андреичу. Он тута лесником служит. У него телега есть, да и лошадка имеетца. Мож свезет вас иль до Больших Дворов, иль прямо до Колхозу. А там и пошта есть и участковый наш находитца.
- Ой, спасибо вам, матушки! – Семен опять поклонился этой сухонькой женщине. – Помоги вам, бог!
- Ну, пойдем в избу!
Сухонькая старушка распахнула калитку, подошла к крыльцу и повернула вертушку возле двери, открывая ее.
- В сени заходитя. Только обувку сымайте, шоб грязь в избу не несть. Двёрку за собой закройте на щеколду. Исть, поди хотите?
- Хотим, бабушка.
- Картоха есть и кисель овсянай. Идитя к столу!
Почти в кромешной темноте женщина чиркнула спичкой и, запалив плосочку фитиля, накрыла его стеклом, по форме напоминающим бутылку. Ясно! Керосиновая лампа. Тьма тут же отступила, явив вошедшим стол и стоящую рядом женщину в шали.
- Слышишь, милок, у тебе руки подлиньше, – обратилась хозяйка к Баскину, – привесь-ка лампу на гвоздик от тут, на матице, – указала она рукой на потолок.
- Сейчас! – Сашка поднял лампу над головой, осветив убранство комнаты.
Семен, низко наклонился, чтобы не стукнуться о притолоку, и аккуратно вошел в хату, окинув ее взглядом. Налево от входа за занавесочкой висел умывальник с ведром под ним и чугунки, черневшие на лавке. Дальше добрую половину стены занимала беленая русская печь, за которой в дальнем левом углу спряталась кровать за такой же занавеской, что и у входа. На противоположной стене правее занавески располагался старый черный гардероб, справа от которого за прорезанным окном в красном углу избы стоял стол, покрытый клеенкой, над которым махонькой звездочкой мерцала лампада перед иконой Казанской Богоматери. Почти всю правую стену с двумя окнами, занимала широкая лавка и большой сундук. Еще одна узкая кровать притаилась правее двери. Над кроватью с потемневшего фото в рамке смотрела молодая женщина, усатый унтер-офицер и маленькая девочка в светлом платьице.
Чуть ниже виднелся отрывной календарь, на первой странице которого пропечаталась цифра «двенадцать». Двенадцатое июля? Вот это да!
- А это муж мой, Хведор и дочка Катенька. – Заметив, что Михайлов, как завороженный смотрит на стену над кроватью, добавила она. – Ишшо в войне с ерманцем, када в отпуск приижжал, в Смоленск с им ездили, там и карточку сделали. Последнюю с им-то. Сгинул он гдей -то на румынском фронте в семнадцатом.
- А вас-то как звать-величать, хозяюшка?
- Мене? Да Степанидой кличут.
- А по отчеству?
- Степанида Савельевна.
- А вы тут одна живете, Степанида Савельевна?
- Накой одна? Вона золовка моя, Тимофеевна по суседству, Михал Андреич брат двоюродный, Зыковы опять-таки. Много нас здеся.
- А хозяйство-то одна ведете?
- Так ить разе то хозяйство? Коза, да курей десяток. Эт не хозяйство. У Андреича с Пелагеей, жинкой евонной, вон и корова и поросенок имеются. Ну дак, ему оно и положено. Он ишшо работает. Детей опять же у его троя…
- А ваша дочка где?
- Катька-то? У Смоленске работает. Булгахтером на конбинате. У ей ж муж и двое ребятишек. Оне в августе сюды на вотпуск приижжают.
Рассказывая это, Степанида Савельевна вытащила из печки и поставила на стол почерневший чугун с теплой вареной картошкой, рядом миску с чем-то белым и густым, придвинув к чугуну кринку с молоком.
- Кушайтя, гости дорогие, чем бог послал. Только вот хлебушка нету у мене. Хлеб нам чегой-то аж четыре дни не привозили.
Отредактировано Дьяк (08-06-2012 13:26:11)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
