2. Хоть стреляйся

Саныч был совершенно прав, когда говорил, что тут придется работать в поте лица.  Едва разместившись в келье, я познакомился с проектом электрооборудования и понял, что все, что тут уже сделано, выполнено на скорую руку и «из того, что было в тот момент под руками».

Мне в моих изысканиях старых электроцепей помогал семнадцатилетний послушник отца Никодима Семен, на первый взгляд типичный угрюмый пофигист. Но, я часто ловил блеск в его глазах, когда расключал  новых потребителей в силовых и коммутационных ящиках. Парень, несомненно, интересовался техникой и не был равнодушен к электричеству.

В первый день я смог оторваться от работы только в три, так как в этот момент планировался сеанс связи с господином Лейбницем. Мы переговаривались по закрытому каналу «покетсайза» минут десять, причем видели друг друга в махоньком окошке в левом верхнем углу экрана.

Он был очень рад тому, что я жив-здоров, и поведал, что в покушении на меня уже подозреваются трое, причем если не знать того, чем я занимался у «Фри-Джи», то само покушение не имеет никакого смысла. Официальная версия – со мной пытались рассчитаться какие-то горцы за мои прежние деяния, когда я был еще в составе особой группы разминирования на северном Кавказе.

Версия имела какое-то право на существование, но то, что старые угрозы решили вспомнить именно сейчас, спустя столько лет, не укладывалось ни в какие разумные рамки. Господин Лейбниц поинтересовался, где я, но в ответ на данный вопрос, я молчал, как партизан на допросе. Он понял и отстал, напомнив, что их служба безопасности работает над созданием человеческих условий для моей работы.

Я поделился с ним путями возможной корректировки кодов программы, чтобы сделать реципиента более свободным в своих деяниях. Он обещал, что Виталий в ближайшее время проверит мои предположения.

В заключение мы уговорились о следующем сеансе связи и разъединились.

А потом была исповедь у отца Никодима. Собственно, я не ожидал покаяния, но наш разговор «за жизнь» получился как раз таким. Отец Никодим встал у аналоя и прочитал какую-то молитву, причем в нужном месте по его указанию, я произнес свое имя. Потом он пригласил меня стать рядом с собой и, поправив лежащее на аналое распятие, произнес:

– Ну, теперь рассказывай!

– О чем рассказывать-то?

– О жизни своей.

– А что рассказывать-то?

– Неужели не хочется поделиться тем, что натворил и за что тебя теребит совесть?

Я задумался.

– Хочется поделиться? – я пожал плечами. – Скорее, наоборот, есть то, о чем не хочется делиться. Стыдно. Впрочем, коли так нужно, попробую поделиться...
Я сделал паузу и задумался. А ведь, в самом деле, были в жизни, за которые стыдно, и которые никак не забываются, как бы не хотелось обратного! И хоть внутри все восстало против желания говорить, до меня, словно со стороны, вдруг донесся мой собственный голос, который неторопливо и с расстановкой излагал мои былые «приключения»…

Удивляло то, что на все мои казусы, на которые отец Никодим должен бы был, по идее, сердиться, он только что-то вполголоса бормотал про себя, не поднимая глаз и не прерывая моего словесного поноса.

– А что же ты развелся-то? – внезапно вставил он вопрос в мой монолог.

– Ну, тут была не моя инициатива, хотя и моя вина в том имеется. В том, что опять не сошлись… И большая. Простить не смог, или не  захотел… Наверное, просто терпелка больше не вытерпела… А может, гордость моя? Слабым оказался, короче.

И тут я вдруг отчетливо услышал, как он с чувством произнес вполголоса: «Прости, Господи, раба Божьего!» Словно это не я каялся, а он сам!

– А чем ты сейчас живешь, раб божий? – произнес отец Никодим в тот момент, когда я прервался.

– Как это, чем живу? – я растерялся.

– На жизнь сейчас ты чем зарабатываешь? Вон ты прежде на этом, тэ-вэ работал, а что теперь тебя кормит?

– Программирую. Вернее, помогаю решить одну очень важную проблему… – Стоп, а с чего это он интересуется? Неужели Саныч таким образом решил узнать, чем я занимаюсь? Нет, не может быть!

Монах, видимо, почувствовал мое замешательство.

– Ладно, не хочешь говорить, и не надо. Потом, я думаю, сам расскажешь, когда пообвыкнешься, – он громко перевел дух. Потом накинул на меня часть своего облачения, помолился вполголоса, и, выпуская меня, проговорил:

– А теперь приложись к распятию, Писанию, и главное – постарайся впредь не впускать в себя вновь те грехи, о которых сегодня покаялся.
И тут я понял, что это, пожалуй, в самом деле, и есть самое главное и в исповеди и в жизни. Не впускать в себя снова ту мразь, которую выплеснул вон.

– А теперь поведай мне, от кого прячешься? Надеюсь, не от властей? – Отходя от аналоя, проговорил священник.

– А ежели от властей, то сдали бы меня?

– Да нет, тем боле, за кого просит о приюте Александр, от властей, как правило, не скрываются. Да и смысла в том никакого нет. Все одно ведь найдут.

– Я и сам не знаю, кто за мной охотится.

– Это про твое ранение вчера в новостях сообщали, что ли?

– Ну да. Только ранили там не меня.

– Понимаю. Тебя тут искать вряд ли будут, если ты свой коммуникатор хорошо спрятал от электронных жучков.

– Спрятал.

– Тогда иди, трудись и помни, от молитвы и работы я тебя освободить не могу. Так что хочешь – молись, а не хочешь – твое дело, но на молитве бывать должон!

– Я сам это понимаю, батюшка!

– Ну, иди, иди! Ты днем много успел. Хорошо бы и завтра успеть хотя бы столько же.

* * *

И вот уже пятый день я торчу в Спас-Прогнанье, тяну провода, скручиваю контакты, подключая новых потребителей. А между тем, вестей от Саныча нет, как нет. Не активизируются пока и мои работодатели. На душе скверно и что-то гнетет. Интернетные новости тоже разнообразием не отличаются, так как после сообщения о моем ранении, данная тема была забыта в один момент. Нет ничего хуже, чем сидеть у моря и ждать погоды. Ну, хоть бы что-то произошло, а то все мозги уже в трубочку свертываются!

Кормежка у отца Никодима добротная, но разнообразия никакого нет. Я каждый вечер перед сном пытаюсь работать над своей проблемой, но без обкатки на «Кроносе» мои нововведения почти ничего не стоят. Нужен, ох как нужен мне наш суперкомпьютер. Да и в прошлое тянет охрененно. Что делать? Прямо хоть иди и стреляйся!

* * *

***
Ха, «иди и стреляйся»? Это уже было.

Мы работали тогда в районе Ачхой-Мартана, и Бамута и всем не давала покоя небольшая, но очень активная банда Десаева. Она постоянно делала набеги на окружающие села, грабила жителей, убивала пришлых, а «вовчики» никак не могли их перехватить.

И вот однажды пришла информация, что Десаев готовит экс против села Чожи, или Чожи-Чу. Но откуда, и как он собирается атаковать село, информации не было. Самое неприятное, что не была известна и точная дата экса.

Штабные сломали голову, прикидывая варианты перехвата бандитов, но толку это не приносило. Проще всего, конечно, было бы прислать в село усиленную роту и встретить бандитов заведомо организованной обороной, но Десаев, узнав про то, отказался бы от своих намерений здесь, и нанес предательский удар где-нибудь в другом месте. И где его тогда надо было бы ловить?

Странно было то, что информацию о его намерениях удалось сохранить в секрете, когда «три семерки одиннадцать», как всегда неожиданно, сообщил, что удар следует ждать с двенадцатого до пятнадцатого. Времени на долгие размышления почти не оставалось.

Примерно в три пополудни одиннадцатого сентября меня вызвали к самому комбригу:

– Ну что, Матвеев, поработать не желаешь?

Я пожал плечами, всем своим видом выражая полное равнодушное согласие.

– Тогда слушай внимательно.

Генерал подошел к двери и выглянул за нее, убеждаясь, что в «предбаннике» никого, кроме адъютанта нет, после чего щелкнул тумблером на панели «большого ластика»[1].

– Итак. Собираешь свои монатки и в семнадцать двадцать дуешь в Чожи. Оттуда поступила информация, что на западной окраине обнаружены ВОПы чуть не полувековой давности. Для всех ты едешь туда на плановую работу. Понял?

– Так точно!

– Ну вот. Тебя тут хорошо знают, знают и твою машину. С тобой, как обычно, поедут три сопровождающих и шофер. Только есть в этом деле небольшая поправка.

Генерал сделал паузу, внимательно сверля меня своими глазами.

– Во-первых, сопровождать тебя будут трое новых для тебя бойцов. А во-вторых, по дороге туда, остановишься вот тут, – он ткнул в карту остро отточенным карандашом.

– Там к тебе в машину залезут еще пятеро.

– Как же они разместятся?

– Разместятся, не бойся! Так вот! Этих пятерых ты замаскируй, как следует, и избави Бог, чтобы хоть кто-то догадался об их присутствии. Понял?

– Вполне.

– Так вот! На село в ближайшие два-три дня нападет Десаев. У него двадцать три бойца, ну может, чуть больше. Он, узнав, что в селе столуешься ты, обязательно захочет поквитаться с тобой тоже. Ты ведь многим из них, как кость в горле! Понял?

– Так точно!

– Да что ты заладил, так точно, так точно! По-человечески говори. Все понял?

– Вполне. Я так понимаю, что приехавшие со мной, тайно выберутся из машины затемно и займут скрытую оборону на окраине?

– Правильно понимаешь!

– Тогда прошу разрешить взять с собой несколько ОЗМок или МОН-50.

– Это на предмет усиления обороны?

– Конечно! ОЗМка – она ведь, как пулемет. Ахнет вокруг, что мало не покажется!

– А скрытно поставить сможешь?

– Постараюсь!

– А надо, чтобы не просто постарался, а выполнил! Если ты свои ОЗМки поставишь небрежно, то хрен ли с них проку будет?

– Да хотя бы с той стороны не полезут!

– Ладно, разрешаю. Только после операции сам их и снимешь, если не сработают. Ты точно все понял?

– Да. Разрешите исполнять?

– Вперед! Оборудование на складе получи сам. Все сложи в мешки, чтобы никто не видел! И бога ради не спеши. Ждать, возможно, придется не два-три дня, а дольше. Выполняй, капитан!

– Есть!

Получив все положенное, я свалил барахло в машину к Феде Карташову, с которым мы уже не раз ездили на работы, и передал приказ о выдвижении в Чожи. Он философски отнесся к приказу и пошел одевать своего «шнобеля»[2].

Уже подходя к машине, я пристегнул на бедро старенький, но мощный «маузер» в ободранной деревянной кобуре – прощальный подарок Мишки Мишина, который теперь служил где-то в западных областях, накинул на плечи своего «Броню», кинул в кузов положенный по штату шлем, само предчувствие необходимости ношения которого на голове, не сулило мне положительных эмоций, и присел на крыло авто, раскуривая сигарету.

Нас сопровождали три мордоворота, которые чем-то незримо отличались от привычных «вовчиков». Приглядевшись, я понял чем. Несмотря на свою экипировку, они двигались легко и пружинисто и автоматы у них были не привычные итало-российские «беретты», а что-то более длинное, явно немецкое, да еще и с сошками. Хотя издалека заметить эти особенности было не так просто, ибо их оружие было обмотано лохматыми тряпками.

Я подмигнул старшему лейтенанту, который доложил мне о готовности к сопровождению, и пригласил размещаться, сам занял переднее сиденье, и ровно в семнадцать двадцать согласно моим «ориентам» мы стартовали в неизвестность.

Дорога не вызвала никаких неожиданностей. Через два часа мы, согласно приказу комбрига, остановились у мостика через ручей, и тут же были атакованы еще «пятеркой» мордоворотов, удивительно похожих на моих новых сопровождающих, но обвешанных всяким барахлом, словно елки. Не слова не говоря, они полезли в грузовой отсек, где, понятное дело, была лавочка на троих, но при этом компактно ложились на днище. И как они там только все разместились? Такие лоси в такой тесноте.

– Слышь, капитан, – обратился ко мне давешний «старлей», – если мы ребят поверх дерюги закидаем твоим барахлом, чтобы укрыть получше, ты возражать не будешь? У тебя там ничего такого нет?

– Да понимаю. Все мои шмотки можете класть внавал хоть снизу, хоть сверху, кроме зеленого чемоданчика. Пусть он от греха на дне полежит. Только не обессудьте. Ящики не из пенополипропилена. Железяки там и прочая хрень! Как бы не помяло мужиков.

– Ничего, они привычные! Да и терпеть им недолго! Выдюжат.
Он подошел к сидевшим на заднем сиденье и коротко произнес что-то. В ответ я услышал:

– Есть, товарищ майор!

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! А сопровождает-то меня майор! Охренеть можно, как любит говаривать Саныч!

-----------------------------------------------------------------------
[1] «Ластик», «стерка» - сленговое название прибора постановки помех в широком спектре. Как правило, обеспечивает неработоспособность до 95% всех известных «радио жучков».

[2] «Шнобель», или «БрОня» («Бронштейн») - жаргонное название бронежилета израильского производства.

Отредактировано Дьяк (17-05-2013 20:30:41)

Мы прибыли в Чожи около двадцати одного. Пропыленные и немного уставшие от дороги. Первыми моими словами, обращенными к первому же встречному аксакалу, были:

– Где тут у вас снаряды нашли?

В ответ он быстро замахал рукой в сторону западной окраины и что-то крикнул в дом. Оттуда выбрался здоровый детина, отрекомендовавшийся местным шофером, который взмахом руки попросил меня следовать за ним, и быстро потопал вдоль села и немного наискось. За мной последовали «старлей» и еще один боец, тогда как второй остался вместе с шофером стеречь машину.

Показанный снаряд и две «минометки» мне разу не понравились. Во-первых, на одной мине сохранилась маркировка, что она была изготовлена в позапрошлом году, во-вторых снаряд, донышко которого торчало из раскопанной земли, имел целые ведущие пояски. То есть, эти ВОПы – явно туфтовые. Но работать надо взаправду.     

Я огородил указный участок полосатой лентой, вооружился изотопным «скарабеем» и не спеша пошел сканировать землю, внимательно вглядываясь в показания индикатора, время от времени втыкая флажки над подозрительными местами.

А в голове крутилась мысль: «А вдруг ударят сейчас из снайперки, или пулемета, а ребята-то в кузове, и шандец!»  Хотелось что-то делать, куда-то бежать, но приказ был строгим: «Ждать нападения, но вести себя естественно!»

К наступлению темноты я отмаркировал почти все подозрительные места в выделенном участке, и ровно в двадцать два прекратил работы, так как видимость уже была весьма ограничена, а работать в свете карманных фонариков  не хотелось.

На постой мы встали у местного инвалида, который потерял ногу на противопехотной мине лет пять назад. Как положено, один из вевешников не покидал автомобиль, тогда как остальные рассредоточились по гостеприимному дому. Нападения ждали ежеминутно. Правда, где находятся ребята, приехавшие в село невидимками, я понятия не имел, но понимал, что спать им ночью не придется.

Около двенадцати старлей, или майор, не знаю, как оно правильнее, посоветовал мне расслабиться и поспать.

– Вас завтра ждет большая работа. ВОПов будет много, даже очень много, я гарантирую, так что надо выспаться, как следует.

– А как же…

– У каждого из нас своя роль в этой операции, – оборвал он меня и заговорщицки улыбнулся. – А свои ОЗМки поставите по утру. Ночью один хрен ничего не видно!

Ни хрена себе! Он знает про ОЗМки! Не иначе, в самом деле – майор!
Утром перед работой я обошел деревню и выбрал в ней места возможных постановок своих стальных цилиндрических «лягушек» и легенду, согласно которой буду осуществлять их установку.

Утром меня потряхивало. Не оставляло ощущение, что нахожусь в прицеле снайпера. Все валилось из рук, но надо было работать. Горка мин и снарядов, которые я извлекал из огороженной площадки у перекреста дорог, постоянно росла. Я уже воткнул шесть из восьми отобранных предварительно ОЗМок в выбранные места и достаточно было выдернуть чеку из сейсмовзрывателей, чтобы «взвести» их.

Самое странное, что за день я ни разу не увидел никого из тех ребят, что приехали в кузове нашего авто. Словно они испарились. Со мной по прежнему находился «старлей» и один из двоих прикрывающих, внешний вид которых ни коим образом не говорил о том, что они провели бессонную ночь. Правда, днем в жару они посменно спали в нашем домушке, видимо сберегая силы на ночь.

Трижды мне казалось, что к селу кто-то скрытно приближается, и трижды с моего языка уже готов был сорваться крик тревоги. Но все обходилось.
Ночью старлей опять загнал меня спать с мотивацией, что «утро вечера мудренее», но на сей раз, даже решившись на данный шаг, я еще долго ворочался, а сон упорно не приходил. Забылся я только под утро, когда окна ясно пропечатались на фоне темной стены светлыми прямоугольниками.
На следующий день спектакль продолжался, а я, его главное действующее лицо, продолжал заниматься бесполезным перекладыванием ВОПов из пустого в порожнее.

Вечером попытался попинать «старлея» по печени, но он опять перевел стрелки, утверждая, что в нормальной охоте главное – терпение…
Терпение! На третий день меня уже не просто потряхивало, но колотило не по-детски. Обезвреживая ВОПы я уже начал совершать непростительные ошибки. Нет, ничего кардинально плохого, но в нормальной работе я бы себе этого не простил, но тут с явной туфтой, я перебарщивал. Состояние неопределенности давило настолько, что хоть стреляйся!

Горка боеприпасов у дороги выросла настолько, что для ее вывоза требовался уже небольшой грузовик. Ничего себе насеяли! А спектакль все продолжался.
Третья ночь была для меня самой трудной. «старлей-майор», видя, что я маюсь, предложил принять на грудь и мы  ним в течение трех часов цедили литровую бутылку молодого вина,  полученную от благодарных местных жителей.

– Слушай! Почему они не начинают?

– Не знаю. Я ведь тут с тобой, а не там с ними!

– Может быть, они испугались нашего присутствия?

– Нет, наше присутствие для них – тьфу! Тут что-то другое. Или утечка, или какие-то иные, только им ведомые причины.

– Ведь сегодня уже пятнадцатое! Может, они вообще отменили нападение?

– Может и отменили!

– Ты так спокойно говоришь об этом!

– А чего дергаться? У меня есть приказ. Прикрывать тебя во время работ. Вот я и прикрываю.

– Да что толку от этих работ-то? Они же – туфта!

– А ты ори погромче, чтобы все про это узнали! Повторяю. У нас задача прикрывать тебя во время выполнения работ в селе Чожи. И все. У тебя есть фронт работ на завтра?

– Найду.

– Ну вот и найди. И прекрати генерить. Для всех ты должен быть уже порядком задолбанным от этого объекта, но о твоей добросовестности знают многие, и потому продолжай гнуть свою линию. Понял?

– Понял!

– Слушай, майор! Не дает мне покоя овражек справа от села. Там они могут накопиться для удара и оттуда легко войти в село незамеченными и перебить здесь всех. Может, овражек напичкать изюмом, или поставить что-то на выходе?

– Мысль хорошая, но тут два момента. Оврагом пользуются жители, так что «самоловы» исключены. Ну и скрытность. Чтобы заминировать овраг, надо попасть туда скрытно.

– А если сегодня ночью?

– Ты уверен, что они пойдут завтра? И уверен, что никто из жителей по утряне не сдернет твои «веревочки»?

– У меня есть пульт, подрывная машинка и электродетонаторы. Я закопаю туда пару-тройку фугасов от гаубицы стадвадцатидвух, из числа выкопанных на поляне, а провода протяну сюда. Проводки тонкие, зелено-коричневые, в траве не будут видны. При необходимости могу бабахнуть их как по отдельности, так и хором.

– Толковая мысль. Ты пока подготовь все, поспи немного, а часа в три-четыре утра вместе все и сварганим. И в овраге и на выходе.

На четвертый день я неожиданно для себя почти успокоился. Уже шестнадцатое. Хоть я по-прежнему не видел тех бойцов, что приехали со мной нелегально, но был уверен, что зазря свой хлеб они не едят. Наше село, судя по всему, подготовлено к обороне, согласно предварительного плана и укреплено, в том числе и моими усилиями. А то, что не нападают, так может, у Десаева изменились его личные планы! А может, и еще что-то. Кто его теперь знает? Но уезжать раньше команды – избави, бог!

И я продолжил тянуть этот спектакль, бродя с искателем уже не только на выделенной площадке,  но и на сопредельных территориях. Возле меня постоянно находились один-двое вевешников и один – двое из них отдыхали в домушке, который мы заняли. Все, как положено, и мне все вдруг стало абсолютно по фигу.

Отредактировано Дьяк (18-05-2013 00:24:30)