Жечь Посполитая. Орша. Вранова башта

Тишина уединенного кабинета для особых совещаний, скрытого в глуби Врановой башты располагала к раздумьям сама по себе. Толстые ковры без остатка топящие в густейшем ворсе любые звуки, теплый свет восковых свечей, мягкие диваны, с готовностью принимающие тела высших сановников уставших служить государству. Все настраивало на обстоятельность. На неторопливое, спокойное течение мыслительного процесса. С медленным, тягучим, с разбором каждой букашки-мысли. С кропотливейшим раскладыванием по полочкам: лапки отдельно, крылышки отдельно; придворным и Внутренней страже плату поднять, ветеранские выплаты снизить…
Обычно, так и делалось. Тихо, боясь порвать тончайшую нить мыслей, сидели, чуть слышно поскрипывая перьями по бумаге, писцы. Чинно шуршал стопками документов канцлер, докладывая о державных делах и происшествиях. Порой, когда темы поднимались вовсе уж тайные, писцам указывали на дверь, и те молча исчезали, оставляя Старших Отцов в одиночестве. Размышления над судьбами подданных требуют сосредоточенности…
Но сегодня король безжалостно растоптал привычный уклад. Долго мерил кабинет шагами, потом, выругавшись, упал в кресло, взял с низенького столика бутылку, хоть и вытертую слугами, но все еще хранящую пыль винного погреба на пузатых боках. По-простецки выдернул пробку и зашвырнув в угол…
- Это предупреждение!!!
Канцлер, неодобрительно морщась, из-под прикрытых век наблюдал, как в такт глоткам дергается кадык на тонкой, по сути, мальчишеской еще шее короля. Покушение, конечно, оказывает определенное воздействие на нервическое состояние человека. Но, пренебрегая бокалом, хлестать вино прямо из бутылки, словно грязный бродяга?! Сердцем Ян Выльчевский, начавший долгий путь в канцлеры с поста городского стражника, понимал короля. Тут, на самом деле, надо бы справно приложится к родимой вудке. Или, на худой конец, к дикопольской горелке… А не дуть сводящую скулы тавропонтийскую кислятину.
Но мозгом второй человек страны категорически не одобрял поведения короля…
- Бунтовщики промахнулись, мой король!
Надо отдать должное Карелу. Он поставил полуопустошенную емкость на стол и лишь потом зашелся в истерическом смехе, больше похожем на псячьи взлаивания, нежели на звуки, издаваемые человеческим горлом.
- Промахнулись?! Ян! Вы же, милостью Айона, канцлер, а не шут! - король замолк, с нарочитым вниманием разглядывая узор на гобелене. Затем продолжил. - Две стрелы. Обе в цель. Старику прострелили жалованную мной цепь, - монарх коснулся груди, скомкал воротник кафтана. – А в меня не попали! Смешно…
Карел, будто надеясь на чудо, вцепился в недопитую бутылку. С шумом допив остатки, швырнул опустошенный сосуд в стену. Брызнуло зеленое крошево. Битое стекло сверкало тысячами сколов, в тусклом свете, создавая иллюзию своей драгоценности.
- Клад Небельферфов, - совершенно не по-королевски шмыгнул носом Карел. Он любовался игрой света, используя в качестве линзы бокал. Когда в нем оказалось вино, канцлер заметить не успел. – Достанется самому достойному. И принесет за собой проклятие огненной смерти потомкам… Ян, а ведь гореть – это больно? Я ведь не смогу вернуть им отца. Даже если очень захочу...
Канцлер вздрогнул. Слишком уж не вязался неуместный вопрос с глазами молодого короля. Выпитое с тем же успехом могло быть вылитым сквозь ржавые прутья сточной решетки. Карел Новый был трезв. И совсем не похож на испуганного человека. Вот на того, кто уже записал себя в покойники – да, смахивал. Выльчевский за свою долгую жизнь видел немало похоронивших себя заживо. Разве что, не отпевших.
- Необходимые меры принимаются, – канцлер поспешил сменить тему. – Две-три недели, и бунтовщики будут разбиты.
- Две-три недели… - протянул, будто пытаясь оценить букет каждого созвучия, Карел. – Это долго.
- Быстрее не получится, мой король, – понизил голос канцлер. – Полковник собрал под знамена много недовольных. И этих недовольных слишком много, чтобы пытаться решить дело силами Внутренней стражи.
- Сколько их?
- Непосредственно у полковника, - тут же зарылся в записи канцлер, - около двух тысяч «Волков». Мы их, все-таки, изрядно проредили…
Карел неторопливо махнул ладонью, призывая Выльчевского не отвлекаться на приятные воспоминания, а возвращаться в суровой реальности.
- Кроме Волков, у полковника в данный момент около десяти тысяч всякого сброда. Крестьяне, мелкие дворяне, готовые ради мимолетной выгоды пойти за кем угодно…
Но войска бунтовщиков еще несколько месяцев будут опасны лишь количеством. Армия – сложнейший механизм. И чтобы он действовал как надо – требуется приложить не один месяц работы. Которых у полковника нет. Он будет вынужден идти на Оршу.
- На Оршу? – удивился Карел. – Но он обломает зубы…
- У полковника нет другого выхода, мой король, – пожал плечами Выльчевский. - Долгое ожидание губительно для армии, собранной из хлопов и нищих дворян. Первые очень быстро вспоминают, что ушли далеко от родных хлевов, а вторые, не получая добычи – становятся дезертирами. А так – есть шанс разбить наши войска в одной-единственной битве. И полковник постарается им воспользоваться.
- А Степь?
- Со Степью все непонятно,– канцлер поднял взгляд от исписанной мелким, плотным почерком страницы. – Такдир-хан куплен со всеми потрохами. И будет до последнего душить тех, кто решит пойти на зов бунтовщиков. Но, как говорится, есть нюанс. С одной стороны, Хан Великой Степи рвет белый жупан на груди и клянется соблюдать договор. А с другой - его полномочный посланник, “совершенно случайно” оказывается близким другом полковника. О чем лает каждая собака. И многие могут плюнуть на волю своего Хана. Те, у кого всех богатств - шелудивый конь да худая юрта …
- Какой же подлец, - задумчиво пожевал губами Карел, - призывать грязных степняков…
Выльчевский промолчал. Канцлер был не только стар, но и мудр. И прекрасно понимал, что даже юного годами короля может покоробить упоминание о том, чьи мечи помогли ему занять трон Жечи. А у королей, и обиды – королевские.