Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Михаила Гвора » Медом по крови 2.0
Т.е., наличие "третьей стороны" изначально предполагается?...
Может, так. А может, и не так. Но раз поминаются волоты и маги, значит, где-то они существуют. Хотя бы теоретически...
Жечь Посполитая. Окрестности коронного города Омелува
Над городом поднимались дымы. Ветер закручивал их в тугие черные жгуты.
- Не удержались… - с нескрываемым недовольством обронил мрачный полковник Косач.
Сидящий рядом с ним человек, чье лицо «украшала», кроме букв «ЗК», еще и здоровенная цифра 2, нанесенная тем же способом, только вздохнул.
- Не удержались, – повторил Косач. – Подожгли. А кто-то, совсем недавно, рвал на груди рубаху, и клялся всеми известными ему богами, что не будет ни поджогов, ни напрасных убийств заведомо невиновных. Не подскажешь, кто это был, а, Бортнич?
«Разукрашенный», вдруг подскочил, встав на ноги.
- Ты!..
Бдящие рядом Волки, что, судя по длинным усам да просторным штанам, приходились пану полковнику земляками, и казавшиеся до этого тремя статьями, по чьему-то недомыслию воткнутыми на «лысину» холма, синхронно положили руки на сабли. Один, недвусмысленно наставил на полковничьего собеседника пистоль.
У ротмистра Бортнича, по прозвищу Скаженный, что значит Бешенный, жизнь была сложная. Наличествовали в ней и лихие конные схватки сам-десять, и разрывавшиеся над самым ухом бомбы из инрогов* , и двое суток в свежей могиле под трупами убитых побратимов тоже были. Так что, определенную горячность старый вояка мог себе позволить. Но не рядом с полковником. И не после ночи с двумя покушениями зараз. Покушавшиеся, трое мелких шляхтичей и пятеро селюков, с самого рассвету тщились коснуться пальцами ног земли. Повесили их невысоко. Чтобы назидательнее вышло. А к полковнику было решено приставить охрану. Понадежнее, из козарлюг дикопольских.
- Сядь, друже, не мельтеши! – поднял ладонь полковник, и, обращаясь к охране, продолжил. - И вы, хлопцы, ша! Ротмистр больше не будет. Не будешь, пане Бортнич?
Охрана оружие теребить тут же перестала. Бортнич выдохнул, обмяк, будто у него из спины стержень вынули, и сел обратно на здоровенный тулумбас, окованный медными полосами. Походный барабан приволокли на вершину для передачи важных сообщений, но таковых в обозримом будущем не предвиделось, поэтому полковник не возражал. Пусть сидит пока. Толстая кожа от тощей ротмистровой задницы не порвется.
- Прости, друже полковник. Я сорвался, мои ребята сорвались! Так ведь накипело же у них! – ротмистр чиркнул себя по горлу оттопыренным пальцем. – Эти ведь, городские которые, они же первейшие нам враги! И корольку нынешнему первые присягнули! Забыли они про ласку Сигизмундову, одно слово – крысожоры!
Волки не шевелились. Но по глазам видно было – одобряют они речи Скаженного. И сами вовсе не прочь сжечь Омелув дотла.
А Бортнич продолжал, почуяв молчаливую поддержку:
- Да и мы же им лаской предложили! Тряпку Кареловскую срывайте, флаг Сигизмунда поднимайте! Даже про рекрутскую повинность до поры умолчали!
Полковник слушал, поглаживая изукрашенную рукоять пистоля. Действительно, не попрешь против истины. Городу предложили сдаться добром. Кровь лить никто не собирался. Да и новобранцев набирать пока нужды не было. С каждодневно приходящими разобраться бы. Чтобы хоть «право-лево» путать перестали и пику не роняли…
Но парламентеры в город вошли. И обратно вышли. Правда, не целиком, а частями. Голову ни один не сберег, все в Омелуве оставили.
После такого разъяренных бойцов не остановила бы и перворазрядная крепость альвов, не говоря уже о полуразваленных стенах коронного города. Безликие, как втихую именовали себя те, кто одел кожаную личину, в кровавые брызги размолотили прямо в воротах оборону и затопили Омелув серой волной. Две роты Волков, выделенные в усиление, даже пальцем не успели пошевелить. Так и просидели в седлах, борясь с зевотой, пока дорвавшиеся до крови Безликие рвали всех, до кого могли дотянуться. Ну и, конечно же, вслух рассуждали о том, сколько старых долгов списывается здесь и сейчас. Волки с Безликими делали одно дело. Но вот, почему-то, первые вторых недолюбливали. И этого не скрывали, вполне логично предполагая, что если бы пан полковник не вернулся бы, то те по-прежнему бы славили Карела. И вся бы их война кончилась на дуле в кармане…
Косач поднялся на ноги, упершись в хрустнувшие колени:
- Жарко-то так, будто и не осень на дворе…
- Так бабье лето, – неожиданно спокойным голосом произнес Бортнич, вглядываясь в небо над горящим городом.
- Помнишь Грунвальд? Точно так же парило, – Косач искоса глянул на небо, где безраздельно господствовал ослепительный солнечный круг.
- Его забудешь… - хмыкнул ротмистр и потер тыльной стороной ладони щеку. – Ничо, мы и до альвов доберемся! Топленного Сала им за шкуру плесканем!
- Они сами придут, – равнодушно ответил полковник. – И приведут свеонов. И вырежут твоих возлюбленных Безликих. А кого не вырежут, тех в Лабе перетопят. Как кутят, – и спеша остановить возмущенного Бортнича, уже начавшего наливаться дурной кровью, добавил:
- Хороши твои Безликие, хороши! И селюки хороши, и шляхтичи хороши! Только первые драться не умеют, а вторые только гонор показывают и сбежать норовят. Это они сейчас храбрые, когда мы сила. А как выйдут против нас свеоны, а?
- И свеонов порвем! – стукнул себя по груди кулаком Бортнич. – И на шляхту ты зря наговариваешь! По паре ублюдков всех меряешь!
Кечир развел руками, кивнув в сторону виселицы.
- Только там трое висят, не?
- И пусть висят! – отмахнулся ротмистр. – Только все равно зря! Айону хвала, что никто кроме нас не слышит.
- Хвала-то, хвала… Вот только как панцирников начнут резать как баранов, тогда и поговорим. Одно дело жирную стражу грызть, и совсем другое - с кирасирами хлестаться.
- Обязательно поговорим, пане полковнику! – улыбнулся редкими зубами Бортнич. - Обязательно! Не будь я дважды злодей Короны!
_______________________________
* Инрог - дульнозарядное артиллерийское орудие. Название возникло в честь изображенного на первых образцах орудий, бывшего до того времени безымянным, инрога – мифического однорогого существа.
Жечь Посполитая. Орша. Харчевня «Кошка и сковородка»
Невысокий, лысоватый мужчина, несмотря на возраст сохранивший остатки былой выправки, удивленно заглянул в кружку. Желтоватая шапка пены держалась стойко, будто свеоны под Лореаной и опадать не собиралась. В Пуште сдохло нечто большое. Прямо сказать – огроменное. Или с небесной тверди шляпка гвоздя отвалилась и в гости падает. Иначе бы, с чего вдруг, Старый Войцех хорошее пиво в харчевню завез?
На вкус, кстати, тоже оказалось очень даже. Впрочем, после изрядно принятого на грудь количества дикопольской горелки даже конская моча могла показаться даром небес, ниспосланным волею Айона Милостивейшего для скрашивания серых будней обитателей Орши. Обитатели, кстати, почему-то решили сегодня обходить «Кошку» стороной. Кроме них с хозяином, почти никого и не было. Не считать же, сидящего в тени крысомордого незнакомца, судя по одежде – из углежогов.
- Это ты меня кем только что обозвал? – хмуро поинтересовался Войцех, вытирая руки о засаленный передник. Хозяин «Кошки и сковородки» поставил перед мужчиной еще две кружки. – Гляди, Чардаш, на лысину наплюю, будешь тут богохульствовать.
Чардаш улыбнулся, пригубил. Поцокал языком.
- Пиво у тебя, Войтеку*, прямо таки, не твое. В злодеи подался? Начал королевские пивные обозы щипать?
- Ты пиво пей, да языком не трепись.
- А то что? - Чардаш заинтересовано поглядел снизу-вверх на Войцеха. – По горлу ножом, за ноги, да в колодец, к пиявкам сволочешь? Или, как старого товарища, на кухарне в дело пустишь? Ток гляди, у меня срака жилистая, гости плеваться будут.
- Тебя сволочешь… - грустно ответил харчевник. – Ты, сам кого хочешь и куда хочешь…
- Не мы такие, и жизнь у нас такая.
- Это ты точно подметил. Как оно вообще?
Чардаш махнул рукой. И присосался к кружке.
- Тоска зеленая, друже Войтек. Прямо как на погосте посреди болота. Только жабы не квакают. А у тебя, как посмотрю, - Чардаш указал глазами на плохо затертые следы крови, до сих пор сохранившееся на полу, - жизнь ключом бьет?
- Матиуш заходил. Да с купчиком поспорили, – пожал толстыми плечами Войцех. – Слово за слово, хреном по столу…
- А убирать тебе довелось? – продолжил мысль Чардаш. – Матиуш человек хороший. Только вспыльчивый. И за саблю хвататься любит. Как бы ему башку его горячую в подворотне кистенем не проломили.
- Не проломят. Наш капрал нынче на казарме живет. Военное положение объявили. Всю стражу посадили по месту приписки.
- Оттого и пиво у тебя доброе появилось? – попробовал угадать Чардаш. – Дороги перекрыты, купцам деваться некуда, цены скинули?
- Твоя правда, да не вся, – Войцех, воровато оглянувшись, достал из-под грязнючего своего передника шкалик, глотнул прям из горла, предложил Чардашу. Тот, и не подумав отказываться, вылил остатки в пиво, довольно поцокал языком.
- Пиво в Омелув везли. А незадача вышла у купчика. Полковник теперь в Омелуве. Пришлось возвращаться, да за бесценок расторговываться, пока не скисло. Я под это дело бочек пять и взял.
- Да ты что…
- Вот тебе и «да ты шо!» - передразнил собутыльника хозяин. – Подчистую сожгли. Из горожан, считай, полсотни и сбежало. Остальных всех порешили.
- Ну насчет остальных - это кто-то очень выпил много… - протянул Чардаш, почесав лысину. – Но, что коронных всех вырезали, это зуб даю.
- Мне твой зуб и даром не сдался, – Войцех собрал на треснутый поднос кружки, - Ты еще будешь? Пока есть?
- Не вижу повода не выпить! – пьяновато улыбнулся Чардаш. – Так что тащи еще кружечек пять, пока, как там говоришь, не прокисло?
- Ага, – многозначительно ответил Войцех и уплыл в сторону разливной стойки.
Тут же, напротив Чардаша, на нагретое тушей харчевника место, присел сидевший в углу углежог.
- Пока хозяин ходит, разговор есть.
- Ну… - Чардаш немного откинулся, уже прикидывая, как ухватит крысомордого за его рыжую куцую бороденку, перемазанную в саже, да чиркнет кривым засапожником по напряженной жилке. А бороденка-то, с перебором выпачкана. Специально, что ли, в сажу макал?
Крысомордый дернулся. Видать, прочитал что-то в глазах. Или догадался. И не стал разводить всяческих мермихлюндий:
- Ты, друже поручик, приходи завтра на Черную, что в Златом Мясте. Только хвоста не приведи. Не боишься?
Пока Чардаш пытался собрать мысли в кучу и сообразить, что же делать ему: то ли «углежога», который, к бабке не ходи, такой же «углежог», как Чардаш – моряк, хватать и резать, то ли пивом угощать, крысомордый сбежал. Только дверь хлопнула.
Вернувшийся с пивом Войцех поразился. Старый знакомый размахивал руками, и говорил сам с собой. Добро, хоть не на два голоса:
- Приду, зуб даю – приду! И не боюсь я!
Харчевник осторожно поставил поднос около Чардаша, не замечающего ничего вокруг и задом, мелкими шажками отошел в сторонку. Достал пустой шкалик, опасливо принюхался. Маком вроде бы не пахло. Значит, не в горелке дело. Перебрал старый друг. Ну то бывает. Пива выпьет, мозги на место станут. А нет – так на лавке переночует, да домой пойдет…
А тот вдруг улыбнулся и сказал:
- При Грунвальде не боялся, а тут возьму, да труса отпраздную?!
И Старый Войцех, хозяин харчевни «Кошка и сковородка», а в прошлом - хорунжий альпенских стрелков, понял, что поручик, Чардаш Косовар, ныне – скромный работник Королевского Архива, вовсе не перебрал. Обрадовался человек, что тут непонятного?
_______________________________
*Уменьшительная форма имени Войцех
Орша. Дом Чардаша Косовара
Внизу что-то разбилось. Я аж проснулась с перепугу-то. Основательно так, со звоном расколотилось. Потом скрипнули половицы. Протяжно, жалобно. Хлестнуло веткой по окну, еще раз. Ураган там, что ли? Осень же на дворе. День-два, и все. Коли лучинку, пихай в топку, сверху дрова клади. А дрова-то, нынче, ценами кусаются!
Снова скрип. Угомонится или снова пойдет бродить, а потом вытаскивай его из каталажки! Стражники нынче злые, что твои псы. Кстати, о псах! Надо бы Зверя покормить. С вечера из памяти ветром вынесло. Зверь – хороший сторож. Таврийской породы. Злой, как оборотень!
Хлопнула кухонная дверь. Так прикладывать будет – филенки повылетают. Утром надо вразумить малость. Сейчас-то, бесполезно: глаза залил, не соображает ничего. Проспится, и не вспомнит, что, к чему, кого и как. Проверено. Чай не первый год вместе.
Громкое, чуть ли не нарочитое бульканье. Длинный гитарный перебор…
Ох, не хватило того, что раньше в глотку влил. Сейчас продолжение будет. Напьется…
Кто из друзей помер или какая другая тоска накатила. По прошлому убивается, будь оно трижды проклято! Вояк этих, хлебом не корми – дай молодость повспоминать! Шлем на затылке, карабеля в руках, и грудью на пики… Ох, прости, Айон, лучше бы он под Грунвальдом мордой в грязь лег! Всем бы легче стало. И мне, и ему, и всем! Ох, Милостивейший, снова прости! Дурость несу, так бабе и должно! Уберег тогда ты Чарда моего неуемного, и снова сбереги! Ты же можешь…
Первые годы, как из со службы турнули, и вовсе жуткое дело творилось. Как на рынок не выйдешь, тот, говорят, пулей голову себе расшиб, тот на саблю лег. И так – чуть ли не каждый день. И молодые, и старые. Весь район, считай, или из Внутренней стражи, или из альпенских стрелков, козерогов горноскачущих. В другие войска наших мужиков и не брали. А как маршалек Врангелич голову от золоченого меча потерял, альпенцев разогнали мигом. Зачем новой власти войска, которые вечно бунтовать готовы? Да и Медвежий хребет дикопольцы под шумок отчекрыжили, пусть у них на Полынный замок комета снова упадет!
Своего два раза из петли доставала. А он, заместо благодарности, дурой меня, дурой! И кулаком совал. До сих пор, как вспомню, скула болит. Чардаш-то, он хоть костью и хлипковат, а на спор жеребчика поднимал да пару десятков шагов пробегал…
И правильно, что муженек дурой зовет. Дура-то, и есть. Иные на мошну смотрят, а не на то, что сердце замирает, когда рядом идет. Вот и живут сейчас, не в конуре собачьей, у которой два этажа смеху ради, а во дворцах цельных!
Вон, Яра, тупая же, как валенок росский, а чиновника охомутала – на золоте каждый день ест! Да и не ест, вкушает, чтоб у нее пасть поперек лопнула. Только не лопнет. Это у меня, скорее, селезенка от желчи переполнится. Нельзя так. У каждого своя судьба, как Айоном завещано. Кто на золоте ест, кто в канаве лежит, кто под дверью запертой слезы глотает, а кто бедную старушку-гитару терзает, струны ей рвет:
…Кедь ми прийшла карта нароковац,
Став я свого неня дошіковац:
"Неню ж ти мій, неню, вчинь ми таку волю -
Йди за мене служить на ту войну".
"Неню ж ти мій, неню, вчинь ми таку волю -
Йди за мене служить на ту войну"… *
И смотрят на все это с небосклона звезды. Серебряные на черном. Они не плачут и не смеются. Они просто смотрят, как и положено по небесному укладу. Разве что улыбаются немного, когда глупые люди разглядывают в их дорогах тропки своих жизней. Более кратких, чем рождение нового Солнца…
_____________________________
*Слова из старинной песни лемкив – малой народности, проживающей в Закарпатье.
Жечь Посполитая. Орша. Харчевня «У быка»
Две кружки пива негласно, но бесспорно входили в плату «подметкам». И горе тому из добывающих, кто поскупится! Свои засмеют, за спиною называя «нищебродом». И хорошо, если только за спиной. Ведь и в глаза скажут.
Хлеб у «подметок» горький. Запивать надо, иначе в глотку не полезет. В эту глотку, могут ведь и неошкуренный кол забить. А отдельные умельцы, так и гадюку запихивали. Ее, конечно, положено с другой стороны в тело засовывать, но всякое бывает. И умельцы всякие бывают. Главное, ведь, как говорится – творческий подход!
А младший кастелян Орши Иероним Гостомский добывающим был опытным. Десять лет как одна копейка. Поэтому морщился про себя, не показывая ни малейшего признака брезгливости. Очень хотелось треснуть «подметку» по затылку для ускорения процесса. Но, тогда нет гарантии, что прозвучит правда, а не то, что Иероним желает услышать? Не тот случай и не те ставки, чтобы открыто выказывать свое отношение к вонючему хлопу. И уж совсем никак не переложить сомнительное удовольствие от общения на кого другого.
Неприметный человечек с бесцветным и совершенно не запоминающимся лицом жадно припал ко второй кружке, шумно хлебая пиво. И куда так спешить? Не прокиснет же…
- Ну? – с легкой, чуть заметной ноткой нетерпения произнес Гостомский, уже не в силах сдерживаться. И так доклад грозит затянуться надолго. А если этот… это существо так и будет вертеть тупой башкой по сторонам и напрашиваться на повторение обязательного угощения…
- Все отлично вышло! – Вонючка отставил пустую кружку и оглушительно рыгнул, даже не попытавшись прикрыть пасть грязным кулаком. Выбить бы ему остатки зубов… - Извиняюсь, пан кастелян, премного! Сильно уж гладко на пустой желудок пошло! Да вот беда, назад просится! Может, добавить-то, а? - но, по тому, как забарабанили по столу пальцы кастеляна, «подметка» сообразил, что с выпивкой лучше погодить. - Вышло все, как вы и говорили, пан кастелян! Тютелька в тютельку, как про карлов с карлицами в Твери россы говорят! У вас, пан кастелян, не голова, а прямо-таки, а цельный Королевский Кабинет!
- Спытек, я же просил! - в морду бы кулаком, сволочи этой, а как завалится, умывшись юшкой, долго ногами пинать. А до того сапоги неделю не мыть… Мечты… Не послал Айон Милосерднейший в Оршу ангелов, приходится с этим сбродом работать…
- Ой, простите, Айона ради! Все забываю, что ваша милость, пан кастелян, сказали, чтобы без чинов!
- Спытек…
«Подметка» перекрестил себе грудь знаком Айона, сложив пальцы кривой щепотью:
- Мой объект встретился с неустановленными и установленными лицами. Как и было известно изначально – на пересечении Черной и Кошачьей. Лица, которые установить сумели, вот, - Спытек вытащил из-за пазухи скомканный лист бумаги, расправил, как сумел и передал Гостомскому.
- Почему лица неустановленные? – Иероним, окинув взглядом не особо разборчивые каракули, отложил бумагу в сторону, жалея, что нельзя немедля выпросить на кухарне уксусу. - Насколько знаю, у тебя два десятка мальчишек?
- Мальчишки-то, мальчишки, - протянул Спытек, поглаживая пустую кружку. – Только ведь там альпенцы сплошные. И гвардейцы Сигизмундовы. А из них хоть песок сыплется, да нюх на слежку как у волка белого.
Кастеляна при упоминании о волке, передернуло. Но Иероним сумел скрыть непрошеную дрожь. И воспоминания об окровавленном клинке, падающем на остатки копья, судорожно зажатого в руках…
- Всерьез, конечно, никого за сраку не ловили, но по ушам парочка выхватила. Аж до гошпитальни пришлось волочить, руки-то, у негодяев тяжелые… - печально сказал Спытек. - Им бы на лечение, а?
Иероним неторопливо кивнул, разберемся, мол.
- Ну так вот, о чем говорили, кому кости перемывали, да на что сговаривались, я на бумагу переложил. Что запамятовал, мальчишки подсказали. Потому, и опоздал, уж не обессудьте.
Перед Гостомским лег целый “кирпич”, состоящий минимум из пары десятков листов, исписанных на удивление разборчивым почерком.
- Кто писал? – поинтересовался Иеороним.
- Да так, малец один приблудился, – отмахнулся Спытек. - Соплей перешибешь, не из жопы.
- Добрую смену растишь.
- В нашем деле по иному никак! – осклабился вонючка, показав редкие зубы, обрамленные обширными пустотами в деснах. – Ну а если на словах, то на шабаше старичков наших, что продлился ровным счетом два часа и квадранс, говорено было много и опасно. Наше Величество королевское как только не склоняли. И мать его поминали, и конюхов… Ну про то я отписал, как сказал уже. После объект зашел в «Кошку и Сковородку». И там напился до полнейшего изумления. Старый Войцех где-то пива урвал - само пьется! Любой до поросячьего визгу напорется, пан кастелян! – Спытек снова перекрестил тощую грудь. - Пиво прямо-таки загляденье! Войцех, правда, скотина, кикимору ему под кровать, в долг не дает! И там на прошлой неделе купца жизни лишили! Саблей его чик – и кишки на пол! Говорят, капрал из Внутренней стражи буянил с перепою…
Иеороним отвернулся к стене, разглядывая плотную завесу грязной паутины.
- Ой, простите, за ради Айона! - спохватился Спытек, почуявший, что есть огромная вероятность быть избитым, возможно, даже ногами. И тут же вернулся от купеческих кишок к более важным для кастеляна делам. Купцом больше, купцом меньше… Орша – город столичный. Еще приедут. – Они, как про прошлое повспоминали, начали кунтуши на грудях рвать! Старикашки же. Им только напомни, греха не оберешься. И громко так орали! Как бы не вышло чего…
- Не выйдет! - хмыкнул Гостомский. Кастелян, пока «подметка» разливался, успел пробежать по тексту донесения. Все шло как надо, как изначально задумано. – Мы с тобою, пан Спытек, для того и поставлены, дабы неустанно беречь спокойствие державы нашей!
Спытек буквально расцвел. Не каждый день его сам кастелян вежливо поминает. Но Гостомский не позволил долго наслаждаться радостным моментом. Уложил бумаги в планшетку рыжей кожи, что висела под плащом, и погасил радость подметки обжигающим взглядом:
- За службу благодарю. Где оплату получить, надеюсь, не забыл. За гошпитальню, так и быть, докину. Мальчишек беречь надо.
На самом выходе, Спытек обернулся:
- Брать злодеев когда будете?
- Эти всех найдут, всех зарежут, - непонятно ответил Гостомский и, улыбнувшись чему-то своему, махнул рукой, иди, мол.
Всех найдем, и всех возьмем. Кое-кого и зарежем. Что уж тут поделать. На то мы с тобою, вонючий пан Спытек, и поставлены, за то и деньги. А вояки-ветераны, хороши, сволота! Чуть потянуло мятежом, они тут как тут. И хвостами своими серыми машут. Ничего, ничего! Вы и понять ничего не успеете, как паленой шкурой от ваших рож завоняет!
Кастелян потянулся. Вообще, сейчас он должен был писать два отчета. Один канцлеру на стол, второй - намного дальше. Но время терпело. А значит, можно взять шкалик горелки, жаренных свиных ушей, да тарелку соленых груздочков. Или лучше взять получетверть, чтобы два раза не ходить? Решено! Получетверть. И кувшин черного Великопоповецкого!
Гостомский обернулся к стойке, поискал глазами хозяина. Тот, здоровенный бугай из отставных стражников, кивнул и поспешил к дорогому гостю.
Обтирая и без того чистые руки полотенцем, хозяин остановился у стола, преданно глядя на кастеляна. Иероним улыбнулся. Все же, старые долги имеют свою прелесть. А Бык, как звали хозяина харчевни и за глаза, и в глаза, был должен своему бывшему командиру достаточно много. Да и хозяином Бычара был сугубо номинальным. Просто надо же кастеляну встречаться с «подметками» в относительно приличных условиях. Не в подворотне же про государственные тайны разговаривать?
- Горелочки бы мне. Получетверть. Пива кувшин…
- Горелка с пивом со льда, закусить – как обычно? – уточнил отставной стражник.
- Именно! – снова улыбнулся кастелян. – Да, Бык, кто там в «Кошке» мог саблей махать?
Харчевник тут же скорчил самую, как ему казалось, нейтральную физиономию:
- Не могу знать, пане Иероним!
- Ну тогда, передай своему «немогузнаю», чтобы в гости зашел. На Мариампольскую. Ну ты знаешь. А то сам к нему наведаюсь.
- Так точно! – тут же вытянулся Бык. Что при его комплекции, истинно бычьей, выглядело достаточно убедительно. – Передам в обязательном порядке!
И тут же, харчевник наклонился к Иерониму:
- Пан кастелян, а можете, как альпенцев ломать пойдем, меня кликнуть? Я их, суков, на части рвать буду!
- Там порешаем, друже капрал. А сейчас…
- Уже бегу! – ответил Бык, действительно убегая в сторону кухни, откуда выглядывала на удивление симпатичная посудомойка. Новенькую, что ли, на работу взял?
Охлажденная до густоты горелка теплым шариком скользнула внутрь, нисколько не опалив глотку. Сбоку прижалось теплое, даже горячее бедро посудомойки… Кодекс Стражника хорошо соблюдать, когда тебе девяносто лет, а не всего двадцать семь...
Орша. Дом Чардаша Косовара
Те, кого Чардаш ждал три дня подряд, пришли перед рассветом. В самое сонное время, когда Солнце только-только потягивается, пытаясь стряхнуть с век черноту прошедшей ночи, казавшейся бесконечной. Или то мне, дуре, всякое мнится и застится? Помнится, говорили на рынке, что Солнце - это вовсе не сердце Айоново, из груди у него степным злыднем Тенгри выдранное, а вовсе даже скопище газов. Наверное, наподобие тех, что бывают, когда гороховой каши облопаешься. Я, кстати, Чарду своему никогда не делала! Он все сетовал, что дряни этой на службе объелся да обнюхался.
Кто такое говорил? Да кто же признается-то? Кто на Волков кивал, мол, смятение спокойствия учинять решили, кто на Гостей грешил. Мол, те, охальники, и не такое измыслить могут. Вон, говорят, по небу летать вздумали, на пузырях каких-то. Это где же мыла столько взяли-то? И как выдуть сподобились?
Так вот, пришли они под утро. Чардаш спать и не ложился, а я так, придремала малость.
Как Зверя кончили - не услышала. Мастера, видно... Зверь, говорила - нет - это пес наш. Был.
Чар меня сонную толкнул осторожно, и на ухо шепчет. Горячо-горячо, как только он и умеет. Губами щеки касается...
- Уходи, жонка, милая! Пришли за нами.
- Кто пришел? – бабы – дуры, не потому что бабы, а потому что дуры! Десять раз ведь сказано было, что делать, куда бечь, и кому, если что, спицу в печень совать. А я сижу на кровати, одеяло мну, и глазами лупаю, куда там тому филину. Не поняла спросонья.
- Эх, ты, засоня моя любимая... - в лоб поцеловал... - Духи злые пришли.
А внизу, слышу, замки ломают. С хрустом прямо. Только к двери еще шкаф прислонен. А через окна лезть - так сперва решетки надо выдергивать, а их иначе чем двумя волами не стронуть. Ни железа на прутья, ни раствору с камнями не пожалели. На века делали. Будто живем мы век. А не от зимы до зимы...
Он снова целует и в руку мне торбочку сует. Ту самую, что собирала. Свитер теплый, окорока кусок... И повторяет, как маленькой:
- Сейчас на крышу, там по лозе и вниз. А там - как говорили. Понятно? - и за плечи меня трясет. Не сильно, так, чтобы доходчивее было.
- А ты? - слышу, шкаф уронили, да сквозь развалины ломятся. Ох, Айон их покарай! Там же посуды-то! На свадьбу дарили...
- Останусь, - и улыбается. - Духам надо усы выдирать. И шеи рубить. Чтобы дурную привычку людей по ночам будить позабыли надежнее. Оно ведь если башку снести, запоминается на раз-два...
Через окошко вылезла, по скользкой черепице проползла, за лозу уцепилась да и вниз съехала, руки ободрав. И изо всех сил припустила. Бегу, слезами захлебываюсь. А перед глазами мой Чардаш все стоит. Радостный весь даже. Улыбается. И пистоль в руке не дрожит.
Жечь Посполитая. Маеток* Огоневських
Разбитый тракт под толстым слоем грязи до поры хранил глубокую и узкую яму. Будто какой-то непоседливый суслик-ховрах решил напакостить человекам во славу своих никому неведомых ховрашьих Богов.
Конь свалился у самых ворот маетка. Мелькнула на миг белоснежная кость и тут же скрылась под обильно хлынувшей кровью. Всадник все же сумел выдернуть ноги из стремян и покатился кубарем, собирая липкую дорожную грязь. Кое-как встал, опираясь руками, но тут же осел назад. Конь жалобно заржал, скорее даже заплакал.
- Рудый…
Парень, так же на четвереньках подполз к сломавшему ногу коню. Обхватил руками голову Рудого, прижался плотнее. Конь снова заржал. На этот раз тише.
- Ах же ты, душа пропащая. Что же меня ко всякой пакости тянешь…
Всадник, перевалившись на спину, вытащил из кобуры, чей цвет был уже не различим, длинный кавалерийский пистоль, приставил к уху коня. Тот, будто почуяв, что сейчас все кончится, замер, позволяя граненному стволу выбрать положение поудобнее. Отвернувшись, парень спустил курок. Несмотря на падение, кремень не вылетел. Исправно ударил по огниву, мелькнула искра, коснувшись пороха на полке…
На шум выстрела, оглушительно разнесшийся в окружающей тишине, ответили истошным лаем псы. Показывали, сучьи сыновья и дочери, что хоть за высоким забором сидят, а все-все видят и слышат. И завсегда готовы зубы в задницу непрошеному гостю засадить.
Всадник засунул дымящийся еще пистолет в кобуру, снова перевалился на спину. Уставился в небо, затянутое тучами, готовыми снова разродится дождем. Заряжать пистолет не было сил. За спиной осталось двое суток нескончаемой карусели событий и происшествий. И почти все они, как назло, кончались тем, что надо было бежать со всех ног. Потому что ему, попади нога в капкан суслячьей норы, быстрым и легким выстрелом в ухо не отделаться. Вопросы задавать будут долго и больно.
Шаги. Быстрые и легкие. Ну вот и вопросы бегут, торопятся... Догнали...
Ворота так и остались запертыми, скрывая за своей монументальностью разбушевавшихся псов. Отворилась маленькая калитка, на первый взгляд незаметная. Не переступая порога на незадачливого ездока растерянно уставилась девушка с заряженным арбалетом в руках и немалым пистолем, оттягивающим богатый когда-то пояс, с обсыпавшимся золотом шитья. За хозяйкой маячила хлопская рожа, с внушительным топором в руках.
Увидев девушку, лежащий попытался вытереть физиономию, но лишь сильнее размазал грязь. Поняв бессмысленность произведенного действа, кое-как встал на колено, продолжая касаться земли левой рукой, сдернул чудом не слетевшую суконную фуражку-рогативку и изобразил некую пародию на реверанс, снова чуть не оказавшись на земле.
- Сбежавшие от смерти приветствуют тебя, ясновельможная госпожа!
Щеки девушки залило краской смущения. Она осторожно облокотила арбалет на стену и подошла к гостю, высоко поднимая ноги, словно грациозная цапля. Грязь будто целенаправленно гонялась за обувью, норовя ухватить сапожок липкой пастью и не отдавать. Рожа неодобрительно приглядывала за действиями хозяйки, но из-под защиты навеса над калиткой выходить не собиралась.
Впрочем, девушка явно была хорошо знакома с погаными привычками местности и прошла десяток шагов без особых сложностей. Ее не смутил даже начавший снова накрапывать дождик.
- И с какой же надобностью пан коронный гонец явился непрошеным гостем в маеток Огоневських? Или он скакал мимо? А может пан, и вовсе не гонец? – с недоверием глядя на неразличимые под грязью гербы, спросила девушка. Спросила в лоб, не разводя долгих разговоров. Впрочем, кто еще способен гнать, не жалея бедного коня, по такой грязище в обход головных шляхов* и торных дорог? Лишь гонец королевской службы. Да и то если везет важное, а порою и крайне секретное поручение.
Горе-всадник скептически оглядел себя.
- Не похож. Вы не поверите, но даже могу показать бляху. Надеюсь, туда-то все это, - парень стряхнул с плеча особо жирный шмат грязи, смачно шлепнувшийся под ноги, – не прокралось. И на ней по-прежнему различима чеканка… А что стал непрошеным гостем, так то стечение обстоятельств. Если бы не конь... - парень провел ладонью по начавшему уже коченеть трупу.
- Попробую поверить, - улыбнулась девушка. Тут же она всплеснула руками, будто только-только заметила плачевное состояние собеседника.
- Что же ты, как последний свин, в грязи сидишь? Подняться сможешь? А то попрошу Еленя помочь.
- Я-то, ради вашей улыбки, пани, способен подняться и на самое небо за звездою! - улыбнулся парень, затем снова обернулся к телу верного коня, - А вот Рудый - все. Добегался.
- Если у тебя найдется еще и коронная бумага, то могу отдать одну из кобыл. Правда, они непривычны к седлу, но других нет. Всех прочих отец забрал с собою…
Тихо ругаясь и подвывая сквозь зубы, нежданный гость кое-как доковылял к крыльцу. Последние шаги ему пришлось опираться на жилистое плечо Еленя, отложившего в сторону топор. Общими усилиями сумели добраться до навеса, где к одной из опор притулилась низенькая скамеечка.
- Подожди здесь, собаки не тронут. Пойду, помогу затворить калитку.
_________________________________
* Имение
* Головные шляхи – собирательное название дорог, соединяющих крупные города
Парень с недоверчивостью поглядел на здоровенного пса, сидящего у дальней стены. Тот, почуяв взгляд, шумно зевнул, совершенно по-кошачьи показав клыки. Оборотнева порода, сразу видно. Других собак видно не было, но рычание, раздававшееся, казалось, отовсюду, недвусмысленно говорил о том, что маеток охраняем внушительным гарнизоном, до поры, укрытым от чужих глаз.
Дождь усилился. Крупные капли начали взбивать пузыри на глубоких лужах. Еще с полчаса, и сольются в обширное, хоть и крайне мелководное озеро. С другой стороны, чтобы укрыть очередную хитрую яму, много воды и не надо, особенно, если жидкость взбаламучена и не прозрачна.
Девушка помогла хлопу накинуть два массивных бруса на петли, заодно прихватив и арбалет. Вернулась, отряхнула длинные волосы, выбившиеся из неглубокого капюшона на грудь, и присела рядом. Безмолвный Елень топтался поодаль.
- Можете разрядить в меня пистоль, ясновельможна пани, но позвольте задать вопрос, - сказал гонец.
Девушка, чьи прелестные ушки снова зарделись, явно претендуя на сходство со стягом Роси, потупилась:
- На пистоле нет кремня, так что даже если захочу – не выстрелю. А Елень не рискнет, ведь он может попасть и в меня, - и замолчала, выжидающе поглядывая на гостя из-под пушистых ресниц.
Шлепая лапами подошел тот самый пес, которому надоело подпирать собою стену. Сел точно напротив гонца, окунув мохнатую задницу в лужу. Зверюга в холке могла потягаться со степной лошадкой. Массивный хвост размеренно хлопал вправо-влево, напоминая здоровенное полено. Брызги мутной воды так и летели по сторонам.
Гонец наткнулся глазами на пса, поперхнулся.
- Его зовут Шарый, - представила девушка пса. Внимательные глаза зверя уставились на гостя. Губа медленно поползла вверх… Парень, спохватившись, приложил руку к сердцу.
- Снова прошу простить меня, пани! Ваш верный пес оказался более куртуазным, нежели я! Януш Ковач! Коронный гонец третьего разряду! Спешу из Орши. А вот куда - уж снова прошу простить, но скажу, не иначе как на дыбе. Да и то, вряд ли.
Девушка прыснула.
- Нужен ты кому, на дыбу волочить? Ты же испачкаешь там все, - и тут же добавила, заметив попытку Косача встать со скамеечки. - Сиди, сиди! Елень под дождь вытащит, все и смоется. Елень! - обратилась она к хлопу, указывая на скамейку, на которой отпечаталась гонцова задница.
Хлоп кивнул:
- Бу сделно, пани Катажина! Коняшку тож оттащим. Не гоже ей валяться.
- Впрочем, пошли в дом, коронный гонец третьего разряда, - потянула девушка застывшего Януша за рукав. - А то так и замерзнешь в смущении и помрешь от горячки. А рыть могилу в такую погоду - уж увольте! - девушка деланно поежилась, обхватив себя тонкими руками.
- Пошли, - обреченно выдохнул Януш и, придерживаясь за столб, поднялся.
- Не бойся, - хозяйка поняла причину столь тоскливых вздохов. - Никто не будет против. Во-первых, ты коронный гонец. Аж третьего разряда, - хихикнула Ярослава. - А во-вторых, отец с братьями уехал в Оршу. В королевское войско... - и, не сумев удержаться от легкого хвастовства, добавила. - Их хоругвь ходит под королевским стягом!
Ковач промолчал, больше стараясь не наследить, нежели уточнять, кто и где служит. Удавалось с трудом, но все же его путь по дому указывали лишь отдельные куски грязи и мокрые следы на половиках, а не сплошной грязевой поток, называемый «сель»...
Впрочем, не прошло и часа, как прежнего бродягу, коим казался коронный гонец, было не узнать, в крохотной гостиной пил чай совсем другой человек. Одежда, хоть и с чужого плеча, но сухая и чистая. Лицо умыто, непонятно как распоротая ладонь - перевязана...
- И вот так взяли, все бросили, да уехали в Оршу? Оставив маеток на юную пани, десяток собак и хлопа?
- Мятежники далеко, - отмахнулась Катажина. - До галуцей еще дальше. Чего боятся? А придут непрошеные гости, так кроме арбалета, есть еще два самопала на втором этаже.
- Почему же тогда в меня не стреляла? - спросил Ковач, баюкая обжигающе горячую кружку в ладонях.
- Настоящего шляхтича сразу видно, - пожала плечами пани Огоневська. - Он различим даже в том комке грязи, что лежал посреди тракта...
- Это все великая наука маскировка! - поднял указательный палец Януш. - А на самом деле, я переодетый мятежник, сын полковника Косача. А фамилию изменил, чтобы сразу непонятно было.
- Ой, не смеши, - Катажина зарылась в кончик косы, и заулыбалась. - Какой же ты мятежник, если у тебя глаза добрые?
- А у тебя - красивые...
Отредактировано Чекист (16-10-2013 17:37:16)
Очень добротная вещь получается! Есть смысл продолжать!
Буду с нетерпением ожидать продолжения!
| Чистая кровь | Неликвиды | 04-07-2018 |
| Войны крови-2 | Произведения Бориса Орлова | 09-09-2011 |
| Проект "Игры богов" | Произведения Елены Горелик | 24-12-2010 |
| Ставка на серого волка | Конкурс соискателей | 31-07-2020 |
| Рецензионная палата | Литературная кухня | 10-05-2021 |
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Михаила Гвора » Медом по крови 2.0
|
|