Макс Мах
Кондотьер
Глава 1. Чужой в чужом городе
Петроград встретил Генриха мелким холодным дождем, то и дело переходившим в снег. Было пасмурно, знобко, и время от времени задувал порывами ледяной ветер с залива. Ничего другого, впрочем, Генрих и не ожидал.
"Петроград!" - Он спустился по мокрым железным ступенькам на перрон и огляделся в поисках встречавших. Народу на платформе, защищенной от дождя и снега застекленной арочной крышей, оказалось гораздо больше, чем предполагалось местом и временем.
"СOдом и ГOмора... Хотя по нынешним временам, не так уж и плохо. Если не злобствовать, но кто же мне судья?"
- Иван Иванович! – паренек, ловко протершийся к Генриху сквозь толпу, выглядел, как гимназист старших классов или студент на вакациях, но, скорее всего, служилый. Прапорщик или корнет. Одним словом, офицер.
- Здравствуй, Дима! – кивнул Генрих "со значением". – Возмужал, вырос! Я бы тебя, пожалуй, теперь и не узнал!
- Так ведь, сколько лет!
- И то – правда! – согласился Генрих, - Ну, что, пойдем что ли, или мы еще кого ждем?
- Нет, что вы! Что вы! Непременно, пойдем! Давайте мне ваш саквояж, Иван Иванович, и пойдемте!
"Конспираторы, твою мать! Оперетка!"
- Ну, пойдем! – Генрих бросил взгляд на часы в витраже фасада – дело шло к полудню, а казалось вечер, – выдохнул туманное облачко в пахнущий дымом и железом воздух, и пошел вперед, увлекая за собой "Диму", которому так и не отдал свою невеликую ручную кладь.
- Транспорт имеешь? – спросил Генрих, когда, пройдя через здание вокзала, вышли на набережную Обводного канала.
- Извозчика возьмем.
- Как скажешь, - пожал плечами Генрих и, шагнув к обрезу тротуара, остановил резкой отмашкой блекло-серый Сааб, украшенный извозчицкой подковой.
- Езжай, дядя, на Измайловский проспект, я тебе там укажу, - "Дима" сел рядом с извозчиком и кивнул вперед, за лобовое стекло, где дождь окончательно превратился в снегопад.
- Наше дело служивое, - "равнодушно" забубнил в ответ немолодой, но крепкого сложения извозчик. - Нам чево-с? Как прикажете, так и сделаем.
"Клоуны... И куда все подевалось?" - но два переворота и семь пограничных войн вгоняли в гроб и не такие цветущие империи. За примерами далеко ходить не приходилось. Все тут, под рукой.
Он бросил взгляд на фасад здания и непроизвольно отметил, что Ревельский вокзал действительно напоминает Восточный вокзал в Париже. Не копия, но да - сходство имеется.
- Я закурю? - на самом деле не вопрос, ведь Генрих достал уже пачку египетских сигарет и даже успел вытряхнуть одну из них себе прямо в губы. Всего лишь фигура вежливости, но, как говорится, привычка - вторая натура.
- Дымите, если приспичило, - извозчик переигрывал. В салоне Сааба явственно пахло табаком, и получалось - или автомобиль на прокат взяли, или легенду на коленке сверстывали.
Генрих в подробности вдаваться не стал и молча закурил. Табак отдавал восточными пряностями и имел сладковатый запах, не слишком гармонируя с сумрачным величием Северной Пальмиры. Турецкие папиросы представлялись куда уместней, но их в Кенигсберге не оказалось. Пришлось довольствоваться тем, что есть.
Ехали медленно - из-за непогоды тут и там возникали пробки, все-таки Петроград большой город с оживленным движением, особенно, в центре. Свою лепту вносили, разумеется, и длинные, погромыхивающие на стыках трамваи, и огромные, как грузовые барки, двухэтажные автобусы. Так что до Измайловского проспекта добирались добрых полчаса. Ногами и то быстрее вышло бы.
- Город знаете? - тихо спросил "Дима", когда, выгрузившись из Сааба, они свернули в подворотню проходного двора.
- Сориентируюсь, - Генриху не нравилось излишнее любопытство "корнета".
"Или все-таки прапорщик?"
- Ну, тогда идите к Польскому саду, и через него в Тарасов проезд, - "Дима" остановился и протянул Генриху ключ со сложно вырезанной бородкой. - Дом сто шестнадцать Аз. Второй этаж, дверь обита черным дерматином. Остальное, как договаривались. Отдыхайте, присматривайтесь. С вами свяжутся, - и, не поклонившись, пошел обратно к Измайловскому проспекту.
"Еще и хам, - решил Генрих, шагая через анфиладу проходных дворов в противоположную сторону. - Но оно и к лучшему. Он просто не знает, кто я такой, и зачем прибыл в Петроград".
Через десять минут он стоял перед дверью, обитой черным потрескавшимся дерматином. Подъезд и лестница, и вообще, несли следы былой роскоши: пооббитый кое-где мрамор, дубовые - с облезшим тут и там лаком - перила, потемневшая лепнина бордюров.
"Н-да, не отель Риц... ", - Генрих отпер дверь и вошел в квартиру, - но и не трущобы".
Темноватый коридор, широко открытая двустворчатая дверь в гостиную, откуда просачивался слабый серовато-грязный дневной свет, спальня, кабинет, кухня, туалет и ванная комната. Солидная обстановка - в гостиной и кабинете из красного дерева, в спальне из карельской березы, - бухарские ковры, бронза, голландский кафель, метлахская плитка, дубовый паркет...
"Не дурственно", - в холодильнике нашлась еда, немного, но на первый случай хватит. В высоком резном буфете - несколько случайным образом подобранных бутылок и ключ от сейфа, скрытого, как и следовало ожидать, за морским пейзажем в стиле адмирала Айвазовского.
"Ну, не Айвазовский же, в самом деле?"
Скорее всего, просто мастеровитый художник-маринист, но Генриха, в первую очередь, интересовало содержимое сейфа. "Прапорщик" сказал, "как договаривались", однако две недели назад в Каире этот пункт в подробностях не обговаривался. Генрих лишь бросил "горсть вшей", и теперь любопытствовал, насколько "чесалось" у тех, кто пригласил его в Петроград. Проверка на вшивость, так сказать. Мелкая, как пакость, придуманная блондинкой, но именно такие мелочи, как показывает опыт, решают в отношениях многое, если не все.
Отредактировано MaxM (09-09-2013 16:27:07)