***
Посылку от профессора доставили около девяти. Генрих успел принять душ и побриться, оделся, словно, собирался выйти в город, но никуда, разумеется, не пошел, поскольку находился на нелегальном положении.  Посмотрел на спящую женщину, поправил сбившееся на сторону одеяло, и ушел завтракать. Прислуживал за столом прибывший в Петроград только вчера вечером ординарец Генриха Франц. Он же и готовил.
- Я привез настоящую английскую овсянку, командир! - улыбнулся Франц, подавая кашу. - Овсянка, яйца, тосты и джем - настоящий английский завтрак! Вологодское масло, правда, оказалось лучше, чем делают в Йоркшире, да и джем здесь называют вареньем... Впрочем, он вкусный. Я пробовал...
- Франци, - остановил его Генрих, затыкая за воротник угол салфетки, - будь добр, перестань молоть чушь. С каких пор ты стал поборником английской кухни? Ты же корсиканец, разве нет? Будь проще! Яичница с жареным беконом или пара баварских сосисок с пюре и кислой капустой подойдут мне на завтрак куда больше овсянки. Впрочем, мы в России... Купи себе какую-нибудь поваренную книгу, что ли! Или вот Фридриха спроси. Он родом из этих мест как раз. Наверняка знает, что тут едят по утрам!
Франц выслушал "нотацию" молча, чуть поджав губы. Вздохнул нарочито печально, наполнил из серебряного кофейника фарфоровую чашку, поправил молочник и сахарницу, располагая их на равном удалении от линии симметрии, положил справа от Генриха несколько аккуратно сложенных газет, включил телевизор и вышел из комнаты, так и не проронив ни слова.
"Характер!"
Паршивый корсиканский характер, испоганенный жарой, нуждой и диким коктейлем кровей. Католик, похожий на араба, провинциал, но при этом земляк Наполеона... Вообще-то, из парня должен был получиться бандит или кабатчик, но вышел наемник, задержавшийся на должности ординарца полковника Хорна. Не то, чтобы денщик, но и не вполне адъютант. Всего понемногу. Не по уставу, конечно, но и армия у Генриха, если подумать, иррегулярная. Какие уж там уставы!
А овсянка... Что ж, еда, как еда. Овсянку, к слову, подавали на завтрак и у них дома. Не каждый день, но часто. Как минимум, раз в неделю.
Генрих ел и просматривал газеты, вполуха прислушиваясь к бормотанию "говорящих голов". Все, кто мог, были заняты комментариями вечерней новости. Пороли чушь, как и положено, несли вздор, пересказывали старые сплетни и озвучивали совершенно бредовые фантазии. Но между тем и этим, иногда можно было уловить отзвуки настоящего сражения, развернувшегося где-то там, за спинами витийствующих ничтожеств. Зарницы и всполохи, дальний гром, лязг оружейной стали...
"Что значит достаточное финансирование и разумное руководство глупостью!"
За полчаса, что Герман провел за столом, гражданам Российской Империи просто, ясно, в доступной форме объяснили три очень важных вещи. Даже не читая газет, из одних только телевизионных новостей и комментариев, можно было понять, что Иван Константинович Лосев-Збаражский непременно является сыном императора Константина Павловича. Притом не бастардом, а законным наследником. Об этом, де, все знали, да и сам император никогда не скрывал, но плохие люди помешали царевичу взойти на престол. На самом деле, это уже не одно, а два утверждения. Однако мысль про плохих людей, своекорыстных, злых обманщиков проходила красной нитью и через два других послания.
Положение в стране ужасающее, отмечали "говорящие головы". Инфляция, падение производства, анархия и плохие виды на урожай. России угрожает суровая зима, смута, гражданская война и иностранное нашествие. Это бесспорный факт, но власти заняты всем, чем угодно, только не наведением порядка. И за примерами далеко ходить не надо. Вчера в Петрограде неизвестные злоумышленники - возможно, социалисты или анархисты - совершили нападение на товарища министра Внутренних Дел Карварского. Жандармерия попытку удержания заложников сорвала, но, к сожалению, господин Карварский погиб в перестрелке. Панихида состоится... будет похоронен... соболезнования родным и близким...
"Что ж, - отметил Генрих, - весьма разумный ход".
И, наконец, третье. Петр Константинович - человек, конечно, добрый, и роду хорошего, но слаб и некомпетентен. Передал власть плутократам, политиканам и мздоимцам. А Иван Константинович, напротив, истинный потомок Рюрика и Гедемина. Сильный, умный, решительный. Великолепно образован, боевой генерал, да вот еще и на виолончели недурственно играет...
"Браво, брависсимо! - Генрих допил кофе и закурил. - Просто великолепно!"
Теперь следовало ожидать появление компромата. Император ведь, и в самом деле, пьет беспробудно, и по женской части весьма несдержан и неразборчив. Найдутся изнасилованные девицы и плачущие матроны с бастардами на руках, всплывут финансовые и политические махинации деятелей из ближайшего окружения, начнется тотальный прессинг справа и слева на коалицию и правительство Лаговского, и все это будет происходить в условиях политического недоразумения, когда страна полагает, что все еще живет при абсолютной монархии, а политики думают, что монархия у них уже лет десять как конституционная, вот только конституцию принять не успели...

Между чулками и бюстгальтером она отпила еще немного коньяка, и еще чуть-чуть - между жакетом и полусапожками. Так что в гостиную она вышла, имея сносное, то есть, почти хорошее настроение и желание съесть все, что найдется в доме.
- Доброе утро, фройляйн! - поздоровался с ней по-немецки стройный молодой человек с лицом кинолюбовника. Парня этого Натали в окружении Генриха еще не видела, но подозревала, что не знакома с абсолютным большинством его людей. - Завтрак?
- Вы?...
- На данный момент слуга за все! - улыбнулся мужчина. - Меня зовут Франц и я вестовой господина полковника. Итак? Вы голодны? Плотный завтрак с мясными блюдами, лёгкий? Кофе, чай? Увы, мадемуазель, но я все еще не знаком с вашими предпочтениями.
- Все, что вы сможете предложить и еще немного! - улыбнулась Натали.
- Овсянку? - осторожно предположил Франц.
- Великолепно!
- Яйца всмятку?
- Три, но лучше вкрутую.
- Тосты?...
- Белые... - мечтательно произнесла Натали.
- Варенье...
- Разумеется! А какое кстати?
- Из таких вот круглых ягод, - неуверенно показал Франц. - Они похожи на маленькие арбузы.
- Это крыжовник. Как кстати! Я очень люблю крыжовенное варенье! А масло у вас есть?
- Обижаете, фройляйн! И масло, и сыр, и молоко.
- Тогда, тащите все, если вам не трудно, и большую чашку чая, пожалуйста! А где, к слову, полковник?
- Он в кабинете, разбирает почту. Завтрак я подам в столовую через четверть часа.
- Спасибо! А... Я могу пройти к полковнику?
- Разумеется, мадемуазель! Отчего же не пройти? Господин полковник никаких распоряжений по этому поводу не оставил.
- Тогда, я зайду? - она вдруг почувствовала неуверенность.
- Все, что будет угодно, мадемуазель!
"Ну, и черт с ним!" - она подошла к двери в кабинет и, помедлив самую малость, взялась за бронзовую ручку.
- Доброе утро! - сказала она, входя.
- Полагаешь, доброе? - Генрих сидел за письменным столом и читал какие-то бумаги, подозрительно напоминающие страницы уголовного дела. Слева и справа от него располагались на столе стопки старых картонных папок, на полу около стола стояли открытые картонные коробки с архивными знаками и надписями на стенках.
- Впрочем, извини!  - повернулся он к ней. - Доброе утро! Выспалась? Позавтракала?
- Что это? - кивнула она на коробки и папки.
- Куча дерьма, - самым серьезным тоном ответил Генрих. - Читаю, и скулы сводит от омерзения, и все время хочется вымыть руки.

- А если не читать?
- Нельзя! - покачал он головой. - Должен прочесть. Обязан знать. Особенно теперь, в нынешних наших обстоятельствах.
- Наших?
- Все еще собираешься удрать?
- Не знаю...
- Значит все-таки "наших".
- Возможно... Это твое дело?
- Мое, - достал папиросу, закурил. - Ты не представляешь, Тата, сколько лет я хотел его увидеть! Перелистать эти страницы, прочесть то, что там написано! И вот, представь, получаю в подарок. Жест доброй воли, так сказать, или рука, протянутая навстречу.  Как думаешь, пожать мне ее, или пусть на хер идет?
- Ты принял подарок.
- Да, пожалуй, - кивнул он, выпуская дым. – Погорячился. Это со мной случается иногда, но не есть гуд. Ладно, давай так. Что и как теперь произойдет, я не знаю. По моим предположениям, ничего плохого случиться не должно. Однако, возможно, придется снова сниматься с места. Так что, ты иди, отдыхай пока, а я должен все это дерьмо разгрести... Лады?
- Лады! - почти с облегчением ответила Натали и пошла завтракать. На самом деле, день начинался совсем неплохо. Возможно, даже хорошо.

***
"Да, не стоило мне, наверное, это читать", - Генрих устал, ломило виски, и в глаза, словно, песка насыпали. Сидел за столом уже восьмой час кряду, листал пожелтевшие от времени страницы, читал выцветшие строки. Машинопись под третью копирку, записи карандашом и чернилами. Кое-кто писал разборчиво, даже каллиграфически. Другие - отвратительно. Глаза сломаешь разбирать их каракули. Но взялся за гуж...
"Стоило, не стоило! Какая теперь разница! Прочел уже!"
Он встал из-за стола, потянулся, пошевелил затекшими плечами.
"Но каковы мерзавцы?! Господи прости, и эти люди..."
Взглянул на стакан, перевел взгляд на бутылку.
"Пол-литра, и ни в одном глазу!"
Но тут как раз все просто. Гнев и ненависть пережигают алкоголь со страшной силой. Чтобы напиться в таком состоянии, надо выпить куда больше, чем пол-литра коньяка. А он ведь худо-бедно перекусывал в течение дня, пил сколько-то раз кофе, и чай, кажется, пил тоже. Всех этих подробностей он не помнил, но кроме кофейных чашек на столе скопилось и несколько пустых стаканов в подстаканниках.
"И что теперь со всем этим делать?"
Ответов оказалось больше двух, а значит, вопрос не имел ответа. В жизни ведь всяко бывает. Бывает и так.
"Ладно, ладно... Делай, что должно... И все прочее в том же духе!" - Генрих прошел к окну, взял с подоконника портфель черной кожи и перенес его на стол. Портфель был тяжелый и не мудрено - под матовой потертой кожей скрывалась сталь переносного сейфа. Цифровой замок, несгораемый продолговатый ящик, чем-то похожий на банковскую ячейку. Генрих, не торопясь, переложил в портфель те документы, которые полагал необходимым сохранить - офицерские патенты, диплом Академии, наградные листы, несколько писем личного характера, - добавил ордена, погоны и нагрудные знаки, и закрыл крышку. Щелкнул замок.