Да, нет, я просто плохо знаю французский Спасибо, исправлю. Но у меня сомнения в произношении. Вы увереныт, что НЕ произносится?
Макс Мах, Кондотьер
Сообщений 191 страница 200 из 208
Поделиться19125-01-2014 01:57:44
Поделиться19225-01-2014 12:02:35
Но у меня сомнения в произношении. Вы увереныт, что НЕ произносится?
Я французский вообще не знаю, даже мимо не проходил, но люблю футбол. В фамилиях игроков часто букв в два раза больше, чем звуков.
Поделиться19325-01-2014 12:20:39
Я французский вообще не знаю, даже мимо не проходил, но люблю футбол. В фамилиях игроков часто букв в два раза больше, чем звуков.
Да, вот в том-то и дело. Я как-то в Бельгии ехал на поезде, искал определенную станцию с коротким названием и пропустил. Там было очеь много непроизносимых букв
Поделиться19425-01-2014 13:04:00
***
В "Iš pragaro" она бывала и прежде. Не часто, но достаточно, чтобы запомнить и составить о "склепе" собственное мнение. Хорошее место. Уютное, стильное, немного шумное и бестолковое, но в этом есть своя прелесть. Много людей, лиц и рук, разговоры, смех, музыка и алкоголь.
Натали устроилась за крошечным столиком в тени полуколонны, поддерживающей подпружную арку высокого сводчатого потолка. Место удобное и спокойное. Сидишь как будто со всеми вместе, но в то же время несколько в стороне. Видишь почти весь зал и, разумеется, сцену, но при этом сам почти невидим, окутанный нарочитой полумглой. Козырное, одним словом, место. Только для своих.
- Ваш заказ! - половые в "Iš pragaro" все как на подбор: молодые, высокие, аккуратные и сдержанно вежливые.
- Спасибо! - Натали заглянула парню в глаза, но ничего кроме выражения доброжелательного интереса там не нашла.
"Придется обождать!"
Натали, собственно, и не предполагала, что Гут появится так быстро, сразу и со всеми подарками. Однако "надежда умирает последней", не правда ли?
"Святая правда!" - она отпила из стакана и закурила, поглядывая то на сцену, то по сторонам. Головой не крутила, следила глазами, прикрывшись, как вуалью, затемненными стеклами очков. За сегодняшний день она в третий раз изменила внешность. Оно и понятно, одна и та же женщина никак не могла и Гута в Старицком яре найти, и Зосиму в Немецкой слободе навестить. Но на такой случай имелась у Натали сказочная явка в Дуброве - ателье по пошиву театральных и исторических костюмов госпожи Суровцевой. У Екатерины Павловны и передохнуть можно было, попить, скажем, чаю в задней комнате, просохнуть после дождя или просто отдышаться, и переодеться, меняя внешность и обзаводясь подходящими аксессуарами. Однако в "Iš pragaro" Натали пошла в своей собственной одежде. В том самом наряде цветов осени от Карлотты Бьяджи, в котором неделю назад ходила с Генрихом на прием к Ростовцевым.
"Как бы снова стрелять не пришлось!" - усмехнулась она мысленно и сделала еще глоток. Яблочный самогон оказался неплох. Несколько крепковат, пожалуй, если ты не напиваться пришел, а по делу, но хорошо очищен и на вкус недурен.
"Вполне!"
Вообще, если иметь в виду чисто материальную сторону жизни, все обстояло "просто зашибись", как говорят на философском факультете Питерского университета. Поздний вечер, почти ночь. Просторный полуподвальный зал с высоким сводчатым потолком. Приличная публика, - большей частью молодежь - и отменный джем-сейшн . Во всяком случае, те музыканты, что играли сейчас, Наталье нравились. Особенно девушка - саксофонистка. Феодора Курицына - такое странное имя выкрикнул ведущий - играла на альте и делала это превосходно. Мелодия, словно бы, рождалась сама собой, жила в горячем и диком воздухе, которым дышали слушатели, бродила в крови, играла невероятно женственным телом Феодоры. Это и всегда казалось Натали стильным и эротичным, когда женщина играет на саксофоне, но у Курицыной, судя по всему, был недюжинный талант. Причем, не только к музыке. Однако Натали пришла сюда не ради джаза, тем более, не ради этой раскованной девушки - Феодоры Курицыной.
"Уж полночь близится, а Германна все нет..."
Поделиться19525-01-2014 13:05:34
Время перевалило за полночь. И перед Натали стоял уже второй стакан с выпивкой, и самогонки в нем оставалось - на самом дне. Начинало надоедать ждать. Становилось тошно и муторно. Одиноко...
"И каждый вечер друг единственный
В моём стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушён".
Натали знала это настроение. Ненавидела, но ничего с собой поделать не могла. Если накатывало, то накрывало с головой. Тогда оставалось только терпеть, и надеяться - до и после, но, увы, не вовремя - что не застрелится как-нибудь ненароком в одно из таких паскудных мгновений.
"Генрих..." - удивительно, что она вспомнила именно о нем. Сейчас, здесь, во время острого приступа депрессии.
Выстрел. Вспышка. Пуля ударила в грудь, и Генрих сделал шаг назад, отступая перед неодолимой силой, но не упал. Устоял. Стоял, как вкопанный и ощупывал грудь. Под затянутыми в перчаточную кожу пальцами ткань пальто быстро намокала, и темное пятно растекалось книзу.
Пауза затягивалась.
"Отчего он не падает?"
Но на самом деле, главный вопрос формулировался иначе:
"Отчего я не стреляю?"
Натали стояла на мосту, ощущая под ногами неровности булыжной мостовой, дышала холодным ночным воздухом, вдыхая мороз и выдыхая пар, смотрела на Генриха, на его освещенное светом фонаря лицо, и не стреляла.
"Отчего я не выстрелила? И что случилось бы потом, после моего выстрела? И чего не случилось?"
Генрих тот еще тип. Наемник. Кондотьер. Злой гений нынешней контрреволюции, случившейся так удачно, что и нарочно не подгадаешь. Натали не заблуждалась на его счет. Генрих тот, кто он есть, и, приехав на переговоры с пригласившими его к сотрудничеству людьми, он имел в виду и других, к которым, в конце концов, и перешел. Грех было не воспользоваться ситуацией. И Натали не осуждала его, нет. Он таков, чего уж там! Увидел возможность получить больше - вернуть утерянное и отомстить недругам - воспользовался ситуацией, не колеблясь, и, наверняка, дожмет, получит свое до последней копейки. И все-таки...
"Генрих!"
- Прошу прощения, сударыня! - перед ней остановился половой. Кажется, тот же самый, что и в прошлый раз, но, возможно, другой. - Вам презентует этот напиток один из наших музыкантов.
Картонная подставка, резная салфеточка, сложенная вчетверо, стакан толстого стекла, на треть заполненный самогоном.
"Это я так популярна, или Гут объявился?"
- Спасибо! Но передайте, что я не заинтересована в продолжение знакомства.
Поделиться19625-01-2014 13:06:55
- Как прикажете! - поклон, движение глаз, указывающих на бумажную салфетку.
"Господи прости! Генрих! Где тебя носит, когда я в беде?!"
Она не помнила сейчас, что сама ушла от Генриха. Убежала искать неприятности на собственную задницу. Или, напротив, спасать ее, эту самую задницу, потому что влипла в историю, всей сложнозакрученной мерзости которой так до сих пор и не поняла. Не смогла понять за скудостью доступной информации.
"Генрих!" - она через силу заставила себя выйти из холодного оцепенения и закурить. Табак показался горьким, и еще в нос шибануло вдруг запахом горелой соломы.
"У меня что, папиросы с анашой?" - но грасс курили за соседним столиком.
"А жаль..." - возможно, немного "пыли" ей и не помешало бы.
Натали отхлебнула из стакана, алкоголь показался противным, словно керосин. Развернула салфетку.
"Меня зовут Фе. Мы любовницы. Не удивляйся!"
"Так меня баба клеит? Или не клеит, а..."
И в этот момент произошло сразу два события. Вероятность совпадений такого рода приближается к нулю, и, если бы не приступ черной меланхолии, Натали наверняка задумалась бы над тем, кто ей ворожит и за что, но у нее сейчас были иные заботы.
"Я... Боже мой, зачем?!"
Как оказалось, музыка прекратилась, хотя Натали этого даже не заметила. Музыканты оставили инструменты на сцене и разошлись кто куда. У всех нашлось дело по душе. Выпить, перекурить, сходить в уборную. Однако Феодора Курицына ничего такого делать не стала, она шла к столику Натали.
- Тата! - голос Феодоры вернул Натали к реальности. Она взглянула на Феодору, вспомнила о записке, и в этот момент в зал вошел Генрих.
"Генрих?!" - он был не один. Генриха сопровождали армейские офицеры в чинах, и это смотрелось более чем странно, ведь сам-то он все еще носил штатское.
- Тата, солнце! - Феодора подошла и села напротив.
- Здравствуй, Фе! Ты сегодня в ударе... - Слова давались с трудом, говорить не хотелось, хотелось умереть.
- У тебя ломка? - Феодора наклонилась над столом, посмотрела с внимательным прищуром, спросила шепотом, лаская кончиками пальцев щеку Натали.
"Ломка? Что за хрень? Ах, ломка!" - Вопрос Феодоры рассеял на мгновение унылый сумрак, в котором тонула Натали, и она, словно бы, вынырнула на мгновение на свет.
- У тебя есть мука? - голос звучал, как не родной. Чужой. Далекий.
- Мука есть в посылке.
- Мне... нужно... сейчас. - Надо же, в присутствии правильного человека, даже депрессия отступала прочь. Ненадолго и недалеко, но все-таки. А Натали много и не надо. Мгновение ясной мысли, и иди все пропадом!
Они сидели одна напротив другой, разделенные крошечным столиком, который при их росте и не преграда вовсе. Говорили шепотом, сблизив лица так, что со стороны, верно, казалось - целуются.
Поделиться19725-01-2014 13:07:32
"Генрих!" - Генрих наверняка видел их сейчас. Не мог не видеть. Однако с того момента, как к ней подошла саксофонистка, бежать к Генриху за помощью, стало поздно.
- Держись, подруга! - Фе обняла Натали через стол и потянула вверх. – Пошли, пошли! Сейчас приведем тебя в божеский вид, будешь, как новенькая! - шептала она, вынимая Натали из-за стола. Жаркое дыхание Феодоры обжигало щеку, запах пота щекотал ноздри.
- Ну, давай, Наташа! - и Натали сдалась. Не начинать же скандал в кабаке. И еще Генрих вылупился, как на невидаль заморскую в ярмарочный день.
"Вот ведь паскудство! Всем до меня есть дело! А меня спросили?" - бешенство, поднимавшееся в душе, было грязным, мутным, от него жить становилось еще хуже. - Уроды, мать вашу! Шелупонь столичная!"
***
- Это Феодора Курицына! - перехватив его взгляд и оценив интерес, прокомментировал Таубе. Наталью он, как видно, в лицо не знал. - Весьма многообещающая исполнительница. Играет на альтовом саксофоне...
- Вижу! - ему решительно не понравилась сцена, которую он вынужден был наблюдать.
"Что за притча!" - Наталья прилюдно обнималась с какой-то саксофонисткой Курицыной, и, похоже, одними поцелуями дело не обошлось, потому что, оставив столик с недопитыми стаканами, фемины устремились куда-то за сцену, в служебные помещения, надо полагать.
- Прошу вас, генерал! - А им, оказывается, уже приготовили столик, вернее, вынесли в зал и составили на чудом освобожденном пятачке три небольших квадратных стола. Как раз на пять человек.
- Спасибо, Николай Конрадович! А что, эта Курицына здесь часто выступает?
- Частенько... Она, видите ли, местная, из Новогрудка... Ее тут все, собственно... Пиво, виски, самогон?
- Самогон яблочный?
- Так точно.
- Тогда, самогон. - Генрих сел за стол, медленно оглядел зал, остановился на сцене, небольшой и едва приподнятой над полом. Раскрытое пианино с полупустой кружкой пива на верхней полке, контрабас, прислоненный к боковой стене, ударная установка конфигурации мини в глубине и одинокий саксофон, аккуратно поставленный в специальную стойку.
"Зачем она здесь? И что это, прости господи, за демонстративное лесбиянство?"
О таких наклонностях Натальи он даже не догадывался. Женщина по всем признакам имела нормальную ориентацию.
"Или я что-то пропустил? Бывают же еще эти... биполярные... То есть, нет, не биполярные, конечно же, а..."
Разумеется, Генрих знал, что биполярными бывают расстройства психики, а тех, кого он имел в виду - в Европе называют бисексуалами. У него у самого в штабе двое или трое таких. Но одно дело свобода быть самим собой, продекларированная вообще, и совсем другое - частные случаи. Особенно если они затрагивают твои собственные интересы. А Наталья и была, вне всяких сомнений, его личным интересом. Причем размер этого "интереса" оказался куда больше, чем он предполагал. Чем мог и хотел признать.
"Курва его мач!"
Поделиться19825-01-2014 13:08:01
Однако матерись или нет, факт на лицо, и Генрих не тот человек, чтобы отвергать очевидное только потому, что оно ему не нравится. Впрочем, оставалась надежда, что вся эта клоунада провернута в конспиративных целях. Но тогда возникали нешуточные опасения за саму Наталью. Если ей приходится так конспирировать в городе, где в ее распоряжении - ну, почти в ее - армия, спецназ и, бог знает, кто еще, то дело плохо.
"В какое говно ты умудрилась ступить на этот раз?" - Однако могло случиться и так, что Наталья вынуждена платить по прежним обязательствам, а к Генриху обратиться за помощью - сочла ниже своего достоинства.
"Это - да. Это как раз в нашем стиле! В смысле, ее..."
***
В уборной "для девочек" – не в ватерклозете, а в артистической уборной с зеркалом и вешалками – никого не оказалось. Феодора втолкнула Натали внутрь и сразу же закрыла дверь на засов.
- Да, сядь ты! – приказала она, когда повернувшись к Натали, обнаружила ту стоящей посередине комнаты. – И не делай мне рож! Это я тебе помогаю, а не ты мне!
Похоже, выражение лица у Натали стало сейчас "тем самым", от которого, как говорили товарищи по партии, скисает молоко у кормящих матерей. Мрачное, одним словом лицо. Угрюмый, ненавидящий все на свете взгляд.
- Что так плохо? – раздражение Феодоры неожиданным образом сменилось сочувствием. – Плохо дело. И главное, как не вовремя! Ну, да ладно! Это мы сейчас!
Она полезла куда-то в угол, где было свалено всякое барахло, покопалась с минуту – Натали по-прежнему стояла в центре помещения и почти с ненавистью наблюдала за "лишними движениями" саксофонистки. Ну, на кой ей, на самом деле, сдалась эта баба? Не для того же, чтобы трахаться, или слова сочувствия выслушивать? А Гут? Куда подевался сука Гут?
"И какая нелегкая привела сюда Генриха?! Ему-то что здесь надо? Оставили бы все ее в покое! Так нет, лезут и лезут, и каждый норовит в душу насрать!"
- Вот! – Феодора распрямилась и протянула Натали пакет, завернутый в жесткую оберточную бумагу и перевязанный бечевкой. Не дать, не взять почтовая бандероль.
"Она и есть", - сообразила Натали, принимая пакет из рук Феодоры. Там и штампы почтовые, оказывается, имелись, и надписи, и даже сургучные печати на узлах.
- Что это?
- Это? Это, Тата, посылочка тебе от Гоши. Он сказал там все, и даже "белая лошадь" без обману. Чистый продукт, только для своих.
- Белая лошадь? – переспросила Натали, начиная понимать.
- Ну! Ты же спрашивала про "муку", вот тебе и "коля" с доставкой на дом! – улыбнулась Феодора. – Только ты поскорее давай, а то не ровен час начнется, а ты не в форме!
Поделиться19925-01-2014 13:08:23
- Что начнется? – такое случалось с ней крайне редко, но все-таки случалось. Острый приступ депрессии. Обычно короткий, но могло случиться по-разному. Хорошей новостью было то, что в полную прострацию Натали не впадала. Плохой – то, что соображала она в этом состоянии медленно. Но все-таки соображала.
- Помоги мне! – попросила Феодору. – Много нельзя. Надо только поднять настроение.
- Так я открываю? – прищурилась Феодора.
- Ты же знаешь, что там… - Говорить не хотелось, хотелось забиться в угол, свернуться эмбрионом и скулить.
- Потому и спрашиваю.
- Открывай…
Следующие несколько минут тянулись, как постылый труд. Тяжело, муторно, но и бросить нельзя.
"Терпеть… Страдать… Терпеть…"
- Ну, погнали! – прервала монотонный речитатив Феодора. – Давай, Тата!
Стекло пудреницы, белая дорожка, бумажная трубочка…
"Ох, царица небесная!" – проняло почти сразу, бросило в жар, пробило потом на висках. Впрочем, возможно, это все еще был эффект плацебо… Однако Натали было не до штудий в области физиологии и психологии. Кокаин - или что уж там это было, - делал свое дело. Серая тоскливая муть рассеивалась, взгляд прояснялся…
- Где Гут?
- У Гоши неприятности! – похоже, Феодора и сама не возражала бы против дозы. – Он… Ну, ему пришлось срочно уехать…
- Что значит уехать? – думать становилось легче, жить – веселее.
- Он сказал… Постой! – Глаз косит на кокаин, брови хмурятся в попытке вспомнить.
- Вспомни и бери!
- Да, я и так стараюсь… Постой! Вот! Он сказал передать пакет, и сказать… Точно! К Вектору не ходи! Он сказал, Вектор – это имя. Ты знаешь.
- Не ходить?
- Ну! Я же тебе говорю! К Вектору не ходить! Что-то там не так пошло… или вышло? В общем, он еле убежал, но тебя ему сдавать не хотелось. Он сказал, совесть надо иметь. Вот!
"Вектор? А что! Все может быть! Или… И проверить легко!"
- Вот что, Фе! – она дождалась пока саксофонистка примет дозу и усадила ее в кресло перед зеркалом. – Посиди тут пока. Минут десять не высовывайся и за мной не ходи! Получай удовольствие!
- Как скажешь!
- Вот и чудно! – Натали достала из пакета пистолеты и наскоро осмотрела. Макаровы пятьдесят восьмого года Тип "Аэро" – для ВДВ и спецподразделений. Оружие серьезное, качественное, и, если действительно, прямо с завода, то цены этим стволам нет.
"Так это выходит, Гут с меня еще по-божески взял. Мог и по две штуки за ствол запросить!"
К оружию прилагались кобуры – наплечная и поясная – и несколько снаряженных обойм.
"Ну, если это ты, гад старый, я тебе сейчас все объясню и про мировую революцию, и про женский вопрос в России!"
Кольт, с которым она не расставалась все последние дни, Натали пристроила в левом кармане жакета, куда было так сподручно – и вроде бы, "не подозрительно" – сунуть руку при ходьбе. Макаровы же она разместила под левой подмышкой и сзади, на поясе юбки, так что пистолет оказался почти прямо на заднице, прикрытый, впрочем, длинными полами жакета.
- Ну, не поминай лихом, Фе! Авось еще увидимся! – Натали спрятала кокаин на груди и вышла из гримерки. Начиналась самая интересная часть ее ночных приключений.
Поделиться20025-01-2014 23:37:31
Да, нет, я просто плохо знаю французский
Спасибо, исправлю. Но у меня сомнения в произношении. Вы увереныт, что НЕ произносится?
Произносится. Z на конце - не произносится, а "не" ("е" глухое, немного ближе к "э") - таки произносится, потому что слог закрытый. Если бы оканчивалось на "е", то она бы не произносилась. Например: parler - парле (р - не произносится), fille - вообще читается как "фий"...