***
- Ждёшь новых откровений? - полковник Петров сразу решил отбросить в сторону ненужные в нашей компании ритуалы. - Приняли твою подачу про румынскую конину под Сталинградом. Даже те части что готовили для прорыва вдоль Дуная отдали моему однофамильцу. Только всё равно не смогли нанести немцам решающего поражения — вывели они свои войска из Крымского котла.
- А соотношение потерь? - забеспокоился я.
- У них несколько выше. С полуострова где-то треть личного состав сумела уйти и даже часть техники вывезли. Но между низовьями Днепра и Южного Буга до сих пор ситуация неустойчивая, - полковник развернул карту и показал: - Встречные удары от Николаева и Запорожья просятся сами собой, но ни там ни там нам не удалось удержать плацдармы и навести переправ. Даже Кривой Рог не освободили.
- А что, Запорожье отбили? - как-то я этот момент выпустил из внимания. Или о нём не сообщали по радио?
- Нет. Не получилось.
- Ну и ладно, не всё сразу, - примирительно развёл я руками. С Ленинграда блокаду сняли, Харьков удержали. Киев-то хоть успели эвакуировать?
- Не всё, что хотели, вывезли - махнул рукой полковник. - Ты мне вот, что скажи: нападут японцы, или не нападут?
- На моей памяти — не напали, - ответил я и добавил, - но тогда вдоль границы стояло много наших частей, и вероятный противник их непрерывно щупал разными провокациями. Так что особо-то много войск оттуда не поснимаешь.
- А ты — стратега, - хохотнул Сан Саныч, нарезая аккуратными ломтиками брусочек сала. Говорит, что Миргородское — самое вкусное. А я и не знаю — верить ему или нет. Про сало сомнений нет — оно действительно великолепно. Но ведь сам-то город нынче в прифронтовой полосе. Интересно, что наш умница-майор там делал?
- Сейчас придёт тепло, дороги просохнут и снова начнутся прорывы, клинья, охваты. Только я уже совсем не знаю где и как, потому что мало того, что не помню как оно в тот раз было, так ещё и всё поменялось. В Донбасс-то фрица не пустили. Ростову пока угрозы нет. Но, думаю, фашисты как раз этим и начнут заниматься.
- Ну, не знаю, - полковник Петров разлил ещё понемногу. - Одесса ужасно мешает этим планам. В Черноморских портах у немцев скопилась уйма военных грузов — десятки тысяч тонн. А отправить их по назначению никак не выходит — устья рек так и остались под нашим контролем. Хотя, выход из Дуная потерян — сдали мы Измаил. И Килию сдали, и Тарутино. Кольцо вокруг Одессы и Николаева сжалось. Если бы не поддержка с моря наших артиллерийских кораблей — совсем было бы худо дело.
Думаю, если столько сил брошено на захват побережья, то откуда их взять ещё и на Донбасс? Тем более, левобережье Днепра мы удержали от Черкасс и до самой Каховки. То есть без форсирования водной преграды никак не обойтись. Однако командование сильнее обеспокоено предстоящими событиями в центре и на Ленинградском направлении.
Я подумал немного и спросил:
- А завод, который выпускал Су-2, он как, работает? Не потерян?
- Поступают они в авиачасти, так что, похоже, не потеряли.
***
В отношении меня впервые было предпринято крайне недружественное действие — меня не отпустили в командировку. Головную группу из четырёх «каюков» увел на войсковые испытания сам полковник Петров. Подготовили её по высшему разряду — группу технического обеспечения и аэродромного обслуживания на трёх «сундуках» сформировали и отправили куда-то в места, где всё ещё лежит снег. Потому что самолёты поставили на лыжи.
В отличии от основной массы нынешних летательных аппаратов, именно у этой модели - «каюка» - зимний вариант шасси не портит аэродинамику, что, в сочетании с очень подвижной базой обеспечения превращает звено в весьма маневренное подразделение — на любом мало-мальски свободном от леса месте садись, и начинай действовать. А, чуть какая опасность, улетай.
Мне подумалось, будто хотят попытаться где-то в тылу врага нечто подобное попробовать, «притулившись» к партизанскому отряду. Но, повторюсь, сообщали мне далеко не всё.
Почему самолётов было так мало? Потому что с крылатым металлов в стране очень напряжённо — его направляют на изготовление столь нужных бомбардировщиков. Мы, собственно, от производства Ил-4 и Ил-2 и отщипнули немного, почти, считай, из обрезков вылепили четыре крошечных москита.
Я надоумил директора завода отдать на изготовление «каюков» запасы, приготовленные для Ер-2, потому что, насколько помню, эти машины сколь-нибудь значительной роли в этой войне не сыграли. Так и не стоит их всё время переделывать, затрачивая силы и время... и материалы. Ну да это не нашего уровня вопрос, его в Москве решают.
Меня же оставили на месте потому, что сочли необходимым ускорить работы по созданию москитного штурмовика. Даже пионеров моих отозвали с фронта — думаю, Москалёв их затребовал. В опытном производстве моим ребятам нынче не много равных найдётся.
Проводив испытательную группу, я отправился в КБ. Чего только тут не напридумывали? Все ведь прекрасно понимают, что машина поля боя должна быть хорошо бронирована — пример Ил-2 у всех перед глазами. На их производстве сейчас и сконцентрированы основные усилия заводчан.
В москитном же исполнении привлекательным представляется минимизировать защищённый объём, чтобы уменьшить закрывающую его поверхность и, таким образом, снизить массу. Отсюда — первейшая мысль — поставить двигатели рядом друг с другом. Но это мгновенно нарушает режимы охлаждения моторов. И ещё важный момент — вынужденные посадки для штурмовиков — обычное дело. Тут никак невозможно пренебрегать опасностью раздавливания пилота сорвавшимся со своего места мотором. А, поставишь двигатель спереди — ухудшается обзор как раз туда, куда нужно наводить оружие.
Это, если рассматривать варианты привычной для нашей «школы» концепции.
Однако, рассматриваются и непривычные — вот бронированный У-2 с двумя двигателями на крыльях и целой батареей из пар ШКАСов, УБК и ВЯ. Последняя — двадцатитрёхмиллиметровая пушка с настолько мощной отдачей, что ставят их преимущественно на шрурмовики, обладающие немалой массой и хорошим запасом прочности.
Общее впечатление от увиденного — никто не знает, куда грести. Прикидывают всё, что могут придумать. Прикидывают вес к скорости, толщину брони к массе секундного залпа, а длину пробега к скороподъёмности. Часть машин неспособна взлететь даже на бумаге. Я тоже не могу ничего присоветовать — задача выглядит заранее нерешаемой. Тоска и чувство безысходности рука об руку расхаживают во всю ширину моей души.
***
Как живём мы с Мусенькой? По-человечески — по ночам. А кода ещё, если весь день заняты на курсах. Даже питаемся вместе с личным составом. Мой лётный паёк жена съедает на пару с Шурочкой, а Сан Саныч частенько угощает беременных капитанов отличным салом.
Ссоримся ли мы? А зачем? Я за полвека совместной жизни изучил её характер и знаю, по каким вопросам какое мнение она имеет, и беззастенчиво этим пользуюсь, то есть никогда не спорю и вообще потакаю ей всячески. От этого настроение у моей судьбы не портится и характер делается сговорчивым. Чего и всем желаю.
Разумеется, общаясь мы задеваем многие вопросы авиастроения. В том числе, рассуждаем и о набившем в моих мозгах оскомину москитном штурмовике. Вообще-то она не очень склонна к глубоким сопереживаниям, как говорится: «он пришёл — она сказала», но ко мне отношение у неё более тёплое.
- Ты вот, Шурик, когда «кирдыка» делал, о чём думал?
- Об основной задаче — донести оружие в точку выстрела и поразить цель.
- Так почему у тебя сейчас голова ненормально работает? Задача - та же. Изменились свойства цели.
- Так к этому ещё и требования технического задания добавились — раньше то я ничем, кроме собственного представления, не руководствовался.
- Наплюй. Ты же это умеешь, - Мусенька сладко потянулась и ткнулась носом мне в плечо. - Делай, что должен — потом ответишь.
Вот за что я люблю эту женщину — умеет она мне мозги прочистить. Впрочем, нашим «курсистам» - тоже.
Этой ночью родила Шурочка. Всё прошло нормально, но несколько дней кому-то придётся подменять её на занятиях. И нужно будет няньку малышке подыскать, хоть за деньги нанять, хоть мобилизовать через военкомат, потому что лично я считаю её работу сейчас очень важной. Не именно няньки, а конкретно Шурочки — самолёт в неумелых руках — подарок врагу. И нельзя занимать промышленность выпуском подарков для противника. А из выпущенных подругой сотен «птенцов» всего четверо погибли. Зато насбивали... Уж по одному-то вообще каждый. А есть и такие, чей личный счёт приближается к десятку.
***
Итак, требуется самолёт поля боя. В идеале — вертолёт. Но с его созданием мне не совладать — ну не знаток я в этой области. Так что мечты о машине вертикального взлёта сразу можно отмести. Зато, напрашивается вывод, что скорость его следует не увеличивать, а уменьшать. Из самых ярких аналогов этой эпохи, следует упомянуть У-2, который мог лететь даже на шестидесяти пяти километрах в час — садиться, по крайней мере. Наш «сундук» имеет ещё лучший показатель — пятьдесят километров в час. Соответственно и разбег с пробегом у него меньше.
А можно ли добиться большего? Можно, увеличив площадь крыльев и, соответственно, подъёмную силу. Вот о чём, оказывается, думал Симка, прилаживая к У-2 пару двухсотпятидесятисильных моторов. То есть, он, наверное, не прямо так думал, а интуитивно догадывался — точился где-то под его причёской червячок озарения.
Этого «червячка» я и представил на следующий день в КБ. Так и сказал, что самолёт должен подлететь к месту событий со скоростью автомобиля, едущего по гладкой дороге. Подлететь на малой высоте на расстояние около километра, приподняться на удобную высоту и как-ак врезать из всех стволов. Потом стремительно развернуться, снизиться до бреющего и побежать за новой порцией гостинцев.
А тут Климка — один из бывших пионеров, а теперь очень серьёзный оварищ лейтенант и к тому же орденоносец, вспомнил, как у них соседи-пехотинцы за половину коровьей туши выпросили на денёк один из «сундуков» с лётчиком. Они в переднюю стенку ему вмонтировали пулемёт «Максим» и на этом угробище прошли над берегом речки, выбивая пулемётные гнёзда. А потом быстренько всем батальоном перебежали всё водное препятствие по льду и заняли высотку, которую было велено отбить.
Техники потом ругались, заделывая пробоины в фюзеляже и крыльях и в другой раз командир полка поднял цену аренды. А третьего случая просто не было — на аэродромах подскока у самой линии фронта самолётам не положено сидеть подолгу. Отвели их поглубже в тыл, туда, где собственно пехотных частей встречается мало.
Родиона Клюкина — того самого выпускника наших курсов, который по негодности для работы истребителем был переведён в малую транспортную и который водил в бой тот памятный сундук, отыскали достаточно быстро — он часто прилетает за запчастями, вот и в этот раз случился всместе со своей примечательной машиной. Осмотрели амбразуру под «Максим», следы блиндирования — ясно видны отверстия крепления установленной и снятой потом стенки (пару гвоздей так и вытащили), расспросили о поведении машины на малых скоростях в условиях полёта у самой поверхности — творческий народ уже начал вовсю «генерить».
- Нужно угол атаки крыла увеличить.
- Навсегда нельзя — а то на перелётах прорву горючего сожжёшь.
- Большие закрылки сделать.
- И предкрылки...
- Потребуется столько механизации, что только держись? К тому же, как ты планируешь это всё из себя подвижное крыло бронировать?
- Бронировать крыло? Не сходите с ума... разве что, переднюю кромку у самого фюзеляжа, там где баки.
- А если всё крыло поворачивать на несколько градусов?
Вот теперь мозговой штурм принял целенаправленный характер. А я присел к столу формулировать требования к вооружению. Прежде всего, написал категорическое запрещение подвешивать к этой машине бомбы (а то они его взрывной волной сами и собьют при такой высоте и скорости) и стал прикидывать, как чисто организационно справиться с боевой задачей силами одного человека. Пилота. Потому что наводить оружие на цель придётся поворотом корпуса всего аппарата — иначе мы породим монстра.