Глава 8

— Хороши!.. Ай хороши!
Десятилетие наследника престола Московского и всея Руси справлялось широко и с поистине царским размахом — во всех церквах были отслужены благодарственные службы и моления о ниспослании ему долгих лет, в городах наместники выкатили народу бочки с хмельными медами, дабы каждый добрый христианин разделил радость великого государя. Должникам были прощены все недоимки, мелкие преступники отпущены на свободу, более серьезным татям сделали послабление в содержании… А нескольким так даже удалось оставить свою голову на плечах.
— А ты, Афанасий, что скажешь?
Князь Вяземский, демонстративно оглядев небольшой табунок отборнейших жеребцов-ахалтекинцев, послушно подтвердил:
— Лучше и не видывал, государь.
Для самого же царевича Димитрия его десятый день рождения обернулся еще одним долгим пиром, а после нескончаемой вереницей гостей-дарителей, и необходимостью каждому вежливо кивать. А самым заслуженным и родовитым, так даже и улыбаться. Изукрашенные золотом и каменьями сабли, а так же ножи и кинжалы, посуда (разумеется, золотая), пушная рухлядь , штук тридцать перстней с камнями самых разных размеров, пять доспешных наборов — два его размера, а остальные «на вырост». Дюжина Евангелий в богатых окладах от монастырей, еще один Вертоград неизвестного новгородского автора (спасибо владыке Макарию), десяток икон, несколько золотых цепей с тяжеленными нательными крестами, отрезы аксамита  и шитой золотом парчи, набор серебрянных кубков изумительно тонкой работы… А новая черкасская родня сподобилась пригнать с родины полсотни жеребцов-трехлеток знаменитой ахалтекинской породы. Разумеется, большую часть табуна предполагалось продать (и за весьма немалые деньги!..), но перед этим Михаил Темрюкович верноподданически прогнулся, предложив великому государю и его наследнику самим отобрать себе понравившихся скакунов.
— Ну что, сынок, выбирай.
Иоанн Васильевич довольно улыбнулся, наблюдая, как его первенец медленно едет на своем мерине вдоль длинной ограды загона, спокойно рассматривая строптивых четырехногих красавцев, не изведавших еще на себе касания упряжи и седла. Вот царевич заинтересованно склонил голову, остановив своего Черныша, затем подъехал ближе к верхней жердине ограды и перекинул ногу через седло.
— Ах ты ж!..
Оставив за спиной еле слышный возглас и тревожное сопение верного Вяземского, а так же скрип оттягиваемых тетив, царь тронул своего коня, подъезжая ближе к загону и подавая в том пример остальной свите и гостям. Меж тем, юный наследник спокойно соскочил на землю, утоптанную копытами лошадей буквально до каменной твердости, засунул за пояс нагайку и медленно пошел вперед — а молодые ахалтекинцы, тревожно похрапывая, тут же сдвинулись назад и в стороны, на манер мелкой рыбешки растекаясь в стороны перед десятилетним мальчиком. Запереглядывались между собой табунщики, весьма удивленные столь кротким нравом драчливых жеребцов, недоверчиво нахмурился князь Черкасский, зашептались между собой родня молодой царицы и часть гостей…
— Этот.
Медленно, и словно бы опасливо к юному имениннику приблизился игреневый  красавец. Подошел вплотную, тщательно обнюхал протянутую вперед ладонь, а потом спокойно вытерпел немудреную ласку — поглаживание все той же самой ладонью. Затем наследник обошел вокруг своего подарка, придирчиво его рассматривая, плавно повел рукой — и трехлетка тут же послушно лег на землю. Встал, уже неся царевича на своей спине, и игриво загарцевал по загону, время от времени косясь на обретенного хозяина лиловыми глазами.
— Эк он его!..
Услышав тихий шепоток, Иоанн Васильевич горделиво вскинул голову, обводя свиту и гостей прищуренными глазами. И остался весьма доволен увиденным: неподдельное потрясение и удивление на лицах одних, почтение и глубокая задумчивость у других, равнодушным же не остался никто. Велика благодать отрока его крови — и раз Бог столь ясный знак, то все его деяния и замыслы были праведными! Тем временем, царевич снова соскользнул на землю, поманив к себе еще одного жеребца. Белого, как первый снег, с роскошной густой гривой и синими глазами.
— Этот.
Все повторилось: опасливое обнюхивание руки, ласковые прикосновения, поездка без седла… Успокоившиеся рынды ослабили натяжение тетив, а после того, как мальчие вернулся в седло Черныша, и вовсе убрали свои составные  луки в саадаки .
— Остальные хуже, отец.