Глава 9

Поздней ночью, шестнадцатилетняя черкешенка с уродливо-синим рубцом на шелковистой коже шеи, сидела на супружеском ложе и с дерзким вызовом глядела на своего законного мужа:
— Да?!..
— Нет.
— Тогда… Стереги не стереги, а своего добьюсь!
Покосившись на шелковый шнур, из которого едва успели достать царицу, великий государь тихонечко вздохнул и подсел к ней поближе. Подставил предплечье под удар маленькой ножкой, вознамерившейся проверить крепость его ребер, довольно усмехнулся, без особого труда удерживая изящную ступню в руке. Дикая кошка!.. Как ни странно, ее буйный нрав не надоедал, даже наоборот, царственному супругу он очень нравился — за исключением случаев наподобие сегодняшнего.
— Да?!!..
Когда она прямо во время любовных утех потребовала от него немедленно возвысить своего брата Салтанкула, даровав ему чин окольничего. Потребовала! А когда получила вполне закономерный отказ, то пригрозила покончить с собой. Кто же знал, что не шутила? Слава Богу, челядь успела достать свою повелительницу из петли — та уж почти доходила.
— Рр!.. Да?!!
Поймав и вторую ступню, Иоанн Васильевич дернул супругу на себя, довольно ловко перехватив узкие запястья с весьма крепкими кулачками. Несколько возмущенно-злобных взвизгов, энергичное трепыхание гибкого женского тела, немного пострадавшая от острых зубов рука — и тридцатилетный властитель сдался:
— Да.
Примирение вышло удивительно сладким. А на утро, заботливый муж, видя как сильно распух рубец от петли на ее лебединой шейке, и как больно ей глотать еду и питье, распорядился позвать самого лучшего из известных ему лечцов. То есть, собственного сына. А постельничий тем временем сделал внушение верховым челядинкам, как раз закончившим одевать Марию Темрюковну — чтобы не трепали попусту своим языком.
— Батюшка. Матушка.
Почтительно поцеловав отцовскую руку, и коротко поклонившись царице, наследник без всяких глупых вопросов принялся целить. Обнаруженные на той самой руке (вернее, ладони) царапины и удивительно четкие отпечатки чьих-то зубов.
— Кгхм… Митя.
Мягко забрав у сына пострадавшую от жены конечность (впрочем, десница уже совсем не болела), Иоанн Васильевич подвел своего первенца к мачехе и не вдаваясь в лишние подробности, указал на след от шелковой удавки.

Почему аллегория? Реальная история.