Словно по команде, все присутствующие разом замерли и вытаращили глаза.
— Тем более, ты царевич, значит и за грехи с тебя спрос иной.
— Это как?
— А вот доедай, и узнаешь. Кстати, если пожелаешь, мы с тобой сегодня же сходим в мастерские и попросим сделать тебе вилку с четырьмя зубцами. Хочешь? А после полдника с горки покатаемся.
Вместо ответа семилетний хозяин покоев энергично вгрызся в грудку. Окинув кравчих и стольников выразительным взглядом, наследник разом вернул их к жизни — тихонько забренчали, укладываясь в стопку, опустевшие блюда, утащили обратно второй поставец, принесли небольшую бадейку с ароматической водой, дабы сполоснуть руки…
«И главное, никто не торопится на выход».
— Доел? Пошли ко мне.
Уходящих царевичей провожало шестеро сожалеющих мужских взглядов, да и от идущих позади верховых челядинок тоже прямо-таки волнами исходило любопытство. Зайдя в Переднюю и добравшись до комнаты для занятий, наследник развернулся и вопросительно вздернул бровь, глядя на личную служанку брата — Авдотья тут же дернула ее за рукав, останавливая на пороге Комнаты, и с легким поклоном закрыла дверь.
— Куда?!
Семнадцатилетняя Гликерия досадливо вздохнула, и просительно посмотрела на негласную «хозяйку» покоев.
— Ну интересно ведь! А? Я тихонечко послушаю.
— Даже и не думай, сразу заметит, и прогневается. Или ты оглохнуть хочешь?
Слегка побледневшая девушка от такой перспективы невольно перекрестилась, опасливо уточнив у двадцатишистилетней «старухи»:
— А что, может?
Тем временем Иван, даже и не предполагая, как тяжко мучается от неудовлетворенного любопытства его служанка, с разбега плюхнулся на ложе старшего брата.
— Смотри.
Четкими штрихами Дмитрий нарисовал на клочке бумаги вилы.
— Протыкать ими хорошо. Но ведь чертям надо не проткнуть, а подхватить грешную душу и удержать в котле. Так?
— Так, Митя.
— Значит, вилы должны быть с зубчиками или небольшой перекладинкой — как у остроги, или охотничей рогатины. На вот, подрисуй, как все должно быть.
— Ага!
Внимательно разглядев и осмыслив рисунок, средний из царевичей довольно уверенно внес все необходимые поправки.
— Вот. Мы ведь будущие воины, и оружие врага должны знать наперед. Любого врага.
Иван чуть расправил худенькие плечи и горделиво покачал головой: все правильно, брат, они воины. Да! Потом что-то вспомнил, и аж заерзал от нетерпения:
— Митя, а как спрашивают за грехи с царевичей?
Неторопливо свернув исчерканную огрызком пера бумажку и сунув ее за голенище короткого сапожка, наследник внимательно посмотрел на брата.
— То, что я тебе открою, ты сохранишь в тайне. Даже на исповеди — и то нельзя, ни словечка!
— Никому!
Поймав взгляд родной крови, Дмитрий размеренно заговорил:
— Мы потомки Рюрика, природные властители земли Русской. Мне суждено одеть шапку Мономахову, тебе же…
Семилетний мальчик слушал на удивление внимательно.
— Королевский венец. Для любого простеца убийство и ложь есть грех смертный, мы же обязаны изничтожить или обмануть любого ворога, взалкавшего русских земель и люда, их населяющего. Все хорошо, что на благо подданым, и все плохо, что во вред! Смерть врагов, если она позволила сохранить и приумножить люд православный, дать им какую леготу — не ложится на душу властителя несмываемым грехом. И наоборот, если попустит он стадания и нужды подданых своих, не защитит от глада и хлада, болезней и врагов.
Размашисто перекрестившись, Дмитрий подвел черту:
— Судии государя есть Бог и народ Руский, и более никто!