***

Так, спокойно рассуждая, подошел я к городу. Стоит он на берегу реки, и купол церкви однозначно указывает на то, где расположена центральная его часть. Храм возведён из камня, и вид имеет опрятный, ухоженный. Вокруг угадываются двухэтажные кирпичные строения, а всё остальное вокруг деревянное. Многие трубы дымят потихоньку, но ни запаха, ни копоти не чувствуется.
Дорога, по которой я иду, вливается в улицу. Сначала справа появляется забор, за которым ничего нет — ровное место, истоптанное в кашу. Изгородь — две жерди на столбах. Человека этим не остановишь, разве что корова или лошадь затруднятся преодолеть подобное препятствие. А вот дальше вдоль пути моего следования начинается тын. То есть те же столбы и те же жерди, но к ним прикреплены вертикальные палки. То, что находится по другую сторону, вызывает мысль об огородах, о козах и свиньях, для которых это препятствие и сооружено.
Дальше заборы утратили прозрачность — сплошные доски. Я бы сказал — горбыль. Но сейчас это, наверное, называется тёсом. За ними угадываются сараи и дома. Сараев больше. Навстречу стали попадаться люди. Женщины сплошь в длинных платьях, что мне не очень понравилось. Как-то уж очень архаично смотрится. На ногах ботиночки или сапожки. А может быть боты — я застал ещё этот вид обуви в детстве. Но наверняка не скажешь, что сейчас носят — подолы всё скрывают, только изредка носок покажется на глаза. А вот верхняя часть комплекта — на любой вкус. От коротких, до пояса, мило отороченных мехом курточек, до суконных приталенных пальтишек, при виде которых на память приходит слово «свитка». И ничего, что было бы до пят. Не зима уже — морозы миновали, но до лета пока далеко.
Мужчины же носят длинные плащи, как с рукавами, так и с обширной пелериной, из-под краёв которой при надобности высовывают руки. Впрочем, это я о господах благородного вида. А еще встречаются уже знакомые мне армяки, но не из домоткани - явно из материала мануфактурной выделки, и даже пошитые с некоторым шиком.
Тот факт, что со мною раскланиваются, поначалу вызвал лёгкое недоумение, но я сообразил, что подобный обычай примечал и в своё время в русской глубинке... давненько. Так вот тут как раз и есть глубинка, и именно давненько. А кивнуть в ответ — это у меня давно получается на автомате. Походите-ка с моё по заводу, где работают тысячи человек, которых всех ни в жисть не упомнишь! Невольно станешь кивать на любой приветливый или узнающий взгляд. Иначе окажешься гордецом и невежей.
Между тем, по мере продвижения к центру, дорога перестала чавкать под ногами. Влажная она, да, но плотная. Как будто что-то в неё подсыпали, на манер каменноугольного шлака. И тропинки, идущие вдоль заборов, хорошо утоптаны. Вывески портного и сапожника над крылечками выходящих на улицу домов, поперечные переулки, в конце которых слева видна недалёкая река — улица не вела меня к центру, а огибала его вдоль берега. Купол колокольни маячил справа, а слева до моих ноздрей донёсся запах съестного.
Он шёл из распахнутой двери двухэтажного дома. Вывеска «Трактиръ» не оставляла сомнений в том, что нюх меня не обманул. Хм. На первых порах не будет ничего зазорного в том, чтобы устроиться посудомоем за еду и койку, - эта мысль показалась мне простой и естественной. Я ведь тут никого и ничего не знаю, так что не стоит привередничать.
Вошёл. Просторная комната со столами, накрытыми скатертями. Кроме входной двери, есть еще две, ведущие вправо. Из-за конторки, пристроенной слева у окна, навстречу мне повернулся молодой чисто выбритый мужчина в белом переднике поверх заправленных в сапоги шаровар. Атласная косоворотка застёгнута под самым горлом, а на сгибе руки висит полотенце. Это половой. В точности такой, каким его представляют во всех фильмах. Классика.
- Здравствуйте! Желаете отобедать?
- Здравствуйте. Желаю, но не могу себе этого позволить в связи со стеснённостью в средствах, - вводить в заблуждение вероятного коллегу нет ни малейшего смысла.
- В дороге поиздержались? - и улыбается какой-то выжидательной улыбкой.
Ха! Это же из «Ревизора». Ну да. Девятнадцатый век на дворе.
И что, прикажете отвечать? Хотя губы мои растягиваются в непроизвольной улыбке — всё как у нас. Только крылатые фразы заимствованы не из фильмов, а из того, что в наше время давно уже включено в школьную программу.
Видимо, сообразив, что я всё прекрасно понял, половой отодвигает стул рядом с ближайшим к конторке столом и забирает у меня шубу:
- Присаживайтесь. Сейчас я вам щей принесу. Ох, и хороши они у нас нынче!
Мне остаётся только благодарно кивнуть и... сделав шаг к конторке, где лежит газета, я невольно кошу на неё глазом. Тысяча восемьсот семьдесят шестой год. Март месяц. Не думаю, что это меня удивило. Тем более, что кроме щей расторопный малый принес и горку нарезанного правильными ломтями хлеба, и стеклянный графинчик с бесцветной жидкостью, и даже рюмочку поставил.
- Отведайте, - только и сказал. И снова повернулся к конторке.
Выпить водки было бы замечательно. Вот вы думаете, что если я такой спокойный, то ни капельки не мандражирую? Как бы не так! На самом деле я испытываю сильнейший стресс. Только потрясать окружающих фейерверком истерики, это не по-нашенски. Не мужское дело, нервами звенеть или брызгать слюной. Переживания следует запрягать в тележку трудолюбия и пахать на них борозду, ведущую вперёд.
Так вот. С одной стороны не отведать предложенного нельзя — это было бы неучтиво. С другой — мозги мне нынче нужны свежие. В общем, налил полрюмочки и откушал.
Водка, как водка. Градусов сорок будет. Хоть тресни меня, не помню, в каких датах Дмитрий Иванович Менделеев рекомендовал такую крепость любимого мною напитка, но здесь и сейчас всё правильно. И щи правильные, и хлебушко, и размер порции в самый раз.
- Благодарствуйте, добрый господин, - это я уже доел и обращаюсь к половому. - А ведь затруднения мои я намереваюсь разрешить с вашей помощью, - вижу изумление в глазах юноши и, сообразив, что перемудрил с витиеватостью, спешу рассеять возникшую напряжённость. - Я ищу себе места за еду и ночлег. Могу мыть посуду, колоть дрова и выполнять иную работу.
- Признаться, сударь, принять работника на таких условиях никто не откажется, - в глазах полового плещется веселье. - Но, боюсь, предоставить вам приют надолго мне не удастся. Через пару месяцев моё заведение исчерпает возможности содержать его, и мне придётся продать дом, чтобы расплатиться с кредиторами. Вы же видите, сколько здесь посетителей!
Действительно, на весь зал нас только двое, хотя время обеденное.
- То есть, вы тоже находитесь в стеснённых обстоятельствах, но готовы принять меня, не слишком нуждаясь в моих услугах? - позиция собеседника озадачивает. С обычаями моего времени она абсолютно не коррелирует и особенно непримиримо расходится с представлениями о нравах содержателей трактиров и кабаков. Вот сложилось о них представление, как о людях жёстких и алчных, и всё тут. Где-то я об  этом читал.
- Один рот ничего не изменит в существующем положении дел, - половой, оказавшийся хозяином заведения, опять улыбается, на этот раз печально. - Ваше присутствие нисколько меня не стеснит, а предложенная помощь может оказаться кстати. Платить работникам я решительно не в состоянии, а иногда сил одного меня просто не хватает на всё, особенно, если зайдёт посетитель.
Оставалось только кивнуть и представится. Мой новый хозяин назвался Макаром Андреевичем. Через десять минут я получил штаны и косоворотку, переоделся на втором этаже в отведённой мне комнате и приступил к работе: вымыл тарелку, из которой только что поел. Через полчаса накормил теми же щами пятерых простого вида мужчин — работников с пристани, что буквально в двух шагах вниз по переулку. В аккурат на пятачок получили мы от них выручки. А вообще-то было скучновато. Действительно — не идёт сюда народ.
Чуть погодя появилась пара совсем молодых людей — парень в гимназической шинели и девушка в строгом платье с фартуком, поверх которого накинуто пальто форменного вида. На мою попытку усадить их за стол они рассмеялись и умчались наверх. Понятно, живут они здесь.
Вернувшийся Макар Андреич рассеял мои сомнения:
- Брат с сестрой вернулись с занятий. Их гимназии по соседству и уроки завершаются одновременно.

На нём дублёнка - по понятиям того времени - добротная шуба. Удивиться "неправильной" одежде мог только Макар Андреевич. Но он нашего героя мгновенно переодел и ничего по этому поводу не отмолвил. Видать, постеснялся спрашивать у немолодого добротно одетого господина, просящего приюта и прокормления.