***

Тут довольно много глаз вокруг. Ещё не разгар дня, но многие уже проснулись и кто-то несомненно приметил нечто торчащее из воды. Я дал ход и чуть погрузился. Развернулся под водой, набрал скорость и на десяток секунд выставил рубку наружу.
И так ещё раз пять. А потом мы осмотрелись.
Красота! Беготня, сутолока, неразбериха. Вопли отлично доносятся до нас через мембраны, слышны и визгливые голоса, и грохот деревянных трапов, переброшенных с борта на борт. Наш «избранник», тяжело осевший деревянный пароход, ничем не отличается от других. С его палубы на нас смотрят глаза десятка любопытствующих, не внявших гласу осторожности. Этот трудяга виноват только тем, что расположен с краю и к нему удобно подойти. Опять же государственная принадлежность его ни у кого не вызывает сомнений — флаг различается уверенно.
Мы подходим к нему носом, целясь в середину корпуса. Наконец, зрители не выдерживают и бросаются прочь. Может быть у противоположного борта стоит шлюпка? Или трап перекинут к соседу? От нас не видно. Мы сближаемся почти до касания, плавно обнуляя скорость, а затем начинаем разгон назад. Вторая модель лодки пятится значительно охотней — над ней поработали настоящие моряки. А вот управляется всё так же плохо. Ну да нам и не нужно петлять — прямо идём.
Для зрителей дельфин заложил мину и уходит. Вот расстояние приближается к нужным мне пятидесяти метрам.
- Степан Осипович! Извольте приготовиться к выстрелу!
- Уже готов, Пётр Семёнович.
- Пли!
Вода впереди знакомо вскипает, и торпеда уходит, оставляя мощный пузырящийся след. Отклоняется чуть вправо, но на такой дистанции мимо цели не пройдёт. А мы тоже удаляемся от места взрыва, налегая на педали изо-всех сил. Не так уж много успели  спятиться — метров пятьдесят всего побежали, и тут перед нашими глазами возник могучий баобаб взрыва. В воздух столько всего взлетело, что я тут же нырнул кормой вперёд. Не понял, в какой момент догнала нас взрывная волна — это всё произошло одновременно. Но шлепки по воде от падающих предметов различались ещё некоторое время. Мы тут же перестали налегать на педали и вскоре снова выглянули. Жертвы нашей на месте уже не было, а два соседних судна заметно кренились. Кажется, перепало и им.
Впервые мне удалось наблюдать действие собственного детища. Страшноватенько, признаюсь.
- Так что, Пётр Семёнович, с победой.
- Взаимно, Степан Осипович, взаимно. Идёмте однако искать встречное течение.
- Как прикажете.
Мы уже под водой. Выходим прямиком на середину пролива и последний раз оглядываемся по сторонам. В городе наблюдается какое-то оживление. Северный ветер отлично чувствуется — слышно его действие на мембраны передних звукоуловителей. Винты остановлены, и я осторожно настраиваю лодку на минимальную отрицательную плавучесть. Пассивно погружаемся, каковое действо чаще всего определяют словом «тонем».
Десять метров. Ещё светло, хотя поверхность воды уже не выглядит как что-то определённое. Мутно.
Двадцать метров. Сумерки.
Тридцать метров. Густые сумерки.
Сорок метров. Глубина перестала возрастать. Вверху светлее, чем внизу, но ничего кроме этого различить мы не способны. Шторм всё настолько перебаламутил, что говорить о какой-то прозрачности я бы не решился.
- Мы не движемся, Пётр Семёнович?
- Относительно воды — нет. Но сама вода несёт нас на север в Черное море. Часа четыре никаких развлечений, корме слежения за глубиномером, предложить вам не могу. Сам же я, с вашего позволения, вздремну.
- Как же вы будете проводить наполнение дыхательного мешка, если заснёте?
- Я так много времени провёл с ним, что управление клапаном стало у меня рефлексом. Готовился ведь и к многосуточным походам. Тренировался, сживался. Вот и пригодилось.
- А отчего мы перестали погружаться, позвольте спросить?
- Встречное течение имеет более высокую солёность, отчего вода в нём плотнее. Разница в абсолютном исчислении невелика, но наш корабль очень чувствителен к подобным изменениям, когда хорошо уравновешен.
Забавно, знаете ли, давать объяснения человеку, который сам изучал это явление. Немного позднее, как я понял. Потому что в данный момент о нём не знает.
- А почему мы не помогаем движению, позвольте полюбопытствовать? - неугомонный он всё-таки. Хотя, только что ведь впервые в жизни провёл успешную атаку с подводного корабля.
- Потому что не только ничего не видим, но и не имеем представления о том куда двигаться. Всплывать для ориентации — значит попадать во встречное течение и терять много времени. Кроме того, сам процесс всплытия должен быть плавным, потому что в крови у нас растворяется азот — мы ведь под давлением пять атмосфер. Так уж наша лодка устроена. И от этого азота кровь должна избавляться постепенно, чтобы не вскипела. Я не помню точных значений, но при подъёме на каждые двадцать метров станем по часику оставаться на достигнутой глубине. И будем уповать. И на то, что течение нас об скалу не ударит, и что кровь не закипит.
Ну вот, вроде, угомонился.

***

Знаете, вылазка к Стамбулу оказалась на редкость необременительной. Даже утомление после неё не было ни обвальным, ни сокрушительным. Я чувствовал себя, как после напряженного рабочего дня – то есть, как всегда по вечерам. Впрочем, после адмиральского часа, самочувствие моё пришло к обычному состоянию, характерному для послеобеденного времени, и я направился к ныряльщику.
Сашка прилаживал за рубкой плавник, пошитый на скорую руку из брезента в виде надувного мешка. Группа сочувствующих ему помогала – крепили внутренние связки, препятствующие поперечному расширению, герметизировали золотник и даже предохранительный клапан настраивали.
Да, наша примитивная с виду педальная лодка на самом деле плотно напичкана оборудованием управления, контрольными приборами, средствами слежения. Будь в моём распоряжении электроэнергия – я бы многое переделал и кое-чего добавил. Ну да не напрасно говорят, что бодливой корове Бог рогов не даёт. Действия разумно опирать на реальные возможности, а не на желаемые.
Качает заметно слабее, чем вчера. Мы с Санькой занимаем свои места в кабине и погружаемся в пучину вод. Пора опробовать новинку. Собственно, наблюдать за поведением бутафории нам не дано – она в непросматриваемой зоне точно за рубкой. Как раз за шарниром заднего люка. Поэтому сигнальщик с флажками стоит на палубе Великого князя Константина около надстройки. Крайне неудачное место, кстати. И сам он, и его флажки не слишком контрастно выделяются на грязно-белом фоне. Ну да мы недалеко – разберём.
Сначала выясняем насколько возросло сопротивление. Делаем дорожки на малой глубине и сверяем ритм качания педалей с показаниями лага. Никаких отличий от обычных значений не наблюдается – значит, расчёт на то, что тряпичный мешок окажется в «тени» рубки, себя оправдал.
Выныриваем, подходим так, чтобы нас было хорошо видно, и я жму на рычажок клапана. Неудобно, всё-таки действовать вслепую. Вот ведь не знаю, надул, как следует, или только чуть взбодрил? И никакой обратной связи. Даже кончиками пальцев не могу оценить последствий собственных  действий. Чу – клапан сработал. Ага, отлично. А то уже начал было придумывать манометр для контроля давления в плавнике.
Что там пишут с борта?
- Отойдите на предельное расстояние видимости сигналов, - что за чудеса?
Но команда есть команда. Мы люди военные. Отбегаем.
Дым с юга. «Великий князь Константин» готовится к бою, а «Ныряльщик» вообще безоружен – единственное наше оружие – торпеда - пока не готова. Зато вокруг торпедных катеров идут подготовительные работы, и орудийная прислуга принялась подносить снаряды к пушкам. Верной подруги «Весты» нигде не видно, но я-то точно знаю – как только Макаров пустится наутёк, она себя окажет.
Знаете, капитан-лейтенант Баранов старше лейтенанта Макарова не только по званию, но и годами, и жизненным опытом. Казалось бы, в силу действия на флоте принципов единоначалия, он должен командовать действиями нашей маленькой эскадры. А нет. И Макаров не командует действиями «Весты». Неведомым мне образом эти люди – оба сторонники активной крейсерской войны – нашли способ оперировать самостоятельно, но согласованно. Или тактика диктует такое поведение?
Волна ощутимо покачивает лодку. Изредка, когда находимся на вершине водяного вала, удаётся бросить взгляд вдаль. Хм. А ведь не военный корабль появился. На мой взгляд, это яхта. Хотя, на них нынче тоже ставят пушки.
- Флаг наш, - Санька уже разглядел, а я вот, признаюсь, проворонил когда его развернуло.
Терпение – важное качество для любого подводника, и в моём помощнике его как раз в добрую меру. И ещё некоторые признаки образованности я в нём подмечал. Кажется, в эту эпоху работали церковно-приходские школы, где многих обучали счёту и письму.
- Сань, ты грамоте где учился?
- Дома, дядь Петь. Меня когда к гимназии готовили, мамка нарочно учила, чтобы я на испытаниях не опростоволосился.
Упс! То есть, ой!
- А как на флот попал?
- Охотником. На правах нижних чинов.
Немыслимо, однако, разобраться во всех перипетиях сословного общества. Вот пусть мне хоть кто-нибудь объяснит, чем отличается охотник на правах нижнего чина от меня, вольноопределяющегося в чине юнкера флота! Тем не менее, тут на корабле мы находимся на разных ступеньках иерархической лестницы. Хотя, мне ещё говорили, что если я буду себя хорошо вести и сдам все положенные экзамены, то через два года меня произведут в гардемарины. В курсанты военно-морские, то есть.
И ещё мне ужасно интересно, какие такие права бывают у нижних чинов? Кроме права на труд, я имею ввиду.
Тем временем мы, как всегда, с минимальной положительной плавучестью, описываем плавные круги на самом малом ходу. Назад ведь не видно, а горизонт нужно осматривать.
- Флаг спускают, - это Сашкины слова, хотя я и сам это вижу.
- Спускают флаг, - повторяю механически. – Уж не каверза ли какая восточная?
- С них станется, - выразив таким образом единодушие, мой помощник резче, чем раньше надавил на педали. Нервничает.
Но, ничего, опять работает в медленном ритме.
Яхта, тем временем, подошла совсем близко и поднимает сигналы.
- Пишут, послание у них к нам.
Торпедные катера уже на воде. Прячутся за корпусом «Великого князя Константина» и дымят трубами. Словно служебные собаки в преддверии команды: «Фас». Разъездной спускают, а «посетителю» предлагают лечь в дрейф.
Подошли к яхте, отошли, вернулись. Турок возвращается, а нам команда – подойти к борту.