Орабы - фамилия полковника. Так я её прочитал с бумаги.

Глава 18. Впечатления о путешествии

Тем временем туманная дымка истаяла, и все, кто хаживал по Черному морю, по очереди были приглашены наверх, дабы осмотреть и опознать берег. Ни одной версии о том, куда мы приплыли, уверенно высказано не было. После чего, ваш покорный слуга, Игнат и Карлович взялись за секстант, таблицы и расчёты – солнце появилось из-за облаков. Сравнение результатов и последовательное отыскание точек с определёнными после долгих трудов координатами заслали нас в Каппадокию, Валахию и к Трапезунду. Только последний пункт, заслуга сына, попадал в акваторию Черного моря, но направление, в котором находился берег ставило под сомнение и этот результат.
Впору выбираться на сушу, идти в ближайшее селение, и спрашивать дорогу. Такое впечатление, что штурманы, когда изучают своё ремесло, уделяют немало внимания оккультным наукам и освоению опыта тунгусских шаманов. У нас чисто научно ничего не получилось.
Куда податься? Вариант с уточнением маршрута по результатам консультации с местным населением оказался нереализованным из-за банального отсутствия плавсредств на корабле. Нет у нас даже самой маленькой лодочки. Я крепко лопухнулся -  не задумался насчёт надувнушки.
Члены команды уже примеряются к «декорациям», прикидывая, из чего сколотить плот. Двое прикипели взглядами к берегу, соображая, насколько близко удастся подвести корабль, а я отдаю распоряжение продолжить движение вправо, держа сушу по левую руку. Если ошибся – к вечеру это выяснится, потому что упрёмся.
Идём. Волнение два балла – не качает. Солнышко, чайки, встречные суда и попутные. Сближаться с ними резону нет, а то бутафория наша с близкого расстояния никого не обманет. Наоборот, только вызовет подозрения и приведёт к распространению ненужных слухов. Сашка Клемин вскоре доложил, что определённо сейчас ныряльщик бежит к Босфору с востока. Мы в этих водах в своё время немало проболтались, вот он и признал береговые приметы. Опять началось паломничество наверх и, собравшийся консилиум поставленный диагноз подтвердил.
Полегчало на душе.
В полдень взяли солнышко. На этот раз независимо полученные результаты привели нас в одно и то же место, зато лживость показаний магнитного компаса, по которому ориентировался вахтенный, была установлена однозначно. Когда учли поправку, выяснили, что теперь направление береговой черты наконец-то совпало с указанным на карте. Снова сделалось радостней.
Входа в пролив мы достигли в сумерках, обменялись положенными сигналами с береговыми постами, и короткой летней ночи нам как раз хватило на то, чтобы проследовать в Мраморное море, в чем легко было убедиться по истаявшим за кормой огням Стамбула. В это время, когда ни трёхсотметровые туши супертанкеров, ни плавучие города океанских лайнеров не шастают ещё в этих водах, процедура прохода через кишку Босфора относительно проста. Можно даже отказаться от услуг лоцмана, что русские торговые суда нередко себе позволяют, особенно, после вступления в силу договора о беспрепятственном проходе кораблей, следующих через эти воды под нашими флагами.
Корабли, движущиеся встречными курсами, вполне в состоянии разминуться, если идут под парами, естественно.
К Дарданеллам вышли уверенно. Тут берега как бы сами направляют туда, куда надо. Здесь шире, чем в Босфоре, и к нам не было проявлено вообще никакого интереса. Мы опять угадали на тёмное время суток, а луна нынче даёт достаточно света.
Что рассказать об Эгейском море? Весьма неладное место. Мы некоторое время уверенно шли, опознавая острова, положенные на подробную карту. А потом обнаружили с одной стороны недостачу – не могли найти очередного ориентира. И избыток наметился – нечто такое, чего тут быть не должно, манило в себе чудесными пляжами, омываемыми лазурной волной.
Опять легли в дрейф, и принялись брать пеленги на всё, что попадало в поле зрения. Нашлись. Кажется. Прошли немного и поняли, что да, потому что снова всё оказывалось на своих местах.
Последний раз в жизни я вышел в море без настоящего штурмана. Определять положение в пространстве без спутниковой системы позиционирования – это отдельная специальность. Тем более, что компас наш врёт в зависимости от того, куда мы повёрнуты, а гирокомпас по нему выверяли столько раз, что уже и забыли, в какую сторону вносили поправки.
Почему мы сверяем гирокомпас по магнитному? А это из-за того, что уже через сутки после запуска это чудо начинает сначала дрожать, а потом и раскачивать стрелку. Понимаю, что что-то в нём не так, но разобраться как следует – руки не дошли. Вот и принял организационное решение – дважды в день останавливать и запускать гирокомпас по магнитному, чтобы гарантировалось хотя бы полсуток его нормальной работы. Иначе под водой ориентироваться по сторонам света невозможно – обычный компас в окружении железа ведёт себя непредсказуемо.
Невольно вспомнил старые добрые деревянные ныряльщики, штурмана с «Великого князя Константина», что устранял девиацию. Какое замечательное время кануло в прошлое! И с противником всё было в порядке – моя страна вела войну. Да, она выступала в роли агрессора. А что поделаешь! Не всегда же быть жертвой! В мире вообще всегда случаются войны, и побеждают в них, как правило, те, кто активен.
Может быть, я напрасно так себя накручиваю, следуя со спрятанным под одеждой кистенём против ничего не подозревающих признанных во всём мире отважных мореплавателей, направляющихся к берегам солнечного Египта? Не знаю. Но глава государства лично попросил, а он мне просто по-человечески нравится.

***

Нашу маскировку Степан Осипович одобрил и снимать пока не велел. Мы её слегка подправили, где расшаталась. А вообще на будущее нужно будет хорошенько продумать вопросы «переоблицовки». Что-то подсказывает мне — это пригодится ещё не один раз.
Господин командующий сказал, что сам с нами пойдёт за штурмана, но велел обождать - диспозиция пока не вполне ясна. Распорядился отойти в сторонку и встать на якорь. Долго ругался, что такового на нашем ныряльщике нет, и обещал не принять его на вооружение без столь необходимой в морском обиходе вещи.
На что я спросил, есть ли якорь у его любимого детища – торпедных катеров. Оказалось – нет, но кошку с верёвкой экипажи в хозяйстве держат, что и спасает положение. Что такое кошка? Вы рыболовный крючок-тройник видели? Вот это - тоже самое, только размером заметно больше. Как раз с якорь.
В общем – дрейфовали, изредка выправляя положение электромоторами.
На третий день подошла к нашим «судам» рыбацкая парусная лодка, после чего мы отправились на юг. Мы, это субмарина «Н2» на должность штурмана которой заступил капитан первого ранга бывший командир Каспийской флотилии Степан Осипович Макаров. То, что командование кораблём остаётся за мной — мы даже не обсуждали. У нас этот вариант взаимодействия отработан давным-давно.
Сначала, правда, был проведён краткий военный совет на «Великом князе Константине», куда доставил меня паровой катер, нарочно присланный. В первых же словах я получил выражение глубочайшего начальственного неудовольствия за отсутствие на подводной лодке собственного разъездного плавсредства, а потом одетый греческим рыбаком Михаил Львович, а это его привезла парусная лодка, сообщил, что как британская, так и французская эскадры или следуют к Александрии, или уже находятся в непосредственной близости от неё.
Точнее сказать невозможно. Конечно. Радио ещё не изобретено, а телеграфных контор посреди моря просто нет.
После чего наш командующий сообщил где и когда он намерен ожидать встречи с «Великим князем Константином».

***

Диспозиция — яснее некуда. Где-то там, на далёком юге, надо отыскать место, к которому стремятся могучие броненосцы двух могущественных держав. Присмотреть за тем, как они себя ведут и, не открывая себя, отшлёпать того, кто затеет проказничать. Сан Саныч перепутал подводную лодку с волшебной палочкой.
Ну да мы нынче люди военные, наше дело — прилежание проявить.
«Бижутерия», как вы поняли, осталась на «Великом князе Константине». Мы идем ночами над водой, а в светлое время — под водой. Держим скорость восемь узлов примерно шесть часов, а остальное время — два или три. В этих местах часто появляются корабли, да и с островов нас заприметить не так уж сложно. А путь наш не близок — мы только что миновали остров Крит — он остался по правую руку вне пределов видимости. Хорошо, когда есть штурман, когда с магнитным компасом поработал специалист, и стоит тихая погода.
Несколько раз днём шли под водой с работающей турбиной, забирая воздух через поднятую телескопическую трубу — держали шесть узлов. Макаров всюду суёт свой нос, выпытывая тонкости работы разных устройств. Собеседники его — люди увлечённые, рассказывают всю подноготную. Сам же Степан Осипович читает нам с Игнатом и Карловичу интенсивный курс нескольких дисциплин, связанных с тонкостями судовождения и определения положения судна.
За четыре дня в дороге дважды провели обсервацию по звёздам. Вернее — три, но первый блин получился совсем комом, так что он не в счёт.

***

Хорошо идём. Лодка уже выдвинула вверх трубу «шноркеля». Он сейчас подключен только на вход насоса ресивера поддува турбины, которая выведена на среднюю мощность. Аккумуляторы полностью заряжены, отрегулирована минимальная положительная плавучесть, внутренний объём загерметизирован. Скорость упала до пяти узлов и, как только под водой скроется рубка, снизится ещё — дополнительное сопротивление от её лобовой части весьма ощутимо.
Опускаемся на глубину четыре метра — это как раз до верхнего среза надстройки. Она сейчас равновероятно может как оказаться под водой, так и над ней. Зато перископ ведёт себя устойчиво, и я, не отрываясь от его окуляров, нахожусь уже в центральном посту. Впереди берег, на котором стоит город. А перед нами маячит много кораблей. Больших и маленьких. Выглядят они неподвижно и ещё примерно час будут от нас довольно далеко.
Отпускаю рукоятки и отхожу в сторону, уступая место вахтенному.

***

Опять гасим турбину, втягиваем шноркель и погружаемся ещё на два метра. Скорость два узла. Мы держимся поодаль от военных кораблей, маячащих перед Александрией. Часть их удалось опознать, но многие или повернуты неудачно, или закрыты. Между ними снуют паровые катера. Некоторые движутся в сторону берега. Идёт копошение на береговых батареях. Справа видно торговое судно, выходящее из закрытой гавани.

***

Идёт время, но декорации не меняются. Никаких сигналов между кораблями, кроме приглашения капитанам явиться на флагман, нам прочитать не удалось. Мы всё больше ходили самым малым ходом на глубине метров двадцати, всплывая под перископ только время от времени. Тут мотается довольно много шхун и катеров, показывать которым из под воды нечто странное категорически не хочется.
Вот и рыбацкие лодки потянулись к берегу. Солнце клонится к западу. Нам пора отходить в море, потому что в эту эпоху ничего важного на ночь глядя не затевается, а проветрить помещение желательно. Удалившись на пару миль, подняли «шноркель» и включили вентиляцию. Наверное, зря мы так поторопились — воздух идёт жаркий и, на вкус, несёт в себе пыль.
Отменил.

***

Ночью всплыли и тогда уже сделали всё, что нужно. И свежим воздухом подышали, и зарядились. А утром — снова к берегу. Опять день нервного дежурства. Правда, теперь мы уже разобрались в том кто есть где. В смысле, где французская эскадра, а где британская.
Второй день нашего фланирования у Александрии выдался на редкость скучным. Обе эскадры – английская и французская – пребывали в неподвижности. Трубы их не дымили, и перемещения маломерных судов проходили вяло. Мы держались мористее на значительном расстоянии так, чтобы наблюдать общую панораму. Проходили пару миль на восток, разворачивались и возвращались, поднимая перископ буквально на несколько мгновений, только для того, чтобы убедиться – никаких изменений не происходит.
В составе британской группировки нам удалось насчитать восемь броненосцев. Про пять из них Макаров определённо высказался – их силуэты поддались идентификации. Про три других уверенности в том, что они собой представляют, не было. Ещё не менее трёх кораблей меньшего размера стояли ближе к берегу, и даже их точное количество оставалось для нас тайной – многие участки не просматривались, закрытые корпусами.
Разглядыванием французов со вкусом позаниматься не удалось – они держались западнее и были повёрнуты в нашу сторону носами – не самый удачный ракурс.
Степан Осипович высказывался в смысле подойти поближе и разглядеть всё хорошенько с удобного ракурса, но я не повёлся.
- Нам предписано египтян в обиду не дать и себя не показать. Так что смирим любопытство. Пока всё тихо, держимся поодаль и поменьше выставляем перископ, - чуть помолчал, и добавил: - Очень уж яркое освещение – идеальные условия для наблюдения за морем. А сигнальщики – народ глазастый.
Мне, сказать по правде, рисковать не хотелось ни в малейшей степени. Нынче ночью из-за посторонних звуков пришлось снижать мощность турбины, и душу мою терзали сомнения, когда и как провести её ревизию. По грубым прикидкам выходило, что этой ночью зарядиться мы сможем, а вот следующей – нет. Не успеем на половинной скорости вращения генераторов наработать достаточно энергии, и тогда ходовые ресурсы существенно упадут.
В общем, пока мы тут под водой тихо бродим туда-сюда, стоит разобраться с важнейшим агрегатом.
Консилиум специалистов, собранный в центральном посту вокруг тумбы перископа, согласился с этим решением, и вскоре в машинном отделении зазвенели гаечные ключи и выражения: «Да чтоб тебя…» мастеровых стали чередоваться с: «Не соизволите ли сойти с моей ноги». Пролетарии физического труда и труда умственного как могли объединяли усилия в достижении общей цели. В корме шкыркал напильник, отчего первая вахта обмотала головы полотенцами — противные звуки, передавались по железному корпусу, словно по звукопроводу, и не давали уснуть. Трижды сменили патроны в поглотителях углекислоты и дважды восстанавливали оба азотных фильтра.
Потом защипало в глазах, а анализаторы содержания кислорода показали расстояние от Одессы до Жмеринки. Пришлось принудительно сменить атмосферу  за счет примитивной продувки лодки воздухом – разлили какой-то растворитель, как бы не ацетоново-спиртовый.
Эта лужа полыхнула, но я не велел гасить – она была маленькая. Прогорело всё в полминуты, и мы снова поменяли воздух в лодке. После этого выяснилось, что ветошь, которой протёрли разлитое масло, ужасно воняет, и её спустили в гальюн, который тут же забился. Затем мне пришлось срочно восстанавливать анализатор содержания кислорода, отравленный органикой – благо запчасти с собой у нас имелись практически от всего.
Естественно, мы подвсплыли и стали усиленно вентилироваться через шноркель. Интересно, заметил ли кто-нибудь на эскадрах торчащее из воды бревно, следующее к северу двухузловым ходом? Мы сочли за благо удалиться подальше и, в связи со всеобщей занятостью, место вахтенного начальника заступил Игнат, рулевым работал Степан Осипович, а роль посыльного досталась мне. Отдыхающая вахта при этом совершенно не могла отдыхать — аврал, стопроцентная занятость.
Вскоре опробовали турбину. Там всего-то навсего заменили подшипник, после чего разразились бурные дебаты и о его конструкции, и о доступе к этому слабому месту при ремонте.
День прошел насыщенно, можно сказать, с огоньком. К Александрии мы снова наведались вечером, чтобы убедиться в том, что всё здесь по-прежнему, мирком да ладком.
А вот и нет. Английские корабли, оказывается, тут, пока мы были заняты, как-то маневрировали и все перепутались. Зато французы остались на месте. Разбираться в том, что произошло, оказалось рискованно – как минимум ещё три корабля «топтались» мористее основных сил и страшно меня нервировали. Ещё заметят перископ, или наедут на него – что делать будем? Кстати, их шумы через слуховые трубки прекрасно различались, что создавало некоторое психологическое давление.
Мы уходим заряжаться. Солнце скатывается к горизонту, а по ночам нынче особо-то на море не воюют, если только десанты высаживают, чему мы никак не можем помешать.