Глава одиннадцатая
Удивительная все же штука – человеческая психика! Только вчера Олег Иванович ступал по этим мостовым, в глубине души ожидая, что вот, сейчас все это исчезнет, и он проснется – и останется только разочарованно вздохнуть, потянуться и сказать – «и приснится же такое….»
Но мостовые упрямо никуда не исчезали. Не исчезал и точильщик, мимо которого как раз шагали наши герои – хмурый детина,  который крутил ногой педаль своего нехитрого приспособления,  оглашая улицу пронзительным визгом круглого камня. Взяв в обе руки кухонный нож, лезвие которого вполовину истончилось за долгие годы заточек, детина водил острой кромкой по камню – и лезвие фонтанировало снопом веселых оранжевых искр. Владелица ножа,  тетка в необъятных юбках, с плечами замотанными  пестрым платком, общитым по краям густой бахромой, стояла рядом с точильщиком. Она  кивала, на манер китайского болванчика,  попадая в ритм движения ноги, раскручивающей круг точильного станка.
Олег Иванович отвел глаза от этой  бытовой сценки и покосился на мальчиков. А тем было не до точильщика -  как впрочем, и не до других московских типов, обильно украшавших собой кривоватые булыжной мостовые.
Ваня о чем-то увлеченно рассказывал Николке – и  речь явно шла не о способах заточки ножей, но о чем-то куда более высокотехнологичном. Точно – вот Иван протянулгимназисту плоскую коробочку фотоаппарата, и Николка, закусив губу от осознаия  важности происходящего, навел объектив на идущего по другой стороне улицы офицера. Мальчик  держал мыльницу на вытянутых руках, откинув голову, а Ваня заглядывал сбоку в экранчик камеры и давал советы.
Олег Иванович усмехнулся. Конечно – ребята и думать забыли о футуршоке и теперь увлеченно осваиваются в новой реальности. Оно и к лучшему – в конце концов, чем быстрее онни свыкнутся с тем, что путешествия во времени стали теперь повседневным фактом их новой жизни, тем проще.
Путешественники шагали вдоль средних торговых рядов – к углу улицы Ильинка и Хрустального проезда. Повернув  за угол, они должны были выйти часовому магазину, который держал на углу Варварки немец Штокман. Извозчик, рассказавший Олегу Ивановичу об штокмановском магазинчике, брался подвести прямо к его дверям, но Олег Иванович попросил остановить пролетку, недоезжая до китайгородской стены – а дальше путешественники во времени отправились пешком. Олег Иванович хотел ближе рассмотреть эти, мало, в сущности изменившиеся за последние 130 лет улицы и переулки.  Конечно, часть зданий из тех, что достояли до 2014-го года,  были построены куда позже  -  но большинство были на своем месте,  и Олег Иванович улыбался знакомым фасадам, как старым друзьям, неторопливо постукивая тростью по истертой мостовой брусчатке. 
Сегодняшний визит в прошлое начался со встречи на углу Гороховской и  Малого Демидовского переулка, в полусотне шагов от дома Николеньки. Путешественники специально договорились встретиться подальше о дома, дабы не мозолить лишний раз глаза дворнику и прочим обитателям студенческой комунны дома Овчинникова.  Николка, оказывается, уже четверть часа ожидал своих друзей из будущего и успел переволноваться. Увидев Олега Ивановича с Ваней, гимназист радостно кинулся навстречу, и с ходу вывалил на них целую охапку новостей. Оказывается, мальчик, за это время  предпринял меры, чтобы путешественники более не нуждались в средствах. Николенька с гордостью вручил Олегу Ивановичу 10 рубей – солидную по меркам 1886-го года сумму. Мужчина был растроган, и смущен, но деньги взял, понимая, что отказ обидит мальчика. Однако  -  тут же пообещал, что неприменно вернет гимназисту эти средства. Он  не захотел слушать протестов  пресек Николки протестовать, заявив, что его  самого ожидает сегодгня экскурсия в 21 век –не оставаться же ему там без копейки!
Против этого аргумента Николенька возражать не стал, и всю дорогу до Китай-города они с Ваней увлеченно обсуждали предстоящий визит в будущее. Олег Иванович недовольно косился на мальчиков, и даже пару раз прерывал их – когда Ваня терял осторожность и забывал о том, что в пролетке, кроме их троих, есть вообще-то еще и извозчик. 

На Варварку путешественников привели все те же финансовые дела. Олег Иванович, попросил извозчика отвезти их к хорошей часовой лавке, желательно – в центре города. Тот , стараясь угодить чуднОму господину, стал сыпать названиями улиц и именами владельцев часовой торговли, и Олег Иванович просто велед отвести их к  первой из тех лавочек – к тому самому заведению Штокманна на Варварке.
Владелец  лавки  оказался вовсе не немцем – это был венский евреей Ройзман, несколько лет назад купивший часовую лавочку у самого Штокмана, отъехавшего назад,  в свой родной Гамбург.  Однако,  московская публика, верная своим привычкам,  продолжала называть лавочку по имени прежнего хозяина, несмотря на то, что вывеску давно уже украшало гордое «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механнизмами. Вена, Берлин, Амстердам» .
В лавочке, кроме часов, можно было приобрести музыкальную шкатулку и даже  машинку для точки карандашей – солидное, размером с прикроватную тумбу, сооружение на массивном чугунном постаменте, приводимое в действие  ножной педалью . Продавались здесь и  другие мелкие механические приспособления – «гаджеты», как немедленно назвал их Ваня. Но  Олега Ивановича привели сюда именно часы. Поздоровавшись с приказчиком, он подошел к прилавку, расстегнул звонко щелкнувший замочек саквояжа и  выложил на дубовую столешницу его  содержимое.
В свертке,  доставленном Олегом Ивановичем из 21-го века, оказалось  полтора  десятка дешевых механических наручных часов, которые Отец Вани предусмотрительно закупил во время своего утреннего вояжа по магазинам. Часы эти -  в тонких корпусах с металлическими браслетами, - произвели на приказчика сильное впечталение; повертев в руках диковинные механизмы, он побежал за хозяином.
Владелец лавки,   чопорный  пожилой господин, подозрительно отнесся к предъявленному странным посетителем документу -  доверительному письму от фирмы «Ройал   клокз Канэдианз» из Торонто, Канада.  Письмо это было сделано самим Олегом Ивановичем несколькими часами ранее, в 21-м веке, с помощью обычного фотошопа и графики, скачанной из сети.
Надо признать, часовщик  имел основания для недоверия -  он в жизни не слыхал о том, что в Канаде делают что-то кроме кленового сахара. Так что рассмотреть предлагаемый диковинный товар он намеревался со всем тщанием – для чего и вооружился целой горстью часовых ответрок и особой лупой, вставляемой прямо в глаз, наподобие монокля. Но далее  у почтенного ветерана часового дела возникли непредвиденные трудности. Он никак не мог открыть заднюю крышку часов, хотя потратил на это не меньше десяти минут. Олег Иванович сначала терпеливо ждал, а потом, вежливо испросив у господина Ройзмана пинцет, в пару движений снял крышку и протянул их удивленному владельцу лавки. Тот мотнул головой, и углубился в изучние незнакомого механизма, не рискуя, правда, прикасаться к начинке часов отверткой..
Эффект превзошел все ожидания.  В какой-то момент Олегу Ивановичу показалось, что старый часовщик чуть не выронил  свой монокль-лупу; он вздрогнул,  а затем  поднял глаза на стоящего перед прилавком господина.
- Простите, но эта система мне не знакома! – просипел Ройзман. От его чопорности и невозмутимости не осталось и следа.  - Я даже не смог понять, как на ваших часах стрелки переводятся!   А ключ куда вставляется? Как их заводят?
- Простите, милостивый государь, разумеется, сейчас я вам покажу как это делается. – и с этими словами Олег Иванович взял с прилавка другие часы (раскрытые Ройзман сжимал в руке, как последнюю надежду своего многострадального народа), и, вытащив шпенек подзавода, продемонстрировал часовщику стремительное вражение стрелок.
- Ключ для подзаводки не нужен;   а если вот так утопить головку,  - И Олег Иванович щелкнул рубчатым колесиком, возвращая его в исходное положение, - то  можно ею же заводить. Только колесико крутите не в одну сторону, а туда-сюда, пока она не перестанет проворачиваться. А вот эта копочка -  перевод календаря. Вот, так нажимаете – и дата меняется. Только это ногтем надо…- 
Ваня наблюдал за этой сценой со стороны – и постепенно до него доходило, что отец делает что-то не то. Глаза у старого еврея буквально лезали на лоб; он давно уже сжимал свой  «монокуляр» в руке, свободной от часов, и смотрел на Олега Ивановича то ли как на опасного сумасшедшего, то ли как на Моисея, вещающего Заповеди Божьи народу Израилеву.  А Олег Иванович ничего не замечал – он увлекся объяснениями и уже описывал хозяину лавки устройство пружинного браслета.
- Сударь…. – сумел наконец подать голос Ройзман. – Вы мне таки ответьте – откуда вы взял́ этих механизмов? И только не надо мне сказать, что это сделали в какой-то Канаде! Азохн вей, там  живут одни французы, а они   понимают за часовое дело, не лучше, как ребе в ветчине! –
Похоже, удивление заставило  старика  стряхнуть с себя налет венского лоска; вместо правильного, чопорного языка, коему место в магазинах Невского проспекта, он  заговорил на наречии  Фонтанов и  Дерибасовской.
- Таки вы думаете, что я куплю этих ваших часов? Почему нет,  может и куплю, только скажите  -   что старый Ройзман станет иметь с этого товара, кроме немноже́чко геморроя? –
Ваня с трудом сдерживал смех – он видел, как теряет нить разговора отец,  и понимал, что ситуация заходит в тупик.  Олег Иванович явно промахнулся с часами:  похоже, их начинка опередила свое время несколько сильнее, чем он рассчитывал,  что и ввергло беднягу Ройзмана в футуршок. Сам-то Ваня успел разглядеть разложенный в витрине лавки товар – крупные, массивные часы, часть из которых была снабжена массивными откидными крышками,  заводились особыми крохотными ключиками. Ключики эти были привязаны к колечку для цепочки. Любой из выставленных экземпляров был, как минимум, втрое толще тех часов, что опрометчиво предложил Ройзману Отец Ивана.
Надо было как-то выкручиваться их сложившейся ситуации – и Олег Иванович решил дать «полный назад». Он решительно сгреб часы с прилавка в саквояж, не утруждая себя возней с коричневой бумагой, и заявил:
- Если я правильно вас понял, эти  часы вам неинтересны? Что ж, очень жаль, что отнял у вас время… -
Ройзман подпрыгнул, словно его кольнули в зад – ппричем не шилом, а как минимум, штыком от винтовки «Бердан» №2.
- Ой-вэй, что ж за цу́рэс!  Разве старый Ройзман имел вам сказать за то, что ему неинтересно? Нет, он таки  имел сказать, за то, что  ему  интересно, только он не имеет понимания - откуда эти ваши часы, и какая им будет цена! –
После того, как было произнесено слово «цена», разговор, наконец, перешел в конструктивную стадию. Олег Иванович и Ройзман принялись торговаться. Тут уж часовщик был уже на своем поле – взяв себя в руки, он стремительно мимикрировал, возвращаясь  в образ венского коммерсанта. Из-за косяка двери, ведущей в подсобное помещение, за торгующейся парочкой испуганно наблюдал приказчик Ройзмана – похоже, весь этот цирк оказался для молодого человека в новинку.
В общем, не прошло и получаса, как высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению. Ройзман согласился взять всю партию оптом («гамузом», как он выразился, снова  перейдя на одесское наречие) по 35 рублей за экземпляр, вместе с браслетами. Олег Иванович, вымотанный беседой с радостью согласился – и, увидев,  как радостно вспыхнули глаза Ройзмана, Ваня понял, что на этот раз он с отцом крупно просчитались. 
Напоследок Олег Иванович оставил в лавочке  экземпляр письма и визитку,  ничем совершенно не рискуя: трудно было представить себе, что в Москве в ближайшие несколько лет  объявится представитель хоть какой-нибудь  канадской фирмы.

Притворив дверь за  необычными посетителями, часовщик обернулся к приказчику, все еще недоуменно выглядывавшему из задней комнаты лавочки.
- Лёва, что вы мне тут  стоите, как памятник дюку? Ноги в руки -  и скажите позвать Яшу! И пусть хватает свои гимназические бебехи! Бикицер, Лёва, и не делайте мне нервы, их есть кому испортить!
Двумя  минутами позже любой, кто взял бы на себя труд понаблюдать за лавкой Ройзмана,  увидел бы следующее: дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просочился молодой человек характерной наружности. Он был в старенькой гимназической тужурке, которую вместо положенных, серебряных, украшали желтоватые роговые пуговицы – так донашивали  форму исключенные гимназисты и экстерны. Голову молодого человека украшала гимназическая же фуражка без кокарды.
Вслед за ним  из двери лавки выглянул и сам Ройзман;  что-то втолковывая молодому человеку, часовщик тыкал пальцем в сторону двоих пешеходов, неспешно удалявшихся  в сторону Никольской.  Юноша  несколько раз мелко кивнул часовщику, и,  перейдя на другую сторону улицы, тоже двинулся к Никольской, вслед за недавними  гостями часовщика

Глава тринадцатая
- А чего же еще вы хотели? Это ж Вика-Глист!  - втолковывал собеседникам Николка.
- Как-как? Глист? И за что же вы его так?  - усмехнувшись, переспросил Олег Иванович. – Впрочем, я, каджется, догадываюсь! –
- Вот именно! – подтвердил Николка. – Он тощий, лезет всюду, куда не просят, и, вообще,  один вред от него.  Уж на что наш латинист зверь,  но по сравнению с этим – просто ангел. Мало того, что папина гимназия от него стонет -  так он еще и взял манеру по скверам и  кофейням людей  отлавливать! Его во всех гимназиях Москвы ненавидит!  –
- А что, у вас, человеку  уже и в кофейню зайти нельзя? А где еще вам запрещено появляться? –  возмущенно спросил Иван.
Николка задумался.  – Где еще? Ну….  Про кофейни вы уже знаете…. В  трактирах и ресторанах –ну, это и так ясно. В бильярдных нельзя,  в клубах. Да, и вот еще!  – вспомнил мальчик. -  В театры не всегда дозволяют – есть список пьес, на которые ходить можно, а если соберешься на что-то еще – надо испрашивать разрешения у гимназического надзирателя. И на ипподром нельзя – за это строго наказывают. –
- Ну и порядочки, - хмыкнул Иван. - Туда нельзя, сюда запрещено…. начинаю понимать большевиков. Тут кто хочешь взбунтуется. –
- Прости, кого? – озадаченно переспросил Николка, а Олег Иванович укоризненно покачал головой, глядя на веселящегося отпрыска. – Нет, дядь Олег, я, правда, не понял…. –
Верно говорят – совместные приключения сплачивают. Прошло всего два дня, а от прежней натянутости и опасений Николеньки не осталось и следа. Он ощущал себя хозяином, принимающим чудаковатых гостей-неумех, приехавших в город из глухой провинции – и считал своим долгом  оберегать их от возможных неприятностей, подстерегающих чужеземцев на улицах Москвы.  Но  увы -  он  не справился с этой ответственной задачей. Только вчера сел в лужу, не подумав о том, как пришельцы из будущего будут добираться от гимназии на  Маросейке до дома на Гороховской. И вот, на следущий же день – снова оставил несмышленышей без присмотра. Не растолковал самых простых  вещей – и на тебе, двух часов не прошло, как они попали в неприятности! А кто виноват? Конечно, он, Николенька Овчинников, больше некому.
История, и правда, вышла неприятная. Стоило  Ване с Олегом Ивановичем сделать заказ, как за несколько столиков от них разыгралась безобразая сцена.  К даме с гимназисткой, с которыми они столкнулись у входа в кафе, подошел тощий, сутулый  господин в казенном мундире. Лицо его имело выражение до чрезвычайности важное, хотя и несколько кисловатое –что, впрочем, никак не компенсировало его внешней несолидности.  Означенный господин весьма раздраженным тоном, постоянно срываясь на крик, начал выговаривать гимназистке и ее мамаше за нарушение неких, не вполне понятных гимназических правил.
Из речи носителя пенсне Ваня уяснил, что, во первых, этот, так некстати появившийся казенный чин, мало того, что знает девочку, так еще и преподает в гимназии, где она учится;  а во вторых, появляться в местах, подобных этой кофейне, гимназисткам,  похоже, запрещено -   хотя бы и с родителями . Так что  девочка явно нарушила правила, и теперь ей были грозят неприятности.  Причем,  было ясно, что мать гимназистки тоже  напугана происходящим, и не смеет возразить мундироносцу– что уж говорить о самой девочке! А гимназический чин, учуяв беспомощность жертв, разошелся не на шутку: покраснел, принялся  резко жестикулировать, что в сочетании с его нелепой «цыплячьей» внешностью, производило эффект скорее, комический, нежели устрашающий. К тому же,  какой-то момент рздраженный господин выдал «петуха» - и тут Ваня, не сдержавшись, громко хихикнул. Скандалист, услышав возмутительный звук, немедленно повернулся – и узрел новую жертву. Барышня с матерью были немедленно преданы забвению,  и казенный чин , с грозным «А это что такое?»  двинулся  к столику Олега Ивановича и Вани. Подойдя, он уставился на сидящих тяжелым взглядом.
Олег Иванович, не вполне понимая, что от них, собственно, требуется, любезно улыбнулся. Ваня, старательно согнав с лица ухмылку, столь же  лубезно кивнул. Но приветливые жесты не оказали на господина никакого действия – он еще сильнее покраснел,  на шее задергалась какая-то жила. Чиновник  сверлил гневным взглядом Ваню и его отца, явно чего-то ожидая; и Олег Иванович, желая разрешить неловкую ситуацию, осторожно осведомился: «Я могу вам чем-то помочь, любезный?
Господина словно прорвало:  «Я вам не «любезный», а надворный советник,  потрудитесь обращаться ко мне соответственно классному чину и с должным почтением, милостивый государь! И извольте немедленно сделать  внушение вашему сыну  по поводу неподобающего поведения! Пусть он НЕМЕДЛЕННО объяснит, почему позволяет себе появляться в неподобающем мест,   в столь  возмутительном виде!»
С лица Олега Ивановичатца мигом исчезла вежливо-доброжелательная улыбка. Иван знал, что отец, хоть порой и   позволяет себе вспылить,  все же обычно держит себя в руках;  но предсказать какую форму примет его реакция на хамский выпад типа в мундире, мльчик не брался. И тут краем глаза он поймал взгляд барышни-гимназистки, избавленной от внимания вспыльчивого господина. Взгляд ее был понимающим и…. сочувственным -  девочка явно жалела Ваню. Разумеется, снести этого он не мог. Слегка подмигнув гимназистке (что явно озадачило барышню, не ожидавшего такого от «попавшего в беду» мальчика),  Ваня заявил:  «А знаете, батюшка - будь мы  в Анканзасе, этого мистера давно бы уже пристрелили.»
Услышав реплику Вани, возмущенный господин дернулся, будто его кольнули шилом, и поперхнулся очередной гневной тирадой. Глаза девочки  вспыхнули неподдельным восхищением, а ее мама  - как, в прочем, и Олег Иванович, не ожидавший от сына подобной выходки,  -  потрясено уставилась на Ваню. 
А скандалист, тем временем, обрел дар речи: «Как ты смеешь… скверный мальчишка… в какой гимназии…»
Отец Вани, наконец,  сориентировался в происходящем:  «Вот что, мистер, please , не судите строго моего сына – мы с ним недавно приехали в вашу страну и еще не вполне освоились с туземными обычаями. Вот, прошу вас - надеюсь ,вы будете снисходительны к неопытным путешественникам.» -  и протянул возмущенному гимназическому чиновнику визитную карточку,  точно такую же как та, что оставил у часовщика.
Чиновник судорожно сцапал  кремовую картонку и уставился на нее, явно не понимая ни слова в английском тексте. А  Олег Иванович, заметивший   быстрый обмен взглядами между сыном и хорошенькой барышней за соседним столиком, в свою очередь плутовато подмигнул Ване и продолжил:  «Но, должен отметить - мой сын в чем-то чертовски прав. В тех краях, где он вырос и впервые нацепил на пояс «кольт»,  пулю можно словить и не за такое.»
Теперь пришла очередь Вани  бороться со смехом.  А вот господин в пенсне  ошалел окончательно. Ситуация была  нерядовой:  странно ведущий себя, но, тем не менее,  приличный  мужчина и мальчишка, злостно нарушающий установленную гимназическую форму одежды, откровенно издевались над ним, да еще и в присутствии ученицы гимназии, где он служил!  Злосчастный преподаватель ( как объяснил потом Николенька - латинист женской гимназии, Суходолов Викентий Аристофанович ),  ясно представил, какие злорадные шепотки поползут завтра среди его учениц.
Он, наконец, разобрал надпись на визитке, и теперь лихорадочно пытался понять, как выйти из отвратительной ситуации. Не продолжать же безобразную сцену, раз уж эти двое оказались иностранцами, да еще из  Америки! Конфликт с такими личностями  мог выйти простому учителю гимназии боком -  случись что,  и полиция и начальство  встанут на сторону иностранцев. Тут и до неприятностей по службе  недалеко…..
И разгневанный латинист сдал назад.
- Да, милостивый государь, я понимаю….. но, все же, сделайте внушение своему сыну, что не подобает появляться на улице в гимназической форме, не имея на это соответствующего права, да еще и проявлять неуважение… -
- Простите, мистер, мы видели, какую одежду носят дети в вашем городке -  и приобрели в магазине такую же, чтобы малый не слишком выделялся. А знаю я этих сопляков - враз предъявят претензии чужаку за то, что тот без спросу завернул на их ранчо. Но менеджер в магазине не предупредил нас, что это есть uniform , а не костюм для civilians … -
Олег Иванович нарочно уснащал язык киношными американизмами, работая на образ приезжего из дикой Америки. А Ваня довольно взирал то на ошалелого   гимназического цербера, то на миловидную барышню, прикидывая, однако, что придется выслушать от отца  по поводу  неуместной шутки…
Что ж - инцидент был исчерпан, и незадачливый педагог счел за лучшее покинуть поле  боя. Ваня с отцом допили кофе с бисквитом, причем Ваня все продолжал переглядываться с давешней гимназисткой. Покидая заведение, он даже слегка поклонился ей, удостоившись милой улыбки и пунцовых щечек – барышне явно польсили эти знаки  внимания.

- В общем, я понял:  этот ваш Глист не мог до нас не домотаться. По подлости своей, глистовой натуры. Опять же -  служба такая. -  заключил Ваня. – Обидно, конечно, глупо  подставились...  –
Олег Иванович поморщился, однако согласился с сыном. Он был смущен – надо же, сам поучал Ивана насчет внимания к деталям,  и вдруг – такой прокол! Да еще и после позорной сцены в часовой лавке! А всего-то надо было – посидеть лишние полтора часа в интернете, поискать материалы, касающиеся и наручных часов и правил поведения учащихся  гимназий. Ведь не может быть, что таких сведений не нашлось!  Нет, как хотите, а эта промашка, как и гнусный инцидент с часовщиком Ройзманом,  целиком на его совести.
А Ваня, тем временем, продолжал допытваться:
-  Ну ладно, с воротником я понял : вас заставляют, как зольдатиков, пуговицы до верху застегивать, а кто не спрятался – я не виноват. Так? – Николка мотнул головой, подтверждая правоту товарища.
- Насчет  подсумков тоже все ясно – не положено, нет у  вас таких девайсов в употреблении, а значит – нефиг выпендриваться. Хорошо, учтем на будущее. Но чем ему тебе джинсы-то не понравились?  Черные, лейблов ярких нет, молния даже не видна.  А что сшиты не по фасону– ну так,  не так уж сильно они и отличаются…. –
-А вот и сильно. – не согласился Николка.  - Ты просто привык к своим… как их.. джинсам, да? – и не замечаешь. А со стороны, ты поверь, они совсем по другому выглядят. Да, дядя Олег?  Вот скажите ему! – обратился мальчик за  поддержкой. –
-  Ох, да не трави ты душу, Нико́л…. – Олегу Ивановичу было неловко, но не согласиться с гимназистом он не мог. – Сам ведь видел: ну НЕ ТАК он выглядит! Хоть и нацепил на себя эту рубаху гимназическую, а все равно -  выделяется, как эльф в занавеске … то есть прости, как белая ворона. Нет, чтобы сразу надеть на себя все, что в магазине куплено… -
-  Вот видишь? – попрекнул Николка Ваню. – Но главное – они же другого цвета! Сам вот посмотри – рубашка у тебя серая, а джинсы-то эти самые – черные!
-  Ну так и что? – не понял Иван. – Не голубые же, или,с кажем, оранжевые? Черные – и черные, вполне себе комильфо. –
- А вот и нет!- строго ответил гимназист.  - Это только старшеклассники могут брюки и рубаху разного цвета носить, чтобы.. как это дядя говорит? Фрондировать, да! Но вот  у нас в гимназии этоне проходит, у нас за отступление от формы знаешь как наказывают? – и Николка от избытка чувств помотал головой, отгоняя какое-то неприятное воспомнинание.
- Ну ладно, ладно, уяснил. Будем ходить по уши в фельдграу , как и положено по вашему уставу.  Остается еще и ранец, как у тебя,  завести – и все, клоуны приехали. –   сдался Иван. Он, конечно, понимал, что в чужом времени надо соблюдать осторожность; и перво-наперво правильно выбирать  внешний вид. Но… он и не предполагал, НАСКОЛЬКО неудобна в 1886 году что одежда, что школьные ранцы.  Мальчик, привыкший к легкому, спортивному стилю, к джинсам, ветровкам и компактным рюкзачкам, воспринимал моды конца 19-го века, как личное оскорбление.
-  А ты тоже хорош.  – попенял сыну Олег Иванович, который все не мог отойти от своего прокола. -  Кто, скажи на милость, тянул тебя за язык, что ты начал ковбоя разыгрывать? Тоже мне, Билли Кид! 

В общем, денек выдался веселым. Хотя - и весьма плодотворным. Мы возвращались домой, имея в кармане более чем солидную, по меркам 1886 года, сумму.  Отец прикинул:  если ограничиться съемом квартиры у дяди Николки, и  повседневными расходами, то вырученных денег,  даже с учетом потраченного, хватит месяца на три. 
Вот, приблизительно, чтоб вы примерно представляли, здешние цены:
Хлеб – около 3-х копеек за фунт, мясо – до десяти копеек, в зависимости от качества. Хлеба вообще здесь едят очень много, с нашим 2014-м годом не сравнить. Дома я, помнится, и в обед-то нечасто кусок хлеба брал; а здесь, первое, что я увидел за семейным столом у Овчинниковых – так это мельхиоровую хлебницу, доверху наполнеенную неслабыми ломтями. Причем хлеб ели со всеми блюдами, несмотря на обилие на столе вкуснейшей выпечки.
Но вернеся к ценам.   Фунт масла - около 30-ти копеек, сахара – гривенник. Кстати, заметили, что я уже успел перейти на фунты? О привычных килограммах, метры  и литрах здесь и понятия не имеют – в ходу всяческие «золотники»,  «аршины» , «сажени», ну и конечно, фунты с пудами. Причем, фунты оказались не те, что известны мне по английским и американским фильмам. В русском фунте 409 граммов, и равняется он  32-м лотам, или, 96 золотникам. А так же -  он составляет  одну сороковую часть пуда. Вам уже надоело? А представьте, каково здешним жителям постоянно держать в голове десяток эдаких головоломок! 
Поесть в харчевне с экзотическим названием «пырка»  (своего рода  общедоступные столовки с продажей спиртного и весьма сомнительными нормами чистоты ) можно было и вовсе почти даром: за три копейки – чашка щей из серой капусты, за пять копеек – те же щи, но густо сдобренные постным маслом, а так же жареная или тушеная картошка. Это, конечно, если рискнешь туда зайти, и, тем более, отведать местной снеди. Я бы не рискнул – и вам бы не советовал. О гигиене здесь понятия самые приблизительные. Да и публика….  впрочем, не будем снобами, а лучше припомним наших бомжей и гастарбайтеров. Вот-вот, примерно то же самое, только у каждого второго – борода от самых ушей.
А вообще, если хочшь  вкусно перекусить, но не собираешься тратиться на «парижскую кофейню»  (вроде той, где мы с отцом нарвались на полубезумного латиниста с ником «Вика-Глист»), можно поискать местный аналог МакДональдса. Называется  он «Булочная Филиппова ». Этот фастфуд имеет  с десяток точек по всему городу , и является именно что фастфудом;  по рассказам Николки я понял, что Филиппов первым додумался устроить при пекарне магазинчик и закусочную с выпечкой – и быстро стал лидером  здешнего рынка. Вот в  его заведениях уже не встретить  обтрюханного лоточника с грязными ручищами и в засаленном до потери исходного цвета фартуке; все здесь  чисто, прилично и, главное – очень вкусно.
Филипповские сайки (такие овальные белые булочки) славятся  на обе столицы, а сам  владелец носит гордый титул «поставщика двора Его Императорского Величества». Причем - продукция местного хлебного олигарха отличается  весьма доступными ценами. Прогуливаясь по центру Москвы, мы  с отцом, интереса ради заглянули в одну его пищеточку. Булочная как булочная – только в дальнеем углу, возле длинных железных ящиков стоит немаленькая толпа ,  и все жуют местные заменители гамбургеров – пирожки с яйцами, грибами, мясом, изюмом  или вареньем.
Публика здесь самая разная - от бедных студентов до пожилых чиновников в дорогих шинелях; от расфранченных дам до бедно одетых теток пролетарского происхождения.  Мы с отцом не удержались и тоже взяли по пирожку.
Вы замечали -  в последние несколько лет в московских подземных переходах развелось немеряно киосков со «свежей выпечкой», предлагающих широкий ассортимент пирожков и слоек? Довольно, кстати , приличных - хорошая альтернатива кошачьим трубочкам и шаурме из таджикских палаток. Вспомнили? А теперь – забудьте. Попробовав филипповские пирожки я понял, что до сих пор не знал, что из себя представляет это исконное русское лакомство.
Ну,  с хлебом насущным, вроде, пока все. О ценах на одежду  мы уже получили представление во время визита в ГУМ – ну, в смысле, в Верхниие городские ряды. Аренда четырех комнат (плюс здоровенное нежилое  помещение под ними, на которое отец сразу положил глаз)  обошлась бы нам в 80 рублей в месяц – по местным меркам это, как выяснилось, очень  солидная сумма. Ну и по мелочам: конка – 3 копейки, извозчик – до 5 копеек любой «рейс» в пределах Садового, пообедать в приличном ресторане (не путать с трактирами!) -  рубль. При наших средствах можно месяца два ни о чем не думать.
Но что это я все о деньгах да о деньгах? Что, и поговорить больше не о чем?  Вот, скажем –отец рассказывал, что большевики после революции снесли в Москве очень много церквей. Ну и в школе, на уроке москвоведения (был такой предмет в начальных классах) тоже шла об этом речь. Потом, правда, кое-что восстановили – например Храм Христа-Спасителя,  - но очень мало. Так вот – и  понятия не имел, сколько в Москве было раньше церквей!  Да, пришлось товарищам постараться, ничего не скажешь…. Пока мы ехали на извозчике от Лубянки до Гороховской, я ннасчитал их десятка три– буквально на каждом углу, в каждом квартале – и ни одной из них я не помнил - к нашему времени  почти все эти церкви снесли. И у каждой , на ступеньках – отец сказал «на паперти»,   бог знает, что это означает, - толпы нищих! Ппричем больше нигде я них не видел, похоже, для местных бомжей церкви играют примерно ту же роль, что для наших – вокзалы.
И, кстати – я расказал Николке от той барышне, которую я героически спас в кофейне, переключив на себя внимание Вики-Глиста. Представьте– он  узнал в ней  Вареньку Русакову, подругу и одноклассницу своей сестры, Марины! Варенька, оказывается, не раз бывала дома у Овчинниковых, но дружбы с ней у Николки не получилось – мальчик прямо назвал спасенную нами барышню задавакой. Могу понять, почему: Варенька находилась на пороге романтического возраста, и лопоухий Николка, который, к тому же, был на год ее младше, вряд ли мог претендовать на серьезное к себе отношение. 
  Кстати, Николка удивился, узнав, что мы  девочка была в кофейне с матерью. Оказывается – Варенька  родом из Ярославля.  Ее отец, артиллерийский майор, погиб в 77-м на Шипке, а девочку, как дочь убитого офицера,  зачислили в благотворительную московскую гимназию. Впрочем, жила Варенька не при гимназии, а у своих московских родственников.  А  любопытные здесь порядки –девочкам постарше дозволялось жить в одиночку на частных квартирах; домовладельцам же  было предписано   следить за нравственным поведением жили́ц и их усердием в учебе. Но, похоже, со своими обязанностями они справляются неважно – гимназические надзирательницы обязаны ежедневно посещать учениц на квартирах и вести с назидательные беседы. 
Николенька припомнил, что  Марина, будто бы,  рассказывала, что мать Вари хлопочет о ее переводе в московский институт благородных девиц – но, пока, без особых успехов.  По всему выходило, что женщина в очередной раз приехала в Москву по делам, связанным с хлопотами о дочери,  ну и решила побаловать  свою ненаглядную Вареньку кофе с эклером.  Так, конечно, знала о запрете, но не нашла в себе сил отказать себе в удовольствии. И, если бы не мы с отцом – е  ох как аукнулось бы ей это кофе с эклерами! А так – и тебе бесплатный цирк с участием Вики-Глиста и вашего покорного слуги, и тема для сплетен на ближайшие пару дней.
Должен сказать, мне было периосто добиться от Николки подробностей касательно спасенной мною барышни;  мальчик был поглощен приедстоящим визитом в 21-й век. Я,  разве,  еще не рассказывал? Ну как же – мы, все втроем, решили что после прогулки по московским магазинам мальчик отправится с нами,  в 2014 год,  примерно на  пол-дня. Я, правда, не сразу понял, откуда возьмутся эти самые пол-дня - ведь когда подошли к дому на Гороховской, стрелки приближались к 7-ми вечера. Но отец развеял мои сомнения, напомнив, что на  нашей стороне, прошло всего-то минут 20.  Помните про эффект замедления  времени? Так вот, мы, все втроем, провели последние 3 часа  на этой стороне портала ;  а значит, там, в 21-м веке, время текло в 10 раз медленнее, и мы должны были вернуться в 16:18 с какими-то секундами. И наоборот – стоит нам всем втроем, перебраться на ту сторону, как  время в 19-м веке замедлится для нас в 10 раз.  А значит, мы смело можем пробыть в 2014-м году 6 часов -  и вернуться в 1886-й год всего через 36 минут. 
Честно говоря, у меня мозги кипели, когда я пытался представить себе все эти временны́е фокусы. Получается, что каждый раз, когда мы оказываемся по разные стороны портала нам придется учитывать сдвиги времени, которые произошли за тот период, пока мы втроем были на одной из  сторон? Выходило, что так;  и каждый раз придется скрупулезно высчитывать размеры сдвигов, чтобы не заутаться со сроком очередного рандеву.
В общем, обсуждая эти животрепещущие темы – и Вареньку Русакову, и хроно-парадоксы, мы, не спеша, подошли к дому на Гороховской. И  совсем, было, собрались уходить в портал -  но тут Николка заявил, что должен забежать домой и переодется , а заодно и избавиться от тяжеленного ранца.  Мы хотели пойти вслед за мальчиком во двор, но тут отец остановился – не стоило  лишнний раз попадаться на глаза Фомичу, да еще и привлекать его внимание загадочным исчезновением.
Так что мы договорились, что будем ждать Николку   на той стороне портала. Уточнили, что встретим  его  возле самого портала через полчаса – и    прямо с улицы ушли в свой 21-й век.

Яша проводил отца с сыном от кофейни Жоржа до самой Гороховской– для этого, правда,  пришлось ловить  «ваньку».   Получив от седока команду «ехать вон за той пролеткой», кучер заартачился и заломил сверх обычной платы гривенник. Яша не стал торговаться – экипаж с Олегом Ивановичем и Ваней  скрывался за поворотом, и юноша не хотел терять объекты слежки из виду.
Поездка  оказалась недолгой -  пролетка, за которыми следил Яша, доехала только до Гороховской улицы. Там седоки отпустили извозчика и, пятью минутами позже, встретились с мальчишкой-гимназистом, на вид -  лет 13-ти. Яша, конечно, не знал его,  но не сомневался, что мальчик учится  где-то неподалеку: с какой стати гимназисту с тяжеленным ранцем, расхаживать по городу, удаляясь сверх необходимого от своей гимназии или дома? Дядя Ройзман строго-настрого наказал  проследить за странными посетителями и выяснить, где они живут;  так что личность незнакомого гимназиста Яшу не слишком заинтересовала. Беззаботно помахивая подобранным прутиком, он следовал за двумя – нет, уже тремя,  - подопечными по Гороховской, в сторону Межевого института.
Старый Ройзман не зря послал за необычными посетителями именно Яшу. При магазине служили еще двое его племянников, но именно Яша не раз выполнял разные щекотливые задания, демонстрируя каждый раз острый ум и хватку. Ройзману случалось давать  шустрому племяннику поручения, связанные с делами других его знакомых, входящих, как и сам часовщик, в еврейскую общину Москвы. Юноша охотно почитывал детективные повести господина Ашхарумова , а романы Животова  «Макарка-душегуб» и «Фабричная рота» и вовсе зачитал до дыр.  Яков заслуженно гордился своей наблюдательностью,  и был поражен, когда мужчина и подросток, за которыми он наблюдал, пропали буквально посреди улицы.  Яша только на мгновение отвернулся, бросив взгляд на другую сторону Гороховской – а интересующая его парочка исчезла, как сквозь землю провалилась! Причем гимназист остался – но тут же скрылся в подворотне дома, возле которого произошло необъяснимое исчезновение.
Примерно четверть часа  посланец часовщика пытался найти подопечных в окрестных переулках,  пока не осознал бессмысленность этого занятия. Оставалось выяснить хотя бы личность давешнего гимназист а, а уж потом, не солоно хлебавши, возвращаться к дяде.

и ВОТ ЕЩЕ ЧТО. Сколько я ни читаю о классических гимназиях, всюду натыкаюсь на одну мысль - ПОЛЕЗНЫХ знания классическое образование почти не давало!!!!! И это во многом считается причиной кризиса российского общества.
Я это к чему - будь Николка кадетом, гардемарином или хоть реалистом - ситуация была бы иной. А тут что? Да, их солидно учили латыни, греческому, воеобразно - истории, хорошо - немецкому. французскому, литературе. Но как это могло пригодиться в описанный автором период? николка мог проявить себя только с точки зрения знания города и нравов - что и делал. А потом.. кто знает, хитро улыбнулся автор...
Но мысль хорошая, спасибо