Увеселительная прогулка-охота за йопи отняла жизнь опытнейших амини императорского двора. Отряд продолжал сидеть на деревьях, Кокотона и сам не испытывал желания спускаться вниз. Вот только Тонатиу, освещая лес, начал беспощадно жарить. Кровавое месиво внизу стало издавать приторно-сладковатую вонь, которая усилила привычный запах от гниющих растений. Мирное жужжание известило, что скоро все насекомые леса будут здесь.
Значит, у них почти нет времени, чтобы прийти в себя, собраться и убраться из этих зарослей. Было тихо, только мухи веселились на пиру.
          «Медлить нельзя!»
           – Всем вниз!
           Выбраться на тропу оказалось значительно сложнее, чем покинуть ее – трупы, оторванные конечности гигантских животных, поваленные деревья, скользкая от крови трава и кучи кишок – все преграждало дорогу. Невозможно было отыскать в этом месиве тела погибших товарищей. Командиры двадцаток беспомощно развели руками.
          – Да примет Тонатиу их души! – смирился Кокотона и принял решение двигаться к пограничной заставе.
           Вид потрепанной и истерзанной колонны комом сжал горло.
           «Вперед!» – махнул рукой Кокотона, приказывая начать движение.
            Вот и давнишняя вырубка, очевидно, с этого участка брались деревья для постройки блиндажей и массивных укреплений гарнизона, до заставы уже рукой подать. Она лежала внизу перед ними.
            Тонкий и противный, ни на что не похожий свист откуда-то сверху услышали сразу. И тут черные силуэты мелькнули в вышине над отрядом и быстро понеслись в сторону гарнизона, заставив людей невольно вздрогнуть и пригнуться.
           – А это что?! – изумился Кокотона.
           Через мгновение вздрогнула земля, как под топотом стада шестилапых, и местность утонула в грохоте взрывов. Отряд с изумлением увидел, что с неба от теней отделяются маленькие точки. Падая и ударяясь о землю, они порождали огромные фонтаны земли и огненные факелы. Горело все: дом амини, хозяйственные постройки, Дом-совета-колчанов. Одна из сброшенных точек попала в хранилище громо-дыма – засвистело, громыхнуло, перекрывая крики и шум, заложив уши даже у воинов отряда Кокотоны, только спустившегося с холма.
            – Нападение Орлов! Занять оборону северо-западнее гарнизона на холмах, границу не переходить! Любая попытка проникновения – принимать бой! – Кокотона приказывал, не отводя взгляда от укреплений, где живыми огненными факелами носились пограничники.
             Горело все, что могло и, наверное, не могло гореть – небесные птицы сбрасывали ужасную огненную смесь. Между огромными кострами бегало человек двадцать – все, что осталось от пограничного гарнизона.
            «Что же это за оружие пернатые придумали?!»
             С двадцаткой воинов Кокотона бросился на помощь.
Запах паленого мяса привлек внимание. Так и есть! Гордость империи Ягуаров – стадо чималей – крупных животных, тело которых покрывают прочные непробиваемые пластины, сгорело, закрытое в загоне. А ведь это ценнейшее оружие! Если чималей направить на окопы противника, они снесут любые препятствия.
             В одной стене загона были выбиты бревна – очевидно, животные пытались спастись. На почве четко отпечатались большие лапы, след заканчивался двумя обгоревшими тушами метрах в двадцати.
             «Нужно запастись мясом…» – единственное, что пришло в голову Кокотоне. Дальше лежал еще один чималь. Кокотона подбежал к нему и осмотрел: у животного были обожжены ноги, мощные когти обломаны, но раны с запекшейся кровью забил пепел. Это радовало – путь инфекции закрыт, зверя удастся спасти. Только бы остались живы лекарь-ах-ток и погонщик!
             Чималь поднял голову и посмотрел на Кокотону. Из четырех мощных бивней целым был только один, два обломаны, третий болтался, раздражая и причиняя боль. Морда животного потеряла угрожающий вид и выглядела жалкой. И рык раненного зверя стал протяжным, потеряв высокие ноты, казалось, чималь просит спасти его от неимоверной боли.
             – Сейчас, дорогой, ах-ток тебе поможет! – отбросив страх перед когда-то грозным зверем, Кокотона подошел ближе и рискнул погладить ноздри животного – единственную часть тела, не защищенную пластинами.
             Чималь шумно выдохнул, обдав ладонь касика теплом. Его успокоил голос человека, а прикосновение подарило веру на скорое освобождение от мук. Моргнув, зверь закрыл глаза, демонстрируя готовность потерпеть.
             – Где погонщики чималей?! Немедленно сюда, один зверь жив!
Пожар поглощал постройки, издавая протяжный гул. Ждать пришлось недолго, отряд амини буквально притащил под руки перепуганного лекаря-ах-тока и единственного живого погонщика. Их нашли под завалом.
            Обслуживать чималей шли амини, беззаветно влюбленные в животных, поэтому, прекратив потирать ушибленную голову, погонщик забыл о себе и с жалобными причитаниями бросился обнимать зверя. Тот отозвался протяжными, какими-то совсем уж человеческими стонами и вздохами. Ах-ток же, человек среднего возраста, без лишних ласк и разговоров разложив на земле все, что удалось спасти для операции и лечения, спросил погонщика:
           – Ты поговорил с ним?
Погонщик не ответил, он прислонил лицо к голове чималя и шептал зверю на ухо только ему известные заклинания, пытаясь усыпить и обездвижить животное.
            Кокотона не видел больше смысла наблюдать за лечением и метнулся к уцелевшим загонам. Там огонь подползал к самому высокому строению, покрытому решеткой из бревен. Это было жилище прирученных шестилапых.
            От горевшего загона чималей летели искры, некоторые проникали сквозь проемы между бревен и, попадая на настил из сухой травы, образовывали очаги пожара. Шестилапые сначала сбились в кучу у дальней стены, но запах горелого мяса чималей и распространяющийся по клетке огонь заставляли животных бессильно биться о стены, носиться по потолку и залезать друг на друга.
            Когда Кокотона подбежал к воротам сарая, из-за стены доносились хрипы и жалобный свист, а стены сотрясались под ударами зверей.
            – Выпустите шестикуалей!.. – крикнул было Кокотона, но осекся – рядом никого не было. Пришлось бежать искать помощников. Чуть погодя на него налетел один из пограничников. Человек настолько обезумел, что, видя перед собой Кокотону, попытался дрожащей рукой вцепиться ему в горло. Касик встряхнул его, заорал, припомнив все ругательства, и отвесил оплеуху.
Помогло. Воин пришел в себя, но глаза его продолжали блуждать, а серые губы дрожали.
            – Займись шестилапыми!
Кокотона еще раз встряхнул амини. Но и вдвоем они не могли справиться с большим засовом на воротах загона, к тому же на них висел замок, а грома у амини не было – где-то потерял. Кокотона не стал больше орать на пограничника. Рискнул сам выстрелить несколько раз по замку. Дужка отлетела вместе со щепками от засова. Ворота обычно открывали от пяти до восьми человек, сейчас их было только двое: он и невменяемый рядовой. Нужна помощь.
           – Эй, ко мне! – голос утонул в вое дыма, пожирающего постройки, расположенные рядом.
           – Беги и найди еще несколько человек, понял?! – рыкнул Кокотона для устрашения пограничника. Тот кивнул несколько поспешно, но послушно побежал на поиски.
           «Найдет или убежит? Но медлить нельзя! Задница шестилапого!»
Даже если пограничник, поборов свой ужас или помутнение рассудка, найдет помощников, тут нужно минимум человек пятнадцать. С внутренней стороны ящеры продавили ворота, большое дерево-засов выгнулось. Меньшим числом людей его не поднять и не вытащить.
            А в сарае шестилапые метались и сотрясали стены, напуганные огнем. При Кокотоне из оружия только бесполезный гром и нож. Для рукопашного боя вполне достаточно, а вот для битвы с обычным деревом – ничто. Он снова подбежал к воротам, возникла мысль найти бревно и использовать как рычаг, но касик ее отбросил. Где искать это подходящее бревно, да и вес его тела ничего не даст!
           «Думай, Кокотона, думай!» – в отчаянии, не замечая, что произносит слова вслух, шептал он.
           – Касик Кокотона! Мы… – он резко обернулся. Перед ним, держа громы в руках, стояли амини, семь человек.
           – Громы к бою! Заряжай! Стрелять по держателям засова! Осторожно! Отойдите дальше, чтобы вас не зацепили бревно и шестилапые! Готовься! Пли!
           – Есть! – амини отбежали и встали в шеренгу.
           Прогремел дружный залп.
           Пули легли ровно, ни один выстрел не пропал даром. Шестилапые с внутренней стороны помогали – они изо всех сил напирали на ворота. Засов начал трещать.
           Справа от амини полыхали костры – горела баня-темаскаль, а слева от нее какая-то хозяйственная постройка. Проход был достаточно узким, расположен не прямо перед воротами, и можно было предположить, что обезумевшие животные не побегут на стрелков. Во всяком случае, у спасателей будет время уйти из-под ног шестилапых. Амини перестроились: трое встали на одно колено, четверо за ними. Прогремело еще семь выстрелов. Пули раскрошили державшие засов скобы, а под напором ящериц, от которого сарай уже шатало, непокорное бревно слетело.
          Створки сарая распахнулись. Первые ящеры вылетели на небольшую площадку. Огонь был всюду, его жар напугал зверей, они не понимали, куда бежать и где спасение… Прогремело еще несколько дружных выстрелов, которые наконец-то вынудили шестикуалей сорваться с места. Перепуганные животные бросились вправо, по узкой дороге между горящих строений.
          Кокотона зазевался и получил концом хвоста по голове, в глазах потемнело, и на какое-то время он потерял сознание…

Сколько дней они бегут? Двадцать? Десять? Магуай сбилась со счета.
           Оказывается, всего одиннадцать. Но было ощущение, что глотают пыль и топчут грязь целую вечность…
           А двенадцать дней – это начало конца спокойной и размеренной мирной жизни, когда над их небольшим, но очень известным в империи орлов городком Изтак появились огромные птицы, управляемые амини-ягуарами, и с неба обрушился огонь, сжегший родной город…
           Дома, построенные из крепких белых деревьев, мгновенно вспыхнули и загорелись высокими факелами. Гордость и основа богатства Изтака – деревья, вырастающие за пять лет на сотню метров, горели быстро и бездымно, словно мстя тем, кто столько лет безжалостно вырубал их. И ягуаровские птицы получили великолепный обзор. Напоследок они, соревнуясь в меткости, старательно уничтожили то, что не было подожжено при первой волне налета.
           Спаслись только жители, чьи постройки примыкали к отвесной скале, возвышавшейся и немного нависающей над городом. Издавна в ней прорубили новые помещения и расширили старые пещеры,  давным-давно вымытые в камне, уже высохшими подземными реками. Здесь были и храм, и библиотека, и школы, и лавки торговцев, и праздничный зал, где свободно размещалось все взрослое население города. В самой глубине скалы располагался склад продуктов, а так же все, что собиралось для отправки в качестве дани в главный город империи Орлов – Анауак.
           Перепуганная кучка жителей, которые случайно или по делам оказались здесь во время налета, облепили широкие окна галереи и в ужасе, не имея сил что-либо изменить, наблюдали, как полыхает город. Спасать было нечего и некого. Только в небе резвились птицы ягуаров, вторгшихся из-за горного хребта, с территории ненавистного государства Колибри Юга.
           После того, как птицы, сделав последний круг над уничтоженным городом, убрались за горы, горожане еще долго приходили в себя. Жители решились покинуть укрытие к вечеру, когда на месте белоснежного Изтака осталось вяло дымящееся пепелище. Горестный вой женщин и детей огласил руины Изтака и многократно усилился, отразившись от окружающих гор. Можно было заткнуть уши, но и это бы не помогло – крик бился в груди, изнутри рвался горестным стоном. Может, слезы помогли бы, однако их не было – они иссякли еще днем.
            Ближе к утру с гор спустилось несколько отрядов городского ополчения. В море общей беды потонули жалкие всплески радости. Семья Магуай, точнее, семья ее дяди, уцелела в полном составе со своим главой – нудным и донельзя жадным врачевателем по имени Глаз Птицы. Даже горе не изменило его – едва закончился налет, как он побежал не на пепелище оплакивать знакомых и соседей, а бросился к хранилищу и простоял там всю ночь, загораживая вход своей огромной тушей с колыхающимся необъятным брюхом. Лучшего заслона и не придумать!
            Глаз Птицы покинул пост, только поставив охранять добро старшего сына, вернувшегося с ополчением. Жену – таких же необъятных размеров – и шесть дочерей заставил паковать городское имущество, которое без всяких сомнений присвоил себе. А ее, Магуай, с остальными братьями погнал на поиски разбежавшихся шестилапых. Нужно же как-то вывозить свалившееся на голову богатство! Сам же отправился на совет из оставшихся горожан, где чинно сопел, возмущался больше всех, но ничего дельного не предложил, заявив, что будет спасаться сам.
            «А семью бросишь здесь? Вечно у тебя «Я-я-я»!» – хотелось крикнуть Магуай. Но ящер, на котором она сидела, попал лапой в яму, перегородив дорогу остальным. Бестолковая живность сбилась в кучу, мешая друг другу. Пришлось разгонять их, бесцеремонно тыча кончиком небольшого копья в основание черепа. Наведя порядок, девушка погнала к скальному центру небольшой табун из пяти голов. Большее количество за раз привести не удавалось. Ящеры не помещались все разом ни на разгромленной дороге, ни на площадке, где полным ходом шла погрузка новоприобретенного имущества семьи.
             Она привязывала последних животных к столбу, когда услышала привычные причитания тетушки:
             – Опять эта кихуапилли где-то пропала! Тут помощь нужна, а она где-то болтается! Никакого толку от нее, благодарности или помощи!
             «О! Что-то новенькое!» – усмехнулась Магуай.
Кихуапилли – принцесса, так ее еще не называли благородные родственники, по праву наследования, проглотившие имущество после гибели ее отца. Он погиб год назад в бою, защищая богами забытую, но ягуарами обнаруженную тропу к родовому селению высоко в горах. Долго же кружили отряды ягуаров в поисках жителей и заветной золотоносной шахты! Да только ушли ни с чем – не умеют жители лесов читать следы на камнях!
             А дядюшка примчался сразу, не успел еще остыть погребальный костер и развеяться пепел останков погибших мужчин.
             – Нет. Нет. Нет! Я не могу оставить семью моего любимого брата в богами забытом месте! – топал он ногами и заставлял укладывать вещи. – На шахте некому работать, ты же не пошлешь своих служанок добывать руду?! Да ты еще совсем ребенок! – малышке уже исполнилось семнадцать лет, и ее давно было пора выдать замуж, но не складывалось. И вот теперь вместо богатого поселения в приданое – головешки, множество хлопот по восстановлению шахты и полное одиночество. Она сразу поняла, что появившийся из долины родственник-горожанин не сможет заменить ей отца, но у него есть право командовать – пришлось покориться…
             Стоило Магуай переступить порог нового дома, где обитало родное семейство, начались проблемы. А как же иначе? Шесть сестер на выданье! В мирное время женихи нашлись бы, но в военное… Да и не пожелала дочь Гордого Орла смиренно принимать участь приживалки – ведь дядя сразу поправил дела, занялся коммерцией, удачно продав золото,  добытое в шахте. С боем ей удалось отвоевать несколько комнат для себя и своих людей. Устроив пару скандалов, она сохранила некоторую независимость. К тому же оказалось, что она умеет разговаривать с шестилапыми  – дар, который не был востребован в высоких горах, в долине пользовался уважением. Вот семья и отыгралась, наградив ее звучным и обидным прозвищем Магуай – Колючка – название копья погонщика. Теперь чуть что, так слышалось:
             – Ах ты, колючка в заднице шестилапого!.. И за что боги меня так наказали?! Зачем мой брат покинул нас так рано!
             И имя ее, такое красивое, выбранное отцом – Шочи Точтли – Цветок Звезды уже никто не вспоминал… Только Магуай…
             Прослушав еще несколько нелестных реплик в свой адрес, Магуай привязала шестикуалей и вошла в пещеры, заваленные мешками и ящиками. Охранял их самый младший брат – Крыло Орла. Мальчик был крупным и высоким, выше сестры на целую голову, а потому и пользовался преимуществом, дразня и подкалывая ту при малейшей возможности.
             – Тебя мать искала, а ты, как всегда – спряталась! – улыбнулся мальчишка, видимо, он хотел еще что-то добавить, но девушка уже не слушала, зная все его обидные шутки наизусть.
             «Ого, столько добра, что и шестилапых не хватит!» – окинула взглядом помещение Магуай и, не обращая внимания на брата, поднялась наверх по вырубленной в скале широкой лестнице.
Пройдя по галерее, она подошла к входу склада. Здесь было светло и оживленно. Сестры паковали съестное, тетя распоряжалась очередностью выноса и погрузкой, братья определялись, как лучше перетащить тюки, а дядя записывал все в небольшой свиток, предварительно поставив на грузе отметку.
              – Сколько шестикуалей ты пригнала? – отвлекся от записей Глаз Птицы, повернувшись к ней, едва она вошла в склад. – Всего?
              – Восемь крупных и десять двухлеток.
              – Но это мало! – расстроился дядя. И действительно мало – склад был опустошен едва на четверть.
              – Больше нет. Мальчики тоже пригнали с десяток.
              Глаз Птицы забегал по складу между ящиками. Ему хотелось забрать все, а теперь нужно отобрать самое ценное, да еще оставить столько добра, которое пропадет здесь! И как определить, что самое ценное? Если война с ягуарами затянется, то нет ничего ценнее продуктов! Если нет, нужно брать золото.
              «Что брать?!» – неразрешимый вопрос бился в дядиной голове, а он никак не мог сделать выбор. К мужу присоединилась тетушка. Они поспорили и решили взять всего понемногу. Четверо сыновей, кряхтя и сопя, начали погрузку. Тут уж племянница была бесценной помощницей, поэтому резво сбежала вниз. Она принимала мешки, ящики и крепила их на широких спинах ящеров. Тем, конечно же, не нравилось, звери старались вывернуться или стряхнуть поклажу, но Магуай вовремя усмиряла животных острием копья или, нашептывая и ласково поглаживая, заставляла стоять спокойно. Это были практически домашние шестилапые – в горной стране Орлов бесценный и дорогой вид транспорта. Тот, кто имел пять штук, считался обеспеченным, двадцать – слыл богачом.
Лишь к ночи все было крепко привязано и собрано. Шестилапые жалобно посвистывали, негодуя, что их не отпустили на ночь попастись. Магуай пришлось насыпать перед каждым животным по большой охапке травы, которую привезла с поляны, не тронутой огнем. Проверять, хорошо ли привязаны животные, она закончила, когда ярко светил Точтли.
Отсюда, с пригорка перед скальным центром, была видна вся изтакская долина. Своей вытянутой формой она напоминала переломанное каноэ с поднятым носом в сторону севера. Крутые бока заросли лесом, а посередине вилась каменная дорога, конец которой упирался в отвесную скалу, нижний убегал далеко-далеко, подходил к горному хребту и вился вдоль него до самого Южного Леса и пустыни, граничащей с Запретными Землями.
              Магуай любила смотреть на север, где высились огромные сине-черные скалы, и в ясную погоду, если очень долго всматриваться, то можно  было увидеть голубую вершину под названием Гнездо Орла. Но только если очень хорошая видимость и сильно напрячь глаза. Это там был ее дом, шахта отца. Завтра утром они отправятся вниз. И все. Она не скоро сможет увидеть родные места.
Утром в долину спустился туман, который приглушил голоса. Но первые же лучи Тонатиу рассеяли его, осветив большой караван – почти такой же отправляли жители в столицу, выплачивая подати императору. Во главе его находилась семья дяди – тридцать шестилапых, нагруженных продуктами и вещами погорельцев. За ними шли еще два десятка ящеров, несших остальных горожан. Никто не хотел оставаться в сожженном Изтаке. Глаз Птицы поделился с товарищами по несчастью, он предложил им выгодную сделку. Половина груза принадлежит ему, половина хозяину шестилапого. Люди соглашались – дорога длинная, а провиант весь у предприимчивого коммерсанта.
Когда все расселись на широких спинах ящеров, Глаз Птицы, посчитавший, что он теперь за касика, с гордым видом махнул рукой.
             – Вперед!
             Караван тронулся по дороге на юг.
              «Почему на юг? Там нет больших городов, там только селения и заставы!» – задавали вопрос друг другу беженцы, но ехали. Людей сплотило несчастье, им хотелось быть с теми, кто пережил его вместе с ними. Они не хотели думать, что-то решать, к тому же нашелся человек из своих, пусть и не лучший кандидат, но придерживающийся законов. Да и спокойнее всем в куче. А куда едут, да хоть куда… не оставаться же на руинах с малыми детьми! Только женскими руками город не поднять. У границы должен быть небольшой, но городок, под охраной регулярных войск, и многие, если не все, останутся в нем.
              Неприятные сюрпризы начались сразу, как только караван подошел к обрыву, где заканчивался лес и ровная дорога. Глаз Птицы слез с ящера и приказал сделать привал. Пора обедать – Тонатиу был в зените. К тому же следовало проверить, в каком состоянии дорога, по которой каравану надлежало спуститься вниз.
              – Магуай, Крыло Орла, Коготь Птицы, – подозвал он к себе племянницу и двух сыновей, – Пока женщины готовят еду, проверьте дорогу, все ли в порядке!
Молодые люди кивнули, сыновья направились инспектировать дальнейший спуск пешком. Магуай, махнув своим людям, стала снимать поклажу с шестикуаля, на котором ехала.
              – Ты чего копаешься?! – подошел Глаз Птицы к племяннице.
              – Братья пройдут пешком, а я исследую стену, если дорога разрушена, нужно найти путь вниз!
Разгрузка заняла всего несколько минут, и девушка легко заскочила на спину ящера, тот весело щелкнул длинным языком – нести одного седока намного легче всей поклажи. Шестикуаль радостно топтался, а Магуай начала привязывать себя веревкой к сбруе. Завязав несколько дополнительных петель, одну из них она накинула зверю на шею, затем попросила помочь ей младшего брата – пару петель нужно было пропустить через две коротких лапы ящера, находящихся по центру туловища. Последнюю петлю девушка накинула на длинный хвост животного. Это вызвало некоторое возмущение шестикуаля, но Магуай ткнула его легко копьем, и он покорился.
               «Копье оставлю, оно может выпасть или поранить шестикуаля, хватит ножа», – решила наездница и отбросила инструмент, которым усмиряла ящеров. Оно вонзилось в мягкую землю рядом с кучей вещей, сгруженных с животного.
                Магуай села, поджав ноги, затянула петли из дополнительных веревок, накрепко привязавшись к спине шестикуаля. Готова! Ящер, получив тычок в основание затылка, рванул, виляя туловищем между людей и грузов, хвост его волочился по земле, оставляя в пыли глубокую борозду.
                В месте обрыва дорога круто уходила вправо. Чтобы не произошел обвал, породу закрепили деревянными балками, настил тоже был из дерева. Доходя до противоположной, выступающей вперед скальной стены, настил заканчивался,  начинались каменные плиты шириной в три метра, вырубленные полукруглой лестницей, которая спускала путешественника на следующий наклонный пролет дороги. Братья Магуай как раз дошли до поворота.
                Сильный ветер, подогретый лучами Тонатиу, обжигал лицо и открытые руки девушки. Шестикуаль стоял на самом краю обрыва, сверху открывался великолепный вид: высокими деревьями и зеленой травой были укрыты подножия гор; поблескивала, изредка проглядывающая сквозь зелень, синева озер и рек; белоснежные облака клубились вокруг высоких голубых вершин. Темной массой, подсвеченной бурыми потеками, нависал главный хребет.
               Магуай потянула за поводья, разворачивая шестикуаля к отвесным скалам. Гибкое тело животного, легко цепляясь острыми когтями мощных лап, осторожно переместилось на вертикальную стену. Магуай припала к шее ящера, обхватив ее обеими руками. Смотреть вниз было страшно, и она закрыла глаза, полностью доверившись животному, которое распласталось на скале. Казалось, ящер нежится, вбирая тепло нагретого камня; девушка поняла, разозлилась и легко ткнула ножом рядом с ушной раковиной. Шестилапый послушно засеменил вниз. Вот они миновали первый пролет, наездница открыла глаза и увидела братьев, которые развалились в тени каменной лестницы и отдыхали. Юноши помахали ей рукой и явно не стремились дальше исследовать яруса деревянного настила дороги.
              «Вот же ленивые черепахи!» – мелькнула мысль.
              Ее ящер дернулся и продолжил путь вниз. Лестницы были целы везде, деревянные настилы хоть и блестели, но вызывали сомнение. К тому же местами под ними осыпалась порода. По такой дороге, узкой даже для самых мелких особей, шестилапые не пойдут. Словно в подтверждение ее мыслей, ящер под нею утвердительно свистнул.
              «Ладно, дойдем до самого низа и посмотрим, что там!» – Магуай попустила поводья, направляя животное.
Шестилапый резво продолжил спуск, уверенно цепляясь когтями за маленькие трещины и выступы в скале. Когда он останавливался, Магуай открывала глаза, и каждый раз при виде быстро приближающейся земли сердце готово было выпрыгнуть из груди, а дыхание замирало. Ветер при движении становился прохладным и овевал ее щеки, откидывал длинные волосы назад. Девушка боялась останавливать или притормаживать шестилапого – вдруг ящер не успеет зацепиться когтями, не найдет опоры и тогда они сорвутся и полетят вниз…
              Наконец-то земля!
              Магуай не стала выпутываться из веревок и слезать с ящера, она объехала место спуска дороги. Ей даже удалось заставить животное подняться на деревянный настил, чтобы проверить его ширину. Шестилапый, пробежав метров десять, все же зацепил задней лапой одну из выступающих балок и, чтобы освободиться, дернул ею, вырвав крепление. На них посыпалась порода, и испуганное животное, жалобно щелкая языком, остановилось, потом попыталось развернуться, совершенно не слушая команд Магуай. В итоге, ящер снес ограждение и повис мордой вниз. Шестилапый искал точку опоры, от напряжения его мощный хвост стал крушить деревянный настил и балки.
              – О, Тонатиу! – Магуай впервые не знала что делать. Животное уже проломило настил, но они благополучно съехали вниз, поднимая пыль мелкой породы.
               «Вот так спускаться с детьми и грузом?! Стоит шестилапому чего-нибудь испугаться, и они все погибнут! Нужен другой путь, только через тоннели ящеры не пойдут», – Магуай задумчиво крутилась у подножья обрыва. Отъехав подальше, она задирала голову и осматривала серпантин. Тридцать семь наклонных пролетов! Похоже, что братья оказались умнее – они не пошли осматривать их.
               Но спуститься необходимо!
               Получается, что это возможно только на шестилапых… Магуай направила ящера к скале. Наверх животное взбежало быстрее, чем спускалось, девушке опять пришлось закрыть глаза, они слезились от ветра – на такой скорости несся ящер.
               В лагере было тихо, все спрятались от жары под тень деревьев и отдыхали. Женщины наскоро готовили пищу, чтобы накормить детей, и заодно приглядывали за привязанными шестилапыми. Глаз Птицы спокойно дремал в гамаке после сытного обеда. Рядом сидели братья Магуай – Перо Орла и Коготь Птицы, их миски были почти пустыми.
               – Ну что, Магуай? – дядя проснулся и открыл глаза. Ему приходилось смотреть снизу вверх – девушка не слезла с шестикуаля, возвышавшегося над отдыхающими людьми.
               – Дорога непригодна для спуска, дядя.
               – Вот как? А твои братья утверждают, что нигде нет провалов, и все в порядке! – дядя вылез из гамака и подошел ближе.
               Магуай немного смешалась.
               – Я спустилась к самому подножию обрыва, там, где начинается дорога. Но она слишком узкая для крупных шестикуалей. Они не пройдут по ней, а если их что-то напугает, то… И настил местами висит, под ним провалы породы.
               Вокруг начали собираться беженцы. Они пока стояли молча, обдумывая сообщение Магуай. Получалось, что путь вниз, который обещал быть нелегким, но безопасным, отсутствует.
               – Сколько пролетов серпантина вы прошли? – повернулся Глаз Птицы к сыновьям.
Вопрос он задал достаточно резко. Братья отложили пустые миски, поднялись, переглянулись. Скрывать было бесполезно.
               – Два, – признался Коготь Птицы.
               Люди вокруг зашумели:
               – Они прошли налегке два пролета из тридцати семи!
               – Негодяи!
               – Твои сыновья – трусы!
               – У нас маленькие дети, шестилапые и нагружены так, что приседают на лапы и едва брюхом до земли не достают! Мы бы сами бы пошли! Эти лентяи едва всех не угробили!
               – Спокойно, люди! – поднял руки вверх Глаз Птицы, пытаясь погасить волну гнева, внутри у него клокотала злость на сыновей и горожан. – Мы теперь знаем, что по серпантину не пройти, это главное, с сыновьями я разберусь потом! Сейчас важно решить, как мы спустимся вниз. Какие будут предложения?
               Горожане замолчали.
               – Можно на веревках спускать грузы на каменные лестницы пролетов, а людей переправить на шестикуалях. Другого способа нет, – предложила Магуай. Она все еще сидела на ящере, и была готова хоть сейчас спустить нескольких.
              Сгрудившись под кронами огромного дерева, народ начал обсуждать спуск. Кто-то вообще отказался покидать изтакскую долину – таких оказалось меньшинство, они погрузились на шестикуалей и повернули назад. Глаз Птицы хотел было крикнуть им, что они должны оставить половину груза, который им не принадлежит, но осекся – не время. Оставшиеся стали искать в поклаже и собирать в одну кучу все веревки. Их длины хватило только на пять пролетов.
Магуай пришлось снова совершить разведку и посмотреть, с какой стороны обрыва больше места на каменных ступенях, есть ли возможность принимать и опускать грузы. Оказалось, что шире ступени со стороны горного хребта.
              Пока Магуай разведывала, четверо мужчин не стали терять время. Из срубленных деревьев соорудили блок для опускания вещей, сбили платформу с невысокими бортами, намотали связанную веревку на большое бревно и обсуждали, сколько мешков эта конструкция сможет выдержать. Решили для пробы нагрузить десять ящиков. Эти же мужчины собрались залезть к ней на ящера, но Магуай остановила их:
             – Нет, только по одному, шестилапый устал.
Добровольца прикрепили веревками, как и девушку, и они отправились вниз.
              – Пойду, посмотрю настил, вдруг он цел в этой части дороги, пока ты остальных перенесешь, – сказал горожанин, едва освободившись от пут и спрыгнув на плиты. – У меня сердце замерло, когда мы спускались, а что будет с женщинами и детьми?
              Магуай кивнула, соглашаясь, у нее тоже кружилась и болела голова от долгого путешествия вниз по скале. Что говорить об остальных? Это такой визг и крик будет, что вершины вздрогнут и зашатаются. Как бы от шума обвала не произошло!
             Вторая ходка, третья и четвертая прошли без приключений, но Магуай почувствовала, что животным становится труднее управлять. Шестикуаль все норовил сбежать по прямой вниз.
«Нужно дать ему отдохнуть!» – она жестко натянула поводья и, уколов животное ножом, заставила его подняться наверх. Там, с помощью слуг, она распуталась сама и, освободив ящера от сбруи, отпустила пастись.
             Следующий день был ветреный, но беженцы настойчиво опускали грузы вниз. Магуай и пятеро погонщиков занялись перевозкой людей. Те, кто не мог найти в себе силы висеть вниз головой на спине шестикуаля, решили идти пешком по ненадежному настилу. Совершив молитву, обвязавшись куском веревки или пояса, женщины брали маленьких детей на руки и ступали на бревенчатый настил. Им приходилось идти, прижимаясь к деревянной обшивке стены. При легком шуршании оживавшего обрыва, путники замирали и накидывали веревочную петлю на ближайший деревянный выступ.
             В верхнем лагере для отправки поклажи остались только двенадцать человек: четверо спускали груз вниз, а остальные подтаскивали его к площадке на обрыве. Когда первый перевалочный пункт оказался заваленным вещами, опустили несколько деревянных блоков, заготовленных заранее. Беженцам повезло – серпантин строился с учетом постоянной войны с государством Колибри Юга. В скале на каждом ярусе были вырублены небольшие комнаты. Предназначались они для стражей дороги, имели узкий вход и окна. В них, втащив деревянные бруски, горожане смастерили конструкцию для опускания поклажи еще на пять пролетов. Там уже суетились двое мужчин и две женщины, одна из них направилась проверять дорогу вверх, а другая вниз.
           Спуск отнял у беженцев пять дней. На третий случилось несчастье – несколько досок проломилось под тяжестью ящиков и, пробивая верхнее покрытие дороги, одновременно увлекли за собой на разных ярусах пятерых человек. Двое разбились насмерть – они не успели набросить страховочные петли, а вот мать с годовалым малышом на руках осталась жива. Ей удалось, пересиливая режущую боль от стянутой на талии петли, закинуть ребенка на настил и дождаться помощи. Третьего обнаружили на крыше ярусом ниже. Удар оглушил его, но голову ящик зацепил лишь краем. Спасатели на веревках спустились к мужчине, и вниз он отправился, крепко привязанный к спине шестикуаля. В нижнем лагере его привели в чувство.
Самым простым было перегнать ящеров. Это сделали, завершив переброску грузов и отойдя достаточно далеко от обрыва и скал. Топот стада, одновременно выбежавшего на стену, породил эхо, заставившее людей зажать уши. Полетели камни, они ударяли по земле, некоторые разбивали ящики с поклажей, но длилось это недолго. Переход закончился. Изтаковцы остались еще на ночь для похорон погибших.
            Женщины обмыли тела, одели в чистую одежду и оставили под навесом. Мужчины нарубили веток, а потом перенесли на носилках покойников. Глаз Птицы, так как среди беженцев не было жрецов – все они погибли в городе, прочел короткую молитву и зажег погребальный костер. Все собрались проводить близких в последний путь.
На следующий день с первыми лучами Тонатиу люди были готовы к дальнейшему пути на юг. Теперь под ногами шестикуалей бежала широкая дорога, она петляла между холмов, вилась вдоль главного хребта. Мосты через реки уцелели, и к южной границе, где должен был располагаться гарнизон регулярных войск империи Анауак, они добрались за два дня.
Беспокойство первыми ощутили шестилапые. Животные нервничали, нервно стучали хвостами, отказывались бежать. Их приходилось постоянно колоть копьем, чтобы они хоть как-то продвигались вперед. Глаз Птицы решил не рисковать. Едва появился перекресток, где сливались, как большие реки, четыре дороги и стоял высокий столб с указателями, новоявленный касик приказал сделать привал.
            Караван расползся вглубь леса, отправив разведчиков. С севера послышался шум. Забыв об осторожности, Глаз Птицы выбежал на перекресток. В сторону юга со всех направлений ехали на шестилапых и шли такие же, как и они, беженцы…

Отредактировано Margohechka (03-06-2014 14:58:32)