Глава четвертая
- Ну вот, господа, значит, бельгийца этого на квартире не оказалось. - докладывал Яша. - Я сам там проторчал часов д трех пополудни, а за это время расспросил, кого смог - и дворника того дома, что напротив Веллингова шалмана. Ну и с мальчишками поговорил малость, которые на Кузнецком. Оказывается, ван дер Стрейкер съехал, еще утром; вчера весь день, почитай, в доме сидел, безвылазно, и все к нему какие-то люди бегали; под вечер послал приказчика Веллинга на Николаевский вокзал, за плацкартой и билетом 17 до Петербурга. А сегодня, с утра - так и уехал на вокзал. Налегке почти что уехал, между прочим - из всего багажа ручной саквояж и портплед, и еще какая-то сумка - длинная, узкая, в каких охотники ружья возят…
## 17 Плацкарта (нем. Platz-Karte) — дополнительная к проездному билету квитанция на место в вагоне в поездах дальнего следования. Плацкарта, в отличие от билета (куда включены расход на локомотивную тягу и транспортную инфраструктуру), является ценой за услуги владельца вагона. Порой плацкартой ошибочно называют плацкартный вагон.
- Ружья? - нахмурился Корф. - Похоже, у этого мизерабля целевая винтовка. Тревожная новость… Да ты говори, говори, - кивнул он Яше.
Тот с готовностью продолжил:
- Ну вот. На вокзал он приехал, чин по чину, взял, как полагается носильщика. Я его потом даже нашел… - Яша завозился по карманам. - Вот, бляха номер 23. Здоровый такой, белобрысый, по выговору- с Вологды. И этот белобрысый сказал, что отнес багаж иностранного барина не к вагону, - хотя до отхода скорого Петербуржского оставалось всего ничего, - а к ресторану. Там приезжий господин подозвал лакея, о чем-то с ним переговорил, а потом пошел в ресторан - а лакей, значит, свистнул мальчишку - посыльного, и тот поклажу куда-то утащил. Все, больше ничего не знаю- мальчишку того я отыскать не смог, как ни старался - ресторанные, которые при вокзале, за места свои крепко держатся и нипочем лишнего не скажут.
- Ну да, тебе-то и не скажут, - недоверчиво хмыкнул Корф. - Ты, брат, хитрая бестия, всюду-то пролезешь…
Яков смущенно потупился. Что скрывать, похвала грозного барона была ему приятна.
- Выходит, бельгиец сбежал. - подвел итог Никонов. - Причем постарался отвести глаза возможным преследователям - чтобы те решили, что господин ван дер Стрейкер покинул москву. Да… крайне интересно! А ведт нам никак нельзя терять этого ревого господина из виду. Яков, друг мой, как вы полагаете - сумеете его отыскать.
Яша почесал в затылке.
- А что ж… если постараться… смогу, Сергей Алексеич … что есть, простите, ваше благородие! Только вот….
О деньгах не думай, - отмахнулся Никонов. Сколько надо - столько и получишь.
Яша враз повеселел:
Ну, тогда я живо его… посулю по двугривенному мальчишкам с вокзальной площади - они обскажут, куда такой приметный господин делся! И извозчиков пршерстят, и носильщиков! А я сам пока на тверской, возле дома Веллинга постою - вдруг этот Стрейкер пришлет кого, или сам явится? Я уж тогда его не упущу, будьте благонадёжны!
Только ты того, брат, поосторожнее, - вставил Корф. - Господин-то видать резвый, крови не боится. Бульдог-то не потерял? - А то вчера, вон какие пердимонокли творились…
- Что вы, господин барон, как можно? - сделал испуганные глаза Яков. Вот он, с собой, за пазухой, в тряпице…
- В тряпице… - насмешливо прогудел бравый конногвардеец. - Тюря ты тюря! Кто ж оружие так держит? А если вытащить срочно придется и сразу стрелять? Дай-ка я тебе покажу, как надо его носить…
Эта содержательная беседа проистекала в знакомом уже флигеле на Воробьевых горах; несмотря на грозные события вчерашнего дня, Корф счел место вполне надежным. Меры предосторожности, правда, принял - вокруг флигеля расхаживали двое городовых, истребованных у пристава Калужской части (каждому из них барон посулил за беспокойство по три рубля и по шкалику казенки), на крыльце томился верный Порфирьич со своим грозным Смит-и-Вессоном.
В задней комнате, где встретили вчера безвременную погибель несчастные хитровцы, спал сном праведника доцент Евсеин. Порфирьич с бароновой кухаркой успели кое-как навести порядок, прибрав следы разгрома, учиненные бомбой. Даже выбитые стекла вставить успели - слуга грозного конногвардейца самолично ездил в мастерскую стекольщика, грозил судом, Сибирью, сулил деньги - и добился таки, чтобы последствия неприятельской диверсии были ликвидированы еще до темноты.
Кавалерийский наскок на клинику прошел более чем успешно. Когда Никонов с Корфом ввалились в швейцарскую и потребовали к себе «самого главного», у больничных служителей душа ушла в пятки - столь грозный вид имели оба офицера. Исцарапанные, пахнущие порохом, решительные… у Корфа за пояс был небрежно заткнут револьвер, а Никонов поигрывал тростью и недобро улыбался в ответ на очередное «не велено» и «Их степенство уехать изволили».
В какой-то момент барону надоели отговорки - он решительно отодвинул в сторону местного Цербера и проследовал внутрь. Служители не посмели перечить Корфу, так что уже через четверть часа они с Никоновым грузили в экипаж доцента Овсеина, одетого в богатый, расшитый шелковыми шнурами, халат и домашние туфли без задников и на войлочной подошве. Несчастный ученый вел себя апатично, шел за бароном, как телок, не доставляя своим вызволителям ровно никаких хлопот.
Когда садились в экипаж, набежал-таки управляющий клиникой - представительный полноватый господин в полотняной тройке и новомодной соломенной шляпе. Он с ходу разразился гневной речью насчет «нарушения больничных правил», пригрозил городовым и схватил, было, Никонова за рукав. Однако лейтенант окатил нахала таким ледяным взглядом, что того отнесло от экипажа, будто бы после хорошего тумака . И пока служитель Аполлона (Это божество у древних греков, как известно покровительствовало не только музам, но и науке врачевания),метался туда-сюда, пытаясь то ли бежать за городовым, то ли хватать карету с супостатами за колесо, то ли предпринять еще что-то, столь же бессмысленное, экипаж под управлением Корфа величественно выкатилась на Самотёку и был таков.
До Воробьевых гор долетели в считанные минуты - воодушевленный барон гнал, невзирая на гневные трели городовых и ругательства, несущиеся с извозчичьих козел пролёток. На Садовой чуть не сцепились осями с ломовой телегой - экипаж опасно накренился, но Корф все же сумел вывернуть, избежав аварии в самый последний момент. Пассажиров в карете мотнуло, как пересушенное ярышко в ореховой скорлупе, да так, что даже корректный обычно Никонов позволил себе некий непарламентский оборот - чем изрядно удивил и повеселил товарища.
Поручив беднягу Овсеина заботам Порфирьича и прислуги, Корф подозвал Якова. Молодой человек уже привык, что приказы в их маленькой команде отдает, как правило, барон, и лишь коротко глянул на Никонова - тот ответил утвердительным кивком. Расспросив Яшу насчет слежки за бельгийцем, барон выдал юноше 20 рублей на расходы, и отправил на Кузнецкий, к дому англичанина Веллинга - где, как им было известно и обосновался ван дер Стрейкер. Напоследок барон посулил оторвать Яше голову, если тот упустит злыдня; молодой человек лишь ухмыльнулся - он уже успер понять добродушную, шумную натуру отставного конноггвардейца и нисколечко того не боялся.
После того, как Яков убежал в город, барон велел Порфирьичу сварить грог. Корф пристрастился к этому напитку из рома и крепкого индийского чая в обществе англичанина Карла Хиса, служившего когда-то при царском дворе, наставником цесаревича. 18.
## 18 будущий император Николай II.
Отослав денщика, Корф придвинул к не зажженному по случаю жары камину кресла и жестом предложил Никонову присаживаться. На Москву накатывали сумерки; длинный день, вместивший в себя столько событий, заканчивался, и самое время было посидеть и неторопливо поговорить о делах - как и полагается джентльменам после дня, проведённого на охоте.
Никонов устроился в кресле; он ясно понимал, что пришло время объяснения. После всего, что сделал сегодня барон, а в особенности - после бомбы, перестрелки и фанфаронского налёта на клинику, было бы попросту неприлично и дальше скармливать товарищу недомолвки и обещания.
В комнату вошел Порфирьич с дымящимся серебряным жбаном на подносе. Неслышно двигаясь, старик сервировал господам маленький столик, разлил грог по высоким серебряным кубкам (барон любил вычурное, темное саксонское столовое серебро и употреблял его вместо фарфоровой посуды), и так же неслышно исчез. Барон протянул руку, взял с подноса кубок, пригубил - и с ожиданием посмотрел на Никонова. Лейтенант вздохнул и начал:
- Что ж, мон шер ами, чувствую, пришло время нам объяснится. Только предупреждаю - мой рассказ может оказаться таким, что вам, при всей авантюрности вашей натуры, нелегко будет воспринять его всерьез. Только подумайте, что я спятил - уверяю вас, дорогой барон, я никогда не мыслил так ясно, как теперь. Дело в том, что вашему покорному слуге случилось побывать в 21-м веке, отделенном от нас без малого 130-ю полновесными годами…
*******************************************
Ольга нервно ходила по кухне - из угла в угол. Размеры позволяли; все же, брат с сестрой жили не в малогабаритной «хрущебе», а в просторной трехкомнатной квартире, на втором этаже домика из «старого фонда» - роскошь, понятная московским старожилам. Конечно, и здесь были свои недостатки - например, борьба с мышами и тараканами превращалась в многолетнюю эпопею с сомнительным финалом… а которой за хвостато-усатыми оккупантами стоял опыт и генетический задел полутора веков сопротивления хомо спиенс и его химии. Зато в комнатах можно было прыгать, не боясь зацепиться головой за люстру; зато сквозь полуметровые стены не доносились звуки улицы, хотя бы там и орудовали отбойными молотками горячие таджикские парни… зато… зато… Зато можно было в раздражении расхаживать из угла угол по кухне, не задевая за табуреты и углы стола!
Квартира досталась Ольге с Романом от родителей - те несколько лет назад погибли в автомобильной катастрофе, влетев в своем «Форде Фокус» под колеса КАМАЗа с нетрезвым армянским водилой. На похоронах Ольга была как деревянная, не менялась лицом и не могла выдавить из себя ни единой слезинки - пока над двумя закрытыми (увидеть тела так и не разрешили!) гробами не сомкнулись створки черного постамента, изображающие мать-сыру землю. Тогда Ольга и разрыдалась - взахлеб, самозабвенно, сразу перешагнув грань истерики.
А брата рядом не было. Он приехал лишь через 2 недели после похорон; на занятиях, в учебке Ромка, тогда еще срочник-первогодок, неудачно спрыгнул с борта грузовика и сломал ногу. Сообщение о гибели родителей пришло вовремя, но медики отказались отпустить пациента: «Хромым на всю жизнь, останешься, дурак! Думаешь, это родителей порадовало бы?» Но брат все-таки решился и сбежал из госпиталя, договорившись с земляками, как раз в это время отправлявшимися на дембель; они и помогли парню на костылях добраться до дома.
И вот - Ромки опять нет рядом! И как раз тогда, когда он так нужен! Ольга заходила по кухне еще быстрей, вспоминая давешний разговор с Геннадием…
Можно смело сказать - ей ОЧЕНЬ не понравилось, как ее бывший бойфренд отреагировал на рассказ о стычке с людьми ван дер Стрейкера. Она рассказывала, как перепугалась после взрыва; и как потом обрадовалась, когда Корф с Никоновым выскочили на улицу из разгромленного флигеля, в пыли, исцарапанные, но, в общем, невредимые… а Геннадий досадливо поморщился и процедил сквозь зубы: «Да, не повезло…».
Девушка тут же переспросила - Геннадий отмахнулся и велел продолжать. Рассказ о студенте-бомбисте он попросил повторить два раза, а затем скопировал видеороик с погоней на свой ноутбук. А скачав -собственноручно удалил его с Ольгиного смартфона.
И это тоже очень не понравилось девушке - но она не стала спорить, потому что проявила предусмотрительность и успела переслать файл по электронке. И легко соврала Геннадию в ответ на вопрос: «ты этот файлик сохраняла?»
Не понравилось Ольге и то, что она все же отдала этот ролик. Геннадий в очередной раз подействовал на нее, как удав Каа на бандерлогов - парализуя, лишая воли. И если в присутствии других девушка еще осмеливалась возражать, и даже порывалась держаться независимо, то наедине от ее уверенности не оставалось и следа. Поначалу ведь - Ольга совсем было уже решила не рассказывать Геннадию об истории с бомбистом, и тем более - не показывать видеозапись, на которой отлично видно бледное лицо неудавшегося террориста, его закушенную губу, впалые глаза, горящие лихорадочным огнем... А стоило ей оказаться с Геннадием наедине - и от уверенности не осталось и следа. Она чуть ли не на одном дыхании выложила ему все - как Мальчиш-Плохиш в штабе у беляков.
Геннадий остался доволен. Он похвалил девушку за проявленную инициативу, и лишь привычно-рассеянно поддакнул, когда она, окрыленная похвалой, принялась рассказывать о своем плане - как раздобыть денег по ту сторону портала. Она - наивная дурочка! - пустилась в объяснения о салоне мадам Клод, о своей гениальной идее; поставлять через портал современное женское белье, чулки и, может быть, косметику. И о том, какое это ужасное, мучение - корсет; и как будут рады барышни и дамы 19-го века товару из 21-го века…
Ольга и половины не успела изложить, а собеседник деланно зевнул и ее прервал излияния равнодушным «ладно, все это замечательно, но прости, тороплюсь»…. И в самом деле, заторопился к выходу. Потом девушка полчаса, не меньше рыдала - и от того, что ее мыслями, ее идеями, ее личностью в конце концов, в очередной раз; пренебрегли; и от того, что этот милый лейтенант такой робкий и нерешительный; и будто назло ей, не замечает знаков, которые она подает ему уже второй день подряд…
И от того, что брата, единственной на свете родной души нет дома - и ей некому выплакаться в жилетку. И теперь приходиться, как дуре, реветь в одиночку, борясь с острым желанием вытащить из серванта коньяк и сигареты… и, в конце концов, от того, что мир несправедлив и в очередной раз ополчился против нее…
Выплакавшись, Ольга попыталась взять себя в руки. В ход пошло наивернейшее средство - девушка полтора часа провела в парикмахерской, а потом - в массажном кабинете. И вышла оттуда, твердо убежденная, что окружающий мир не так уж и плох. В самом деле - вечером ее ждал визит к Никонову, и Ольга была твердо намерена вызвать, наконец, лейтенанта на что-то более существенное, чем робкие комплименты. Однако - следовало торопиться. Через 40 минут на той стороне ее должен ожидать Яша с извозчиком, чтобы отвести на Спасоглинищевский переулок.
*******************************************
Два часа дня - самое сонное время в московских лавочках для чистой публики. Утренние покупатели уже давно разошлись по своим делам, время вечерних еще не наступило - господа сидят по домам, прячась от неистовой июльской жары, или пребывают на службе, ворочая каким-то важными, а порой и государственными делами. Вот ближе к вечеру, часов в пять, перед тем, как отправиться в ресторан или Охотничий клуб, пообедать… тогда господа проедутся в пролетках по Никольской и, чем черт не шутит, может и велят притормозить, увидев скромную, но солидную вывеску: «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам». Сразу понятно, что под такой вывеской может располагаться только солидная фирма, хозяин которой готов выполнить все пожелания своих солидных, денежных клиентов…
От приятных мыслей старого часовщика Ройзмана отвлек звук, раздавшийся из соседней комнаты. Непонятный какой-то звук, а пожалуй, что и неприятный - острый, короткий писк. Раздражающий, - будто остро наточенным лезвием провели по стеклу - только совсем незнакомый; часовщик затруднился бы сказать, откуда он взялся.
- Яков!
Писк повторился. Часовщик недовольно скривился.
- Яков? Что у тебя там сверещит? А ну иди сюда, бикицер!
- Уже, дядя Натан! Чего изволите?
Племянник возник в дверях и преданно уставился на Ройзмана.
- Почему уже тебя надо звать по семь раз? Где ты там занят ерундой, что не слышишь своего дядю, который кормит твой рот?
Яша едва сдержал улыбку. Старик пол-жизни прожил в Одессе и теперь, в минуты раздражения или сильного волнения, сам того не замечая, переходил на говорок Молдаванки и Больших Фонтанов. На этот раз, судя по обилию нетипичных для Никольской улицы оборотов, дядя разошелся не на шутку. А значит - скоро не уймется. Придется терпеть…..
- Да туточки я, дядя, вот, пришел, как услышал, что зовете!
- Не делай мне нервы, их есть кому испортить! Стой здесь и слушай ушами. Берценмахер с Тверской - ну, который торгует лионским шелком и пуговицами, - сказал давеча, что ты отказался выполнить его поручение насчет какого-то гешефтмахера из Лемберга 18. Тебе что, не интересно, когда просят за таких уважаемых людей? Или ты уже работаешь в канцелярии градоначальника, что занят им помочь?
## 18. Ныне - Львов. В 1886 году был в составе Австро-Венгерской империи. В конце 19-го века город был известен своими криминальными традициями.
- Ну что вы, дядя Натан! Я сделаю все, что просил господин Берценмахер, даже и не заводите себе сомнений! Только вот закончу одно дело - и сразу побегу!
- Дело он закончит! - сварливый старик никак не унимался. - Запомни, Яша: Берценмахер - это не какой-то штымп с привоза! И когда он просит сделать пару незаметных пустяков - таки надо брать ноги в руки и очень быстро бежать! Иди уже, и не делай мне беременную голову!
- Ну шо ви кричите, дядя? Я таки понимаю слов. Все сделаю в лучшем виде, а господин Берценмахер пусть подумает за здоровье - ему еще налоги платить!
И выскочил из лавки, прежде чем опешивший от наглости племеянника Ройзман нашелся с ответом.
И надо же рации было пикнуть именно теперь! Яша уже полчаса пытался освоить хитрое устройство, которое вчера вручил ему Николка. Мальчика увозили на август из Москвы, вот он и решил оставить Якову хитрый приборчик из будущего - чтобы быть в курсе всего происходящего, не покидая Перловку. События назревали весьма и весьма важные, так что предосторожность была отнюдь не лишней - тем более, Ольга пообещала снабдить такими же устройствами и остальных членов их маленькой компании.
Две черные коробочки, покрытые рифленой гуттаперчей, оставили мальчику Семёновы; Николка уже недурно научился пользоваться этими подарками из будущего, а вот Якову пришлось учиться наскоро, да еще и пользуясь, в качестве инструкций довольно-таки сбивчивыми объяснениями гимназиста. В итоге, первый сеанс связи состоялся лишь с третьей попытки - голос Николки еле пробивался сквозь какие-то шорохи и трески, а когда Яков принялся крутить рубчатое колесико, чтобы, как ему было сказано, избавиться от посторонних звуков - чёртово устройство пронзительно запищало, привлекая внимание старого зануды Ройзмана.
Но несмотря мелкие неурядицы, Яков был вполне доволен. Приборчик казался ему - да и был, чего уж там! - настоящим чудом техники. А уж возможность вот так, запросто, беседовать с кем-то кто находится на удалении нескольких верст - и притом без всяких громоздких, шипящих телефонов с их ящиками, проводами и раструбами, ящиков и раструбов! - приводила Яшу в полнейший восторг. Он припоминал, какие еще хитроумные устройства успел показать Николка. Чего стоила, к примеру, коробочка, запечатлевающая любое изображение -и послушно воспроизводящая его на своей задней стенки! Причем - в цвете, а порой и в движении! И как ему пригодился бы это приспособление - особенно теперь, когда предстоит выслеживать проклятого бельгийца. А что, это, кстати, идея!
Яша даже остановился - так понравилась ему эта мысль. Точно - он же теперь выполняет наиважнейшее поручение, которое дали ему Корф, Никонов… да и мадемуазель Ольга в курсе! А она ведь оттуда, из будущего - как раз сейчас Яше надо бежать на Гороховскую и встречать барышню, провожать ее к дому Никонова. Она обещала раздобыть рации для Никонова и Корфа - так может, попросить гостью из будущего подкинуть ему и другие хитрые машинки? Те, что записывают картинки или же звук - Николка о таких упоминал. Он, помнится, говорил, что там, в 21-м веке ими на каждом углу торгуют, как в Москве - баранками. Что стоит барышне постараться - ради общего, важного дела? А уж он, Яков, найдет как распорядиться этими чудесами…
И взбудораженный этой мыслью, Яша кинулся на Гороховскую.
*******************************************
- Помогайте ополченцам! - девица в джинсовых шортиках и экономном топике сунула Дрону листовку. - Все собранные средства пойдут на поддержку наших групп, воюющих сейчас с фашистами! Не хотите помочь справедливому делу… - девушка насмешливо глядела на здоровенного парня, изукрашенного вперемешку кельтскими и псевдо- славянскими татуировками, - … хотя бы деньгами?
Дрон затравленно взглянул на девицу, но листовку взял. Геннадий улыбнулся одними уголками губ, увлекая приятеля в сторону, пока тот чего-нибудь не ляпнул. А девица уже обрабатывала следующего прохожего:- Мы собираем пожертвования на помощь…
Дрон угрюмо помолчал, провожая девицу взглядом, а потом буркнул:
- И занесла меня нелегкая в феврале в эту грёбаную «братскую республику»… сейчас вон, мог бы с камрадами… Половина наших, из страйкбольной команды, еще в июне снялись. Мне прям на звонки отвечать неудобно… делаю вид, что болею…
- А что мешает - ехал бы! - отреагировал Геннадий. Он, разумеется, знал, что Дрону путь в охваченный гражданской войной регион заказан - имена активных участников февральского мятежа не раз и не два засветились в сети 18. И теперь, если несостоявшийся «дикий гусь» рискнет присоединиться к повстанцам (на этот раз - по другую сторону баррикад) - то его ждут неприятности. Хоть он и успел вовремя сделать «побратимам» ручкой, но, все же, мог попасть на карандаш к новому главе контрразведки мятежных республик. А тот, по слухам, был дядя серьезный, с имперским еще прошлым. Дрон прекрасно это понимал, так что отреагировал на предложения Геннадия вполне адекватно:
- Ну, мля, спасибо, друг! Ты чё, хочешь, чтобы меня там прикопали? Они в момент просчитают, где я весной был, и в шпионы запишут - а их в плен, между прочим, даже в бою не берут. Отведут в подвал - и все, суши весла…
##18 Совпадения реальных событий с теми, что описаны в этой книге не случайны, а печальны и закономерны.
- Конспигация, конспигация и еще раз конспигация! - шутовски ломая голос под вождя мирового пролетариата, произнес Геннадий. - Раньше надо было думать, или у тех, кто поумнее спрашивать. А ты меня спросил, когда решил приключений поискать? Опыта он, понимаешь, набирался… -
Геннадий зло сплюнул под ноги, но неожиданно смягчился:
- Ну да ладно, забудь. У нас сейчас и без этих индейских войн забот хватает. Что там у тебя со схемами служебных тоннелей? Достал?
Дрон угрюмо помотал головой.
-Не, только кроки, что ребята от руки делали. Метростроевские чертежи технологических галерей под семью замками; начнешь интересоваться - спалишься в момент, за этим следят так, что не приведи бог. Так что придется наощупь.
- Ну, нет так нет. - неожиданно легко согласился Геннадий. - В общем, я особо и не рассчитывал. Главное, если что - что до портала, задним ходом, всегда сможем добраться, а там уж нас никто не достанет. Лаз, правда, засветим….
- Да, не хотелось бы, - кивнул Дрон. - Тогда, считай, проход накрылся, и придется нам через улицу ходить, под носом у этих ваших….
Дрон только один раз успел побывать в прошлом, и эта вылазка произвела на него глубочайшее впечатление. А когда
Соратники по Бригаде Прямого Действия неспешно следовали от метро «Третьяковская», где, на тридцатипятиградусной жаре, который уже день поджаривались бывшие однопартийцы Геннадия по одной из леворадикальных политических партий, собиравшие у москвичей пожертвования для ополчения. Геннадий еще раз припомнил девчонок и парней, окружавших плавящийся на солнце пластиковый навес, и неожиданно сказал:
- Кстати, а для нас ведь все это может быть очень даже полезно…
- Чем это? - не понял Дрон. Он вообще не отличался резвостью мышления и порой не поспевал за прихотливыми зигзагами мысли предводителя.
- А ты сам подумай. - Гена картинно щелкнул пальцами. Была у него такая привычка - в свое время, еще сопливым восьмиклассником, он подсмотрел этот жест у Фандорина из сериала «Азазель», и с тех пор никак не мог избавиться от этой привычки. - Вот все эти интербригадовцы, добровольцы то есть - ну те, кто едут помогать ополченцам. Ты же говорил, что среди них полно москвичей - страйкбольщиков там, реконструкторов… даже ролевики попадаются?
- Ну да, - подтвердил собеседник. - Полно. Да у них там главный тоже наш, ну, ты знаешь… а что?
- А то, дорогой Дрон, - насмешливо ответил вождь, - что, когда эти мальчики в камуфляже вернутся домой, - разумеется те, кто вернется, - что они будут делать здесь? Доучиваться пойдут? Или снова по лесам с пластиковыми мечами и электрическими автоматами скакать примутся? Нет, брат, шалишь… им теперь другие игры понадобятся…
- Ну да, - не стал спорить Дрон, хотя было видно, что он задет столь пренебрежительный отзыв собеседника о его увлечениях.
- Мне вон, когда я только приехал, ребята позвонили и на открытие сезона вытащили - так поверишь, я день отыграл, а потом только пил. Не вставляет! Скучно. А ведь мя там, честно говоря, фигней занимались - так, биты, камни, коктейли Молотова… а эти - они по настоящему воюют.
- Вот и я о чем, Дрончик. Детям захочется продолжения приключений. Для кого-то может и найдется новая война - но не для всех же? И вот этим, обиженным, мы и предложим Самое Большое Приключение в их жизни!
- Не понял, - удивился Дрон. - Ты что же, собрался этих парней в прошлое тащить? Да мы же и сами только-только….
- Не сразу, друг мой, не сразу, - покачал головой Геннадий. - Всему свое время. Сейчас нам предстоит только создавать базу, организацию. Но вот когда мы ее создадим… они же там, в 19-м веке все идеалисты - что студенты с бомбами, что жандармы. Помнишь нашего лейтенанта?
Дрон согласно хмыкнул головой. Он помнил.
- Вот видишь! А мы на них - этих наших псов войны… ну, ладно, не псов - щенков. - поправился он, предупреждая реплику Дрона. - Да, я сам понимаю, что уметь они будут не так уж и много, но, помнишь, чему нас учит партия? Главное - мотивация и готовность перейти черту. В том мире, - мотнул он головой куда-то вбок, с сторону островерхой церкви, мимо которой они как раз проходили, - эту черту, почитай, никто еще не переходил. Тем более сейчас… не зря их царя называют Александром Миротворцем! А у нас - считай, каждый второй. А ребята, что оттуда вернуться - так все уже так далеко зашли за эту черту, что наши уважаемые предки их догонят году так к 15-му, никак не раньше. Раньше их миру просто настолько не оскотинится, да... И приведем туда этих парней мы с тобой, Дроша. Для того, чтобы они делали то, что МЫ им скажем. Осознал теперь?
- А то! - Дрону явно нравилась такая перспектива. - Они там всех на британский флаг… Только отбирать надо осторожнее, а не кого попало. Сам знаешь, из тех кто сейчас ТАМ - много повернутых на всякой лабудени вроде офицерства, России, белой гвардии, поручиков там со штабс-капитанами… нам оно надо?
- Не надо. - согласился Гена. - Ох уж эти золотые погоны, хруст французской булки... Он по мальчишески поддал кроссовкой попавшуюся под ноги банку из кока-колы; та, дребезжа, откатилась по тротуару. Толстая тетка в попотевшем сарафане, что шла мимо, неодобрительно покосилась на Геную. Тот ответил виноватой улыбкой и продолжил:
- Вот ты, Дрончик, и займешься отбором - когда придет время. А пока - давай-ка вернемся к нашим баранам. С чем мы пойдем в подземелье, продумал? Лезть, понятное дело, придется в 19-м веке, а это несколько облегчает нам задачу. И да, вот еще что, тут Ольга просила для этого, еврейчика, Яши, подобрать кое-какою мелочевку… - И Геннадий сунул Дрону бумажку и несколько пятитысячных купюр. -
Ничего серьезного - фотик, микрокамера, диктофон. Закупишь? А то у меня времени нет - от слова «нет ваще».
- Да не вопрос, - кивнул Дрон, изучая список. - Так… … микрокамера… диктофоны… ультрафиолетовая лампа… Он что там, слежку устраивать собрался за кем-то?
- Угадал. - подтвердил Геннадий. - Этот Яков - Это своего рода юное дарование, будущий сыщик Путилин 19 и майор Пронин 20 в одном лице. Он сейчас делает одно полезное для нас дело, так что поможем юноше.
- Ну, как скажешь, партайгеноссе - согласился Дрон. - Надо-так надо, закуплюсь. Только вот что: не порали изъять этот шарик, - ну, который портал открывает - у красотки Оли? Что-то она больнл борзая стала в последнее время. Не кинула бы нас вместе с нашими планами… Хватит ей с этим морячком одной на двоих, пускай договариваются.
- А вот тут, друг мой Дрон… - медленно произнес Геннадий - ты совершенно прав….
##19 Пути́лин Ива́н - первый глава сыскной полиции Санкт-Петербурга.Герой дореволюционных детективов и современного телесериала.
##20 Майо́р Про́нин — персонаж из детективов Льва Овалова и советских анекдотов. Собирательный образ советского милиционера-чекиста, который выходит невредимым из любой переделки.