- Что ж, господа, похоже эти мизерабли больше ничего не знают….
Барон стоял посреди комнаты, хмуро поглядывая на связанных хитровцев. Пленники косились на Корфа затравленно - они явно боялись его куда больше чем остальных, присутствующих в комнате.
Отставной кавалерист велел связать пленных «козлом» - прием, подсмотренный им в свое время у австро-венгерских коллег. Но барон ввел в этот прием некое усовершенствование - незадачливым душегубам не просто спутали ремнями руки, пропустив их под коленями связанных ног - так, что они могли только сидеть, скорчившись в три погибели - но и привязали спинами друг к другу. Сделано это было воситину с иезуитским коварством - когда одного из пленников допрашивали, второй не мог его видеть, зато прекрасно слышал, и спиной, лопатками, ощущал, как тот содрогается от ужаса. А содрогаться было с чего - в руках барон вертел гуттаперчевую дубинку самого зловещего вида; впадая в ярость по случаю недостаточной откровености собеседника, он с размаху обрушивал сей пугающий инструмент на спинку венского кресла, стоящего рядом со связанными хитровцами. Для несчастного предмета мебели гнев барона кончился печально - резная, красного дерева, спинка не выдержала ударов, и теперь, разломанная в щепки наглядно демонстрировала хитровцам, что будет с их ребрами, вздумай они и дальше упираться.
Никонов стоял в стороне, безучастный к происходящему - он-то знал, что, несмотря на все крики и грозные посулы, Корф сохраняет спокойствие и отнюдь не расположен к душегубству; во всяком случае, не в отношении связанных пленников. Другое дело, если бы их развязали… но так далеко мстительность барона не распространялась.
Сами хитровцы ни на секунду не помышляли о том, чтобы сопротивляться и вообще хоть чем-то перечить барону. Тяжесть его кулаков они уже успели испытать на себе - один из хитровцев до сих пор хлюпал разбитым носом, а второй вссе облищывал рассеченные в кровь губы. Впрочем, телесный ущерб был нанесен бедолагам отнюдь не во время допроса, а во время скоротечной схватки, закончившейся их безоговорочным поражением и пленением….
Засада была организована по всем правилам военной науки. Стоило Яше с Николкой зайти в подворотню, где оставил своих подручных давешний студент, как мпальчики тут же увидели ван Страйкеровских громил, ошивающихся посреди двора. И не только их - рядом имела место некая невзрачная личность в студенческой фуражке. Разглядеть получше мальчики не успели - громилы немедленно кинулись за ними, так что пришлось убегать со всех ног. Правда - недалеко; выскочив из подворотни, мальчики метнулись в палисадник и свернули за угол - и громилы, опрометчиво последовавшие за ними, выскочили прямо на изготовившихся к бою Корфа и Никонова.
Дальнейшее было, что называется, делом техники. Когда запыхавшиеся от бега хитровцы буквально нос к носу, столкнулись с офицерами, то попытались поначалу оказать сопротивление; барон несколькими хлесткими ударами опрокинул первого на землю, а воторой и сам замер, нелепо раскорячиашись, не отрывая взгляда от черного глазка никоновкого «бульдога».
Стянув плеников заранее припасенными ремнями, Никонов оставил Яшу стеречь их (молодой человек немедленно щелкнул курком подаренного бароном револьвера); сам же, вместе с Корфом и Николкой отправился к дому Овчинниковых - надо было еще перехватить подозрительного студента со «шляпной картонкой».
Увы, их ждало разочарование - студента там не оказалось. Исчез и другой - тот, что был вместе с захваченными громилами. Так что, здраво поразмыслив, Корф велел грузить связанных громил в экипаж и ехать на Воробьевы Горы, где барон снимал флигель - возле Андреевского монастыря, за Мамоновой дачей , на самой верхотуре.
Экипажем (барон нарочно не стал брать извозчика, а приготовил просторную, закрытую повозку) правил Порфирьич - старый денщик барона, состоявший при нем еще со времен учебы в Пажеском корпусе. Невысокий, коренастый, седоусый, он так встряхнул татей, извлекая их из экипажа, что у тех зубы клацнули. Никакого недоумения в глазах старика Николка не заметил - барон, определенно, умел подбирать себе слуг.
Допрашивали пленных громил в людской, на первом этаже. Надежно увязав плеников, Корф приступил сперва к угрозам, посулив сдать уличенных злодеев в участок. Когда это не подействовало, в беседу вступил Никонов, предложивший пленикам по десяти рублей золотом - и пусть валят на все четыре стороны. После того, как и он не добился успеха, Корф решительно отослал из комнатыНИколку и Ольгу )Якову было дозволено остаться) и приступил, собственно, к допросу. Мальчик, конечно - далеко не ушел - прилип к двери, вздрашивая при звкаха ударов и треске, доносившихся из людской. Пару раз он беспомощно оглядывался на Ольгу, но та сидела с независимым видом у окна и делала вид, что происходящее ее не касается.
Примерно через четверть часа Никонов позвал их обратно в комнату. Николка зашел, робея - он ожидал увидеть жестоко избитых пленников и стены, забрызганные кровью. А более всего он боялся даже не этого - не хотел видеть лейтенанта или симпатичного барона в роли хладнокровных плачей-истязателей. К удивлению мальчика, громилы были целехоньки - если не считать пары ссадин, полученных во время задержания.
Барон кивнул новоприбывшим на приткнувшееся у стены канапе , и сделал знак связанным громилам. Ольга присела рядом с Николкой и мальчик, покосившись, увидел, как девушка нашаривает крошечную черную коробочку, спрятанную зачем-то под кружевной манжетой вышитой блузки…
Пленники рассказали немало интересного. Оба они принадлежали к среднего пошиба воровской шайке; около месяца назад их разыскал на Хитровке нанял какой-то немец. Услуги басурману требовались необременительные - стеречь поочередно какого-то человечка, упрятанного в дом скорби , да время от времени мотаться с помощниками немца по городу. Самого нанимателя хитровцы видели всего раз - предварительные разговоры вел некий Иван, а сам немец появился лишь пару дней назад, когда, как выразился хитровец, «ентот барчук нам чуть глаза щелоком не выжег». Николка, поняв, что говорят о нем, немедленно возгордился.
Барон расспросил - а не упоминал ли наниматель о мокрых делах? Громила с готовностью подтвердил - да, была речь и о том, что придется подколть ножичком кого-то, но до крови, слава Богу, дело так и не дошло. Никонова же заинтересовали личности помощников - оказалось, что от немца всякий раз приходил некий «студент», называл условленное слово и говорил, что делать. Студент этот, личность темная, носил с собой ревОльвер, и, по словам Ивана, делал бомбы. Одну из таких он как раз сегодня и имел при себе, а зачем - громила не знал.
Услышав о бомбе, Николка враз покрылся холодным потом - ведь неизвестный студент направлялся к их дому! До мальчика вдруг дошло, насколько рискованным оказалось дело, в которое его угораздило ввязаться. Ну, ладно, он - а дядя с тетей? А вредина-Маринка? Николку так и подмывало выскочить по какому-нибудь предлогу из людской и опрометью, через всю Москву, мчаться на Гороховскую…
Однако ж, он никуда он не побежал - и теперь внимательно слушал, как взрослые (к ним мальчик относил и Яшу, который, казалось, нимало не был испуган или озадачен происходящим) обсуждают результаты допроса. Связанные громилы маялись в людской; из стерег Порфирьич, вооруженный устрашающих размеров безменом .
- Это все, конечно, крайне любопытно, господа, - взяла слово Ольга. - Но я чего-то не понимаю. Какой-то немец… Иван… кажется, вы, Яков, говорили бельгийце? И что это за Иван загадочный? Их сообщник?
Яша усмехнулся с видом явного превосходства.
- Главный он у них, барышя. «Иван» - на языке деловых означает «главарь», «вожак». Атаман, одним словом. Он и договорился с немцем - ну, то есть с ван Стрейкером, для простого народа любой иностранец - немец, если он не турок, конечно. Ну а эти - вроде как валеты, не на посылках бегают…
- Валеты? - переспросила Ольга. - Это что значит?
- Что-что! В хевре - ну, в банде по вашему, - блатные по мастям различаются. «Иван», или «бугор» - «король» или даже «туз» - если он в большом уважении у других банд. «Шестерка» - карта, сами понимаете, самая мелочная, мусорная. Которые в шестерках в хевре ходят - те только на посылках, да на атасе . А которые валетах - те дяди серьезные, либо марвихеры либо мокрушники, но, непременно чтоб калёные .
- Ну ты, брат Яков, все объяснил барышне! - рассмеялся Никонов. - Думаешь, она хоть слово поняла?
Ольша же, поджав губы, поглядела на лейтенанта с вызовом и, чуть помедлив, ответила Яше:
- Ладно, не надо мне тут рОманы заливать, я тебе не из фраеров ушастых или лохов позорных, на музыке тоже играю...
И с удовольствием увидела, как отвисли челюсти у юного сыщика и лейтенанта. Николка лишь хихикнул про себя - успев привыкнуть к невообразимым словесным оборотам Вани, он не особенно-то и удивился загадочной речевой конструкции, сочиненной гостьей из будущего…
Барон, расхохотался:
- Ну вы, друзья, один другого стоите. Ладно, Яша - винницкое воспитание сказывается, - но вы-то барыня… стыдно! И где только таким словам учат?
Ольга собралась , было, ответить какой-то резкостью, но Корф махнул рукой:
- Ладно, вы тут беседуйте пока, а я пойду, развяжу этих татей - а то, неровён час, так затекут, что без ног-рук останутся.
Но не успел барон растворить дверь в людскую, как комнату наполнил звон разлетающегося стекла и отчаянный вопль Никонова: «Ложись!»
И последнее, что успел увидеть Николка, прежде чем какая-то страшная сила швырнула его в противоположную стенку - это барон, в длинном, кошачьем прыжке сбивающий с ног не успевшую ничего понять Ольгу….