Порыв несильного весеннего ветра подхватил штору, надул её пузырем, потащил из окна и, наигравшись, опустил вновь на обгоревший подоконник. Сквозь разбитые оконные стекла виднелось низкое серое небо, по которому неслись серые тучи вперемешку с дымом. Горело где-то  рядом, за углом, в районе исполкома. Вдалеке, пока ещё вдалеке, трещали пулеметные очереди и хлопали частые выстрелы АКМов, прерываемые буханьем гаубиц и танковых пушек.
По противоположному тротуару быстрыми шагами, почти срываясь на бег, спешили две женщины.  У той, что помоложе, на одной руке сидел малыш,  обеими ручками вцепившийся в куртку матери. Тяжелые полосатые сумки оттягивали беглянкам руки. Пропитанные потом волосы спутались и сбились в неряшливые пряди, одежда топорщилась в разные стороны, но они не смели потратить несколько драгоценных мгновений на свой облик, торопясь к какому-то убежищу.
Ветерок снова взялся играть со шторой: то надувая её пузырем и почти выдергивая наружу, то бросал почти горизонтально через всю комнату. Сквозняк приносил запах осени, всё больше пропитывающей землю влаги и мокрых листьев. Там, за разбитыми окнами, начиналась ранняя осень. Сквозь эти мирные ароматы слоями пробивалась стойкий пропитывающий всю округу аромат гари, сгоревшего пороха и выворачивающая наизнанку вонь тлена неубранных трупов.
Воздух в комнате добавлял в букет свои нотки: оружейной смазки, ароматизаторов сухпаев, нестиранной одежды и кожи новых берцев.
Непонятно на каких крохах питания работающий приемник, доносил ровный бубнёж очередного «эксперта». В шелухе слов не было информации, но было много берущих за душу слов о величии нации, скором окончании войны и необходимости отпора ордам российских наемников, рвущимся поработить свободолюбивый «козацкий род».
Это про них, «поработителей», «ватников» и «колорадов» вещает бархатный баритон из Киева. Вот только извращенная логика бандерлога не замечает, что это они пришли на чужую для них землю шахтерского края, это орды укропов привели в выгоревшую зелень степных городов и поселков горняков орды буржуйских наемников со всего мира.
– Кибальчишшш! – ожила висящая на левом плече обвески рация.
– На приеме.
– Как у вас?
– Тихо.
– У нас жарко. Могут смять. Если, что ты за старшего. Береги ребят и себя. И да поможет нам Бог!
Последние слова звучали уже на фоне стакатто длинной очереди «Утеса».
  Когда-то давно бывший Андрюхой Рубцовым, школьником-десятикласником, а теперь старший группы ПТО «Кибальчиш» сжал скулы, вцепившись побелевшими пальцами в рукоять «Шершня».
Брат, любимый брат Мишка, нашел секунды в бою, чтобы подбодрить «мелкого».
  И словно подтверждая братнино «жарко» где-то там, на основных позициях ополченцев встали огромными, достающими до небес безумно хохочущими джинами султаны разрывов залпа «Ураганов».
  От далекой, ослабленной расстоянием ударной волны дом, где на первом этаже укрывались противотанкисты, покачнулся. Из рам высыпались слабо держащиеся осколки стекла, из стыков плит посыпалась штукатурка.
  – Ничего себе! Наверно пакета три высыпали! – в дверях за спиной возник Серега-«Ватник».
  Кибальчиш хотел ругнуться на приятеля, оставившего пост наблюдателя на третьем этаже, но его внимание перехватил свист пары «сушек» заходящих над крышами развалин некогда тихого и сонного городка горняков.
– Сссуки! Твари! Пидарасы! – мальчишки в едином порыве кричали самые сильные и злые ругательства, которые только знали, словно этим могли помочь старшим братьям, обороняющим позиции на окраине Ириновки.
– Эх, им бы сейчас пару ПЗРК! Обнаглели фашисты! На сверхмалых    по-наглому заходят!
За несколько секунд, понадобившимся бойцам, чтобы подбежать к окну и выглянуть, штурмовики сбросили свой смертоносный груз и с набором высоты уходили в хмурое небо.
В районе позиций набухло белесое облако, вдруг как в американском кино, всё внезапно вспыхнувшее нестерпимым даже на взгляд желтым с черными прожилками пламенем.
– Это что за хрень! – в широко открытых от изумления глазах Сереги ещё бился вопрос, когда новая ударная волна, словно океанская зыбь, прошла сквозь стены дома, заставив стены подниматься и опускаться вразнобой. Воздух заволокло мутью мела, штукатурки, пыли. Затрещали стены и перекрытия, по ним зазмеились трещины. Правая стена целым блоком осыпалась на улицу….
– Оружие! Ё! Ходу! Сча всё рухнет! – Кибальчиш сцепил «шмеля», автомат и в бешеном ритме выскочил на лестничный пролет и скачками несся за Ватником на спасительную улицу.
В это мгновение по уютно бурчащему приемнику, ударил кусок кирпича, что-то закоротил и треск рушащегося дома перекрыло:
– «Слава Украине!».   
  Вместе с ними, выскочили из соседних подъездов, окон первого этажа ещё несколько пацанов.
Спустя несколько секунд угол пятиэтажки обрушился.
Сбитое диким бегом и прыжками дыхание не позволяло обмениваться рвущимися наружу эмоциями, но чувства переполняли людей. Они отплёвывались, перхали, кашляли, умудряясь при этом обмениваться жестами и отдельными звуками.

Отредактировано Грустный русофил (21-07-2014 14:18:19)