Большое спасибо!
Посылаю пост третий раз- глючит -с.

А с декабря началась другая волна работы. Военнопленные из Крыма не появились, зато стали прибывать заложники.
Откуда они брались у нас? А попадали они по двум основным поводам. Повод первый: давление на повстанцев, сидящих по лесам, и повод второй: давление на не выполнявших продразверстку. В других местах и раньше заложников брали, чтоб обеспечить выплату буржуазией контрибуции. Слышал я и про взятие заложников, чтоб белые не казнили взятых в плен ими красных, а не то заложников постигнет скорый и печальный конец. Но это было не у нас и не в то время.
К сожалению, далеко не всегда можно было рассортировать- кто   заложник по какой именно причине. Приходит в лагерь испуганный крестьянин лет тридцати с лишним со странной фамилией Такового-Зять. Я, как эту фамилию увидел, подумал, что это писаря накуролесили. Арестовали какого-то человека и его зятя, в бумаге написали: Имярек и такового зять по имени Дмитрий, а непроспавшийся писарь и сделал из неграмотной надписи фамилию человеку. Это вполне возможно, как исторически, отчего появились поручик Киже и Без-Корнилович, так и фактически. Я уже слышал про фокусы здешних писарей, которые одного родного брата записали под фамилией Лысенко, а другого под фамилией Кузнецов. Хороший был в селе самогон, и подносили, не скупясь.
Но тут, как выяснилось, Дмитрий Такового –Зять именно такую фамилию носил. То есть писаря покуролесили значительно раньше, чем сейчас. Взят в заложники по распоряжению местного волостного комитета. А вот из-за чего - это я из сопровождающей бумаги не понял. Сам же заложник ничего пояснить не мог, отговариваясь, что ничего не знает и ни в чем не замешан. Так я от него ничего не выяснил, и на том расспросы прекратил, не желая вводить человека в изумление. Слово это я в старом смысле употребил, когда оно означало, что человек от переживаний из ума вышел, а не в теперешнем смысле, когда удивятся чему-то необычному.
Забежав вперед, скажу, что сидел Дмитрий в лагере до лета, пока его не освободили, работал честно, куда пошлют, но про то, за что заложником стал рассказать ничего не смог. Должно быть, все-таки он и сам этого не знал. Не исключу, что произошло с волостным комитетом то же самое.что и с писарями, которые Лысенко Кузнецовым записали.
Что касается заложников для устрашения бандитов, то, наверное, с этим было не так, как кажется.
Приходили в исполком. ГубЧК, военкомат сводки о бандитизме в губернии, с частью из которых я знакомился, а про некоторые мне говорили.
Вот, как-то читаю такую сводку (она была не в декабре, а чуть попозже, в феврале двадцать первого):

«По агентурным данным, общая численность банд около 2000 человек. Наиболее известные главари –Хмара, Ильченко, Водяный, Кибец, Кириченко, Загородний. Район действия их 6 волостей уезда.»
В мае приходила сводка их Харькова про обстановку в республике:
«8-й повстанческий район 2-й группы. Южные уезды (Чигирин — Холодный Яр — Звенигородка — Корсунь). Около 4,5 тысяч.

Отряды Холодного Яра 700 — самостийная
Я. Водяной
Голик (Зализняк) 300
Гонта
Мамай 100
Фесенко 100
Туз 200
Орлик 100
Нагорный 500
Цветковский 200
Тройко-Трейко 100
Богатыренко 200 (5)
Завгородний 200
Пшеничный 100
Грызло 300
Терещенко 300
Бондаренко 100
Прыщ 100
Сорока 50
Братовец 50
Непытайко 50
Завзятный 50
Жук 100
Лещенко 80
Ващенко 200 (10)
Чехович, Зеленчук, Матвиенко, Кравченко, Пугач, Музыка, Темный общ. — 400».
А вот такая сводку по губернии давалась в будущем мае.
«В Черкасском уезде около 200 человек под командою атамана Дзыгаря, периодически появляются банды из Холодного яра.
Знаменский уезд- приблизительно 800 человек с двумя пулеметами на тачанках.
Чигиринский уезд- 90 под командою Хмары.
Золотоношский уезд- 12 человек.
Хорольский уезд - активных банд нет, есть только группки в 2-3 человека, промышляющих грабежами.»
На третье июня 1921 года обстановка была следующей:
«Черкасский уезд- 2 банды от 30 до 300 человек в Будянском лесу.
Александрийский уезд - до 200 бандитов, большею частью конных.
Чигиринский уезд - банды под руководством Хмары, Деркача, Загороднего, Терещенко- общим числом в 500 конных и 200 пеших.
В лесах между Знаменкой и Холодным яром до пяти тысяч бандитов.
Обстановка в Кременчугском. Хорольском, Золотоношском уезде в сводке охарактеризована как наличие только отдельных бандитов, сбивающихся в группки в 2-3-5 человек и занимающихся грабежами.»
Всего в губернии было шесть уездов, три на этом берегу Днепра, три на том. Так что в левобережных уездах было тихо, а стрельба гремела на правом берегу.
Разумеется, сотни и тысячи бандитов в лесах-это разведданные, слегка напоминающие гадание на кофейной гуще. То есть рисунок есть, а истолкование …зависит от фантазии.
Информаторы в ЧК доносят, что в селе Трилесы есть десять активных бандитов, которые действуют, и еще столько-то селян призывного возраста и не сильно лояльных советской власти. Так что это предположительные цифры, потому как не ходили эти сотни и тысячи по губернии одновременно. Да, кто-то из этих потенциальных бандитов периодически ходил вместе с активными бандитами пограбить. Но не все. Ибо даже недовольство продразверсткой не всех недовольных погонит в банду, а те, кто и готов повоевать,-у них тоже свои желания. Поэтому с каким-нибудь атаманов Дзыгарем он бы и пошел, но Дзыгарь в их волость не заходит. Зато заходит атаман Кривопуп, с которым недовольный в контрах, ибо еще в парубках они друг друга не переваривали. Посему между этими сводками и реальностью-дистанции огромного размера. Но, правда, если сюда явится петлюровская армия в полной силе, то очень многие могут к ней и пристроиться. Кому Винниченко с Петлюрой нравится, кому страшно, что когда-то от петлюровцев дезертировал, так что надо сегодня проявить лояльность. А кто просто против всех.
Когда был гетман Скоропадский, то он был за Петлюру, когда стал Петлюра, он тоже был против, когда пришли красные-ему они тоже поперек горла…

Так вот, лагерь, в котором я служил, увы, стал в изрядной мере местом для содержания заложников.
В феврале их стало 137, в октябре 30, в ноябре 33.Поскольку за весь двадцать первый год число арестантов не было выше, чем 167 человек, одномоментно, то становится понятно, каков был удельный вес заложников. Конечно, были и еще кампании, вроде борьбы с безбилетными пассажирами, но о них следует рассказать попозже.
А пока случилось вот что: третьего декабря к нам привезли целую толпу народа. Аж двадцать семь человек! Поскольку тогда было всего пятьдесят пять старожилов, вообразите себе, какой содом начался! Их надо записать, оформить документы, осмотреть, не больные ли, а больных начать лечить, накормить… Пришлось поставить задачу –всем оставаться на службе, пока люди не приняты.  Для ускорения приема мобилизовали всех грамотных арестантов, и они сидели с вновь поступившими, помогая им заполнять анкеты. Заполнять их не сложно, но долго и требуется усидчивость. Убедившись, что все идет в нужном русле, я проглядел сопроводительные документы.
А там творился сплошной разврат. По -другому это не назовешь. Прилагаются огрызки какой-то бумаги вроде оберточной (ну, это ладно), на которых совершенно неразборчивым почерком что-то накарябано. С трудом можно понять, что здесь упоминаются чьи-то фамилия, имя и отчество. Углового штампа нет, под неразборчивым текстом еще нечто неразборчивое. Не то должность, не то название организации. К оному «документу» приложена «печать». Что за печать –из созерцания ее отпечатка не понять.
Напуганные крестьяне тоже не могли пояснить, почему их арестовали и приговорили к заключению.
Ведь заложники содержатся «до особого распоряжения», то есть теоретически могут и до завтра, а могут и подольше. Их собрали, привели во двор волисполкома, вышел кто-то во к ним, прочитал им то, чего они кто недослышал, кто просто не понял, дальше - стволом в спину и вперед на станцию. И тряслись они на платформе до губернского города, хорошо еще, что ни дождя, ни снега, ни сильного ветра по пути не было.
До особого распоряжения…До завтра, до послезавтра, а, может, и до греческих календ….
Надел маузер, в папку вложил пару этих, с позволения сказать, «предписаний» и отбыл в губисполком. Сначала довел до нужной кондиции Болотова, а потом мы вдвоем подогрели до белого каления предгубисполкома Грановского. 
Грановский долго выражался в адрес остолопов, засевших в низовых организациях, а потом распорядился срочно предоставить ему список этих вот жертв произвола, а он максимально быстро вынесет по ним решения. Сначала по жертвам, потом по скорбноголовым волостным начальникам.
Я позвонил из его приемной в лагерь и приказал немедленно начать составление списка сегодняшних арестантов из Петровенской волости, чтоб к моему приходу он был готов, и пошел в лагерь. С реки дул неприятный, пронизывающий ветер, дворники были рады тому, что нынче не старый режим, оттого скалывать лед не надо, потому я регулярно поскальзывался. Но до лагеря дошел и не грохнулся.
Список, конечно, еще не был готов, ибо оформление всех еще не закончилось, но шестнадцать фамилий в нем уже было. Собственно, я на его полную готовность не рассчитывал, но надо было обозначить, что от подчиненных требуется и в какую очередь.
Так что еще сегодня список мы отправили Грановскому и приступили к текущим делам.
Грановский сработал быстро. Уже на следующее утро из исполкома принесли бумагу,что коллегия губисполкома, рассмотрев отношение коменданта концентрационного лагеря товарища Готлиба, поддержанное подотделом исправительных работ в лице товарища Болотова, постановила, что  заключенные лагеря, направленные такой-то волостью, согласно прилагаемому списку, подлежат немедленному освобождению. Далее имелся еще пункт о излиянии гнева на голову ответственных товарищей, но я уже не читал его.
Тут же делопроизводитель стал делать копии, а я распорядился созвать вчерашних арестантов. На внешние работы никого из них я распорядился, чтобы тех, на кого работы хватит, использовали только в лагере. Так что они дрова для кухни и отопления кололи и двор подметали.
Когда народ собрался, я выступил с краткой речью и сказал, что народная власть может не только карать. Она и должна разобраться, кто виноват, а кто нет, и невиновных под замком не держать. Оттого по моему представлению губернский исполком счел нужным их всех освободить с сегодняшнего дня. Поэтому, кто хочет, может отправляться домой сейчас, как получит из кладовой изъятые у него вещи, а кто не спешит, то может отправиться домой после обеда.
Тяжело видеть, как взрослые мужики плачут, поэтому я быстро покинул двор и распорядился, чтоб ко мне никого не пускали, а две копии бумаги об освобождении отдали людям, чтобы их не сочли бежавшими.
Почему я спрятался? Мне подумалось, что сейчас ко мне явятся и будут в ноги кланяться. Вот не захотел я всего этого.
Одетта и Айзенберг говорили, что человек двадцать меня спращивали, но им ответили, как я велел, что уехал и сегодня не буду.
До обеда никто не остался, так что сегодня арестантам была внеплановая добавка.

Отредактировано AD (07-01-2015 18:59:06)

К сожалению, декабрь стал месяцем первой смерти в лагере. Умер Мунко Михаил Яковлевич, 58 лет, живший на хуторе Мунки Кобеляцкой волости.
Чуть позже умер Иван Бокий. Это и были все смерти в лагере, пока я был в нем комендантом.
Два умерших из трехсот – четырехсот арестантов.
Могло ли их быть больше? Конечно, все предпосылки к этому были. Война и тиф. Поступали в лагерь и грязные, и завшивленные. А каждая вошь могла принести страшную заразу-сыпной или возвратный тиф. Эти болезни гуляли по всей территории бывшей империи и находили своих жертв. От тифа едва не перемерла вся Галицкая армия, полностью потерявшая боеспособность и вынужденная сдаться на милость победителей. Еще бы! Больные галичане отчего-то боялись госпиталей и искали уединения. Забивались в подвалы вокзалов и тому подобные места и тихо мерли там. В каком-то таком месте извлекли больше полутысячи трупов. Когда мне про это рассказывали товарищи, я удивлялся. Приходилось, конечно, слышать рассказы из седой древности, что некогда у нас считали, что сами врачи эпидемии разносят, но это было еще в прошлом веке! А в этом никто не уклонялся от госпиталей, если серьезно болел или ранен был. Когда ранение воспринималось как царапина или болезнь не сильно мешала-тогда да, могли и в строю остаться А тут эдакая боязнь госпиталей.
Или, может, они насмотрелись на австрийские госпиталя и решили, что лучше уж было тихо помереть в уголочке?
Да, эпидемий хватало и у нас. Начальник артсклада Иван Горев тоже умер от тифа под новый год. Да и других заболевших хватало.
Весной Предгубисполкома Грановский издал такое распоряжение о уборке города.
И начиналось оно: "Улицы и дворы города представляют собой помойную яму, на тротуарах и дорогах горы замерзшего мусора. В то же время как эпидемии косят людей вокруг десятками..."   Так прямо и было напечатано в номере газеты «Городские Известия» в марте. Кажется, пятнадцатого числа это было. А дальше требуется –в пятидневный срок уничтожить антисанитарию. Тем, кто много мусорит, но мало убирает- полагался концлагерь. То есть в мои добрые руки. У Грановского на это право было, так как Постановление ЦИК разрешало губернским властям приговаривать к отсидке в лагере. Надолго? Ну, все в руках Грановского.
Да, моим лагерем грозили еще не раз разным нерадивым труженикам. На артскладе издали приказ про саботажников, что не выполняют срочный приказ про отгрузку 50 вагоноа пороха пороха. Вот им новый начальник артсклада Николай Рагоза и пригрозил отсидкой в лагере, как нежелающим работать для Советской власти. Этот приказ я лично видел. Доходил слушок, что начальник губмилиции как-то такой же приказ на страх своим нерадивым милиционерам издал: или работать будете милиционерами, но хорошо или будете работать в концлагере. И тоже хорошо, но за меньшее жалование.
Должен сказать, что я ждал наплыва арестантов, прочитав этот номер газеты, но не дождался. Нерадивых милиционеров или пиротехников ко мне тоже не прислали.
Вот что значит правильно пригрозить.
Но тут должен сказать, что саботажники-пиротехники могли ко мне не попасть. Склад-то подчинялся сначала Харьковскому округу, а потом Киевскому. Поэтому нерадивого могли направить в окружной трибунал, а тогда отсидка пиротехнику полагалась не в Кременчуге. Почему я так думаю? Потому что знаю про один случай у них на складе. Был там такой Начальник ремонтной мастерской по фамилии Дейнеко, который удивлял подчиненных тем, что долго не забирал полагающийся ему паек. Удивлял, заставляя думать,а почему это человек в голодный год от пайка отказывается ? А потом вскрыли комнату,,которая обычно запертая стояла. и обнаружили там инструменты, которым там не положено храниться. А попозже ,при помощи Особого отдела, и часть инструментов обнаружилась у него дома. А ведь он заявлял, что этих инструментов давно нет, ибо утрачены, работы без них производиться не могут, и оттого не делаются. Потому что инструменты он украл с работы и дома держит, чтоб продать налево. Потому и паек ему не очень нужен был. Может, он не только инструментами торговал, но и боеприпасами, но тут фантазировать не буду, слышал только про дефицитный инструмент.
Какой-точно не скажу. Наверное, специальный пиротехнический, но если даже это напильники- у него бы их с руками оторвали кустари. А подробнее расспросить его я не мог-судили его в Харькове и ко мне он не попал.
Да, больных много было. Только за первые два месяца в книге учета обратившихся в медицинский пункт лагеря появилось 125 записей. Поскольку про некоторых записывали не один раз, то оказалось, что было больных 74 человека. Правда, больными были не все, а только часть, поскольку доктор наш записывал и так «здоров», «здоров, но нуждается в легком труде». У некоторых болели зубы (наверное, так переводится слово «кариес»)-те ходили к зубному врачу в ближайшую амбулаторию.  Человек десять лечились в лагере, доктор выписывал рецепты, а лагерь оплачивал микстуры и порошки по ним. Тяжело больные отправлялись в городскую больницу, что соседствовала с артиллерийским складом. Когда в двадцать первом году началась в городе эпидемия тифа, докатившаяся и до нас, в инфекционные бараки больницы и отправлялись наши больные. Когда они выздоравливали, нам из больницы звонили, что пора забирать-ваш подопечный выздоровел. И мы забирали. Дальше наш доктор решал, годен ли он сразу к работе или надо дать несколько дней на восстановление сил. За год в губернии было тысяч пять случаев тифа, хватало и кишечных инфекций, оспа тоже была...
Но не стал наш лагерь похожим на Талергоф у австрийцев, где заключенные там мерли десятками от болезней и голода. У нас умерли двое, в Черкасском лагере, который носил номер два- четверо. Питались наши арестанты не ахти как ,но не голодали. А от инфекций берегли противоэпидемические мероприятия и наши медики. Доктор  Ракитин Валентин Андреевич, фельдшера Дашевский Хаим Гершович и  Густов Александр Васильевич, санитарки Коваленко Надежда Васильевна и Густов Пелагея Николаевна.
СЕРГЕЙ МАЛЕНКОВ.
Работа в лагере шла кропотливая, но без авралов и гонки, проверяющие из Губюста приходили, но ничего особенного не нашли. А раз пока тихо, можно не только бумаги заполнять, но и нам пообщаться о многом интересном. Общение внутри шло по типу симплексной связи, то есть пока кто-то что-то рассказывал, то второй мирно ждал, пока первый не закончит. До того, как ни пытайся-не вклинишься. Тем я и воспользовался и заболтал тезку до того, что он решился поставить на уши начальство сразу же, а не писать и ждать, когда-кто-то на бумагу про заложников отреагирует.
Похода на стрельбище я удостоился и всласть настрелялся. Конечно, сравнивать с моими успехами в стрельбе из «макарова» было нельзя-здесь я ведь не сам пистолет держал. Но моральное удовольствие было огромным.

Отредактировано AD (25-01-2015 20:07:14)