Инри будут абордажники. Те самые, в "летягах". И - да, отменная мысль. Вот, доводя до абсурда - инрийский "бронежилет" есть моллюск-симбионт с односторонней хитиновой створкой и псевдоподиями - экзомышцами, играющий роль ещё и медпака .

Это уж будьте благонадёжны. "Это магия, сынок!"

«…Около 1.45 прошли над берегом у Гарвича*, где встретили разорванные облака. Многочисленные прожекторы безуспешно пытались нащупать наш корабль. С земли велся слабый обстрел, в воздухе не было никаких самолетов. Из-за  одновременной остановки трех моторов продолжать полет к Лондону стало невозможно, так как корабль начал терять высоту. Сбросили 2000 кг бомб над Гарвичем. Вскоре после атаки остановились все моторы. Корабль в течение 45 минут висел над территорией противника наподобие аэростата и снизился с высоты 5700 м до 3900 м . До 10.00 шли с одним мотором, а после 10.00 — иногда с двумя, а временами и с тремя моторами. Благополучно приземлились в Нордхольце**. В 19.20 на обратном пути попали под очень сильный град. Молния ударила в переднюю часть корабля и пробежала поверху, не причинив вреда».

  Капитан кайзеровского цеппелина L-32 Людвиг фон Зеерс перевернул несколько страниц бортового журнала и поежился. Холодно… в гондолах воздушных кораблей всегда холодно, не помогает громоздкая меховая одежда - пронзительные сквозняки пробирают до костей. Сейчас ещё только лишь сентябрь, но ветра над Северным морем ледяные. В пилотской командирской гондоле слишком тесно, почти негде размяться, разогнать заледеневшую в жилах кровь. Обжигающий кофе из термосов, конечно, помогает, но не будешь же накачиваться им все долгие часы полета?

#* Гарвич - портовый город в графстве Эссекс, в Англии
#** Нордхольц -  город в Германии, Земля Нижняя Саксония. Во время 1 Мировой войны там располагалась первая база морских воздушных кораблей

Фон Зеерс вздохнул. Будешь, а что остаётся? Убаюкивающее курлыканье моторов, леденящий холод, блёклые нити накаливания в лампочках… так и тянет в сон.
Капитан открыл журнал на последней странице:

«21 сентября 1917 года. В 0.23. стартовали из Нордхольца. До точки рандеву 21/5 шли 14 часов, все в норме.  В районе поиска  попали в низкую облачность, снизились до 1200 метров. Контакт с британской эскадрой установлен в 15.17, потом потерян снова. В течение 3 часов контакт устанавливался 6 раз. 2 раза были обстреляны кораблями охранения, попаданий нет. В 18.21 снова попали в низкую облачность и потеряли контакт. Поднялись на 3400 метров. Началось обледенение обшивки, пришлось спуститься до 1500 м.»

  Перечитав запись еще раз, капитан поставил журнал его на узенькую жестяную полку, рядом с непременным портретом кайзера Вильгельма 2-го.  Что за строки появятся в журнале этого вылета? В прошлый раз они благополучно вернулись, бог хранил храбрецов, но ведь это в прошлый раз…

  Штурман, Франц Зелински, оторвался от прокладочного столика:
  - Герр капитан! Прошли контрольную отметку. 17 минут до встречи с эскадрой.
  - Отлично, Франц. Внесите изменения – лежим на прежнем курсе до встречи с эскадрой, а дальше по обстановке. Моторы? - фон Зеерс взглянул на старшего механика, Ганса Фельтке.
  - Пока идем на трех, герр капитан, но готовы дать полный ход. У кормового левого стук в опорном подшипнике вала, лучше его без надобности не перегружать.
   - Хорошо, спасибо, Ганс, - кивнул фон Зеерс. 43-летний ветеран воздухоплавания, Фельтке начинал еще на заводе графа Цеппелина*. Его суждениям капитан доверял, как катехизису.
- Присмотрите за кормовым левым своим глазом – скоро придётся выжимать из движков всё, на что они способны. Что с погодой, прогнозом, Курт?

#* Граф Фердинанд фон Цеппелин  – отец германского дирижаблестроения, создатель дирижаблей «жесткого» типа.

Радист, колдовавший над ключом, поднял голову:
  - Низкая облачности на подходе к Нордхольцу. Ветер Норд-Норд-Вест, 3 балла, порывистый. Ожидается усиление до 5.
  - Ясно. Франц, тщательно фиксируйте расход горючего. Ганс, давайте расход каждые четверть часа - на обратном пути придется идти против сильного ветра.
-  - Я только что замерил уровень в баках. - отрапортовал Зелински. Старший механик не доверял приборам и не ленился лишний раз открутить пробку и запустить в горловину прут щупа. - Если дело так и дальше пойдет, то  на подходах к Нордхольцу придется добирать со дна баков.
Капитан мрачно покосился на стармеха. Можно спорить на бутылку Мартеля - Фельтке, записной скопидом, как всякий баварец, наверняка позаботился о запасце  на  черный день. Похоже, этот день – точнее, ночь – скоро наступит…
- А что, герр Капитан? - не выдержал взгляда фон Зеерса Фельтке,  - Иисусом Христом… Спасителем нашим... я чист, как кормовой топливный бак!
- Если мы зависнем без капли топлива на подходах к Нордхольцу – я тебе лично голову оторву,  - ласково пообещал фон Зеерс. – а если дотянем – с меня бутылка лучшего французского пойла. Иди британского – на твой выбор.
Фельтке возмущенно мотнул головой и полез вверх – отправился в моторную гондолу. Фон Зеерс уловил в ветеране некий оттенок энтузиазма – наверняка у старого лиса в заначке десяток-другой галлонов, и теперь он прикидывает, что потребовать с капитана. Субординация, конечно, великая вещь, но постоянный, смертельный риск приучили воздухоплавателей относиться к правилам чинопочитания, незыблемым для сухопутных офицеров, с изрядной долей иронии.
- Дитрих, давление в третьем баллоне?
- В норме, герр капитан! - браво отрапортовал такелажмейстер,  лейтенант Дитрих Штраузе. Мальчишка старался держаться безупречно, попытался даже по-уставному щелкнуть каблуками - не вышло. Тяжеленные, до колен, пилотские сапоги мехом наружу, не очень приспособлены для строевых экзерсисов, - А второй травит, давление за последние три часа снизилось на полпроцента.

#* Галлон – Мера объема жидкости. Около 4,5 литров
#** Баллон – мешок с легким газом, находящийся внутри корпуса дирижабля жесткого типа. Обычно германские цеппелины вмещали от семи  до полутора десятков баллонов.

  - Ничего, Дитрих, это не страшно, - капитан ободряюще улыбнулся юноше. - Второй у нас всегда травил, в прошлый раз вообще до нуля.
  Это его первый боевой вылет; новичок чрезвычайно гордится, что сумел войти в элиту. Воздухоплаватели кайзера - соль земли, лучшие из лучших.
  - Итак, господа, четверть часа до точки встречи эскадрой. Ухо держим в остро, а то старик Джелли* в последнее время здорово нервничает. Ганс, как только установим визуальный контакт, сразу начинайте передачу. Лимонники** будут глушить, так что лучше нам не тянуть, у них рации куда мощнее...

#* «Лимонники» - жаргонное прозвище британских моряков. Своим происхождением обязано лимонному соку, который раздавали матросам еще во времена парусного флота, во избежание цинги.
#** Имеется в виду   Джон Джеллико – британский адмирал, командующий Гранд-Флитом во время Первой мировой войны
   
  Через 13 минут наблюдатель подал долгожданный сигнал. Фон Зеерс поднял бинокль - из-за далекого горизонта выглядывали "шашлыки" - высокие, унизанные боевыми и наблюдательными площадками, мачты британских линкоров. Капитан подобрался - где-то здесь, рядом с утюгами короля Георга, должны ошиваться эсминцы охранения.

****

На цеппелине не сразу заметили опасность. Можно смело сказать, что ее и вовсе прозевали – никто не ожидал здесь, в открытом море, атаки аэроплана. Такого просто никогда еще не случалось, и капитан корабля нисколько не беспокоился о воздушной угрозе, сосредоточив внимание на смертельно опасной игре с британскими дестроерами. У пулеметов, на верхних площадках, на хребтине дирижабля даже не было стрелков. Да и зачем, если подумать – ни один из воздушных кораблей ни разу еще не подвергался нападению истребителей в открытом море.
Впрочем, заходящий на цеппелин «Шорт-184» и не был истребителем. Неуклюжий, длиннокрылый трехстоечный биплан, обезображенный двумя нелепыми коробками поплавков, был изначально создан, как разведчик, и уже в ходе войны переделан в торпедоносец корабельного базирования – первый подобный аэроплан в британской авиации, да и в мировой, пожалуй, тоже. Этот летательный аппарат созданный три года назад, в 14-м, успел уже изрядно устареть. Несмотря на радикальную модернизацию, предпринятую фирмой Short Brothers Ltd. по требованию королевского флота,  старенькому гидроплану было далеко до новых сухопутных собратьев. И уж истребителем-то он и отродясь не был – силенки не те. Стихия длиннокрылых «Шортов» - морская разведка, корректировка артогня тяжелых кораблей да первые, неуверенные еще торпедные атаки. Но сейчас неуклюжему биплану предстояло выступить в иной роли.
Под плоскостями гидроплана - четыре 20-фунтовые «противодирижабельные» бомбы. Они уже не раз приносили успех сухопутным пилотам королевского воздушного корпуса в  борьбе с германскими цеппелинами. Впервые это случилось еще в 1915-м году, второму лейтенанту Уорнефорду из авиакрыла №1 авиации королевского флота. Удачливый лейтенант на своем «Моран-Парасоле» поджёг и уничтожил армейский цеппелин ZL-37, поразив мелкими бомбами его оболочку.
Размеры и неповоротливость дирижабля делали его удобной целью для бомбометания; нужно только лишь зайти вдоль корпуса воздушного корабля, желательно, с хвоста - и вовремя дернуть тросик бомбосбрасывателя. Уж чему-чему, а бомбометанию по узким, маневрирующим на большой высокой скорости кораблям, пилоты гидропланов были обучены неплохо. В кабине «Шорта» сидел человек, которому уже удавалось попадать бомбами в идущие на предельных оборотах немецкие эсминцы – по сравнению с ними L-32 казался легкой целью. Единственной помехой могли стать стрелки на верхних площадках цеппелина, но они, поднятые по тревоге, еще только карабкались по ниточкам лесенок к боевым постам.
Описав пологую дугу «Шорт» четко, как на учениях, зашел на цеппелин с кормы. Самый выгодный для атаки ракурс – медлительный самолет, догоняя идущий на сорока узлах воздушный корабль, будет дольше находиться над его сигарообразным корпусом, а значит, можно точнее прицелиться и сбросить бомбы. Махина L-32 росла, и лейтенант уже видел бегущих по длинному верхнему мостику пулеметчиков. Люди спотыкались в своих тяжелых меховых сапогах;  в спины их нещадно подталкивал набегающий сорокаузловой воздушный поток, вынуждая  то и дело хвататься за тонюсенькие ниточки лееров, отделяющих от ледяной бездны – и все равно они не успевали. Добежать до турели, содрать кожух, передернуть затвор «Шпандау», способного разнести аэроплан в щепки одной единственной очередью, развернуть тяжеленный пулемет навстречу цели  – на это нужно как минимум, двадцать секунд. Но пилоту «Шорта» хватило бы и десяти.

#* Моран-Парасоль -  часто употребляемое название  французского самолёта-разведчика Моран-Солнье L (1913) (французское parasol, буквально — зонтик от солнца;  парасоль  — моноплан с крылом над фюзеляжем.)
#** «Шпандау» - одна из первых моделей немецких крупнокалиберных пулеметов, калибра 13 см. использовался для вооружения цеппелинов, а так же как зенитное и противотанковое оружие. Вес – более 100 кг.

По фермам и растяжкам прокатилась волна вибрации –капитан корабля, нарушая все и всяческие правила, пустил моторы «враздрай», пытаясь хоть чуть-чуть увести ось цепеллина с линии атаки британского гидроплана. Маневр опаснейший – хрупкий корпус воздушного корабля мог не выдержать резко изменившихся нагрузок и разрушиться. Цеппелин, сотрясаемый приступами дрожи, начал медленно, с достоинством разворачиваться, уводя ось корпуса с курса атакующего самолета. но «Шорт» уже несся вдоль сигары цеппелина, обдавая так и не успевших к турелям пулеметчиков волной мотоциклетного треска и вонью горелой касторки.
Как только этажерчатый хвост L-32 скрылся под капотом «Шорта» лейтенант рванул обтянутую кожей петлю тросика бомбосбрасывателя. Две двадцатифунтовые бомбы сорвалась с подвески. Одна пролетела мимо цели, зато другая ударила в корпус воздушного корабля где-то посредине – точно там, где и рассчитывал англичанин. Далее все должно было произойти точно так, как не раз уже случалось с кайзеровскими цеппелинами – бомбе предстояло прошить легкую полотняную оболочку, вспороть остроконечным носом бок емкости  с водородом и лопнуть уже внутри, подчиняясь приказу взрывателя, выставленного на пятисекундное замедление. Гидроплан заложил вираж, уходя вправо по курсу цеппелина; летчик, как мог, выкрутил голову назад – полюбоваться на вспухающий огненным пузырем бок германского дирижабля.
Но не тут-то было.
Корпус цеппелина – вообще-то их называют дирижаблями жесткого типа – подобно корпусу морского судна, состоит из множества ажурных колец-шпангоутов и продольных ниточек-стрингеров, поверх которых натянуто полотно внешней оболочки. Жесткость этому дюралевому кружеву придают многочисленные тросовые растяжки, а под оболочкой скрывается то, что, собственно и сообщает воздушному кораблю подъемную силу: огромные мешки из особого материала – бумаги, оклеенной пленкой рыбьих кишок. Внутри – лёгкий газ, водород.
И вот, по воле судьбы, выступившей в очередной раз в обличье статистической вероятности, сброшенная гидропланом бомба попала не в натянутое полотно обшивки, а в одну их решётчатых балок, скрытых под тонкой тканью.
В иной ситуации это не сыграло бы особой роли – бомбе именно на подобный  случай была придана остроконечная, подобно винтовочной пуле форма. Она должна была с легкостью смять легкий дюраль, распороть оболочку и сделать-таки свое черное дело - но тут сыграли свою роль те несколько градусов, на которые немецкий капитан успел довернуть воздушный корабль. В результате, бомба ударила по стрингеру вскользь и срикошетила, разорвавшись на безопасном расстоянии от наполненных водородом баллонов.
Английский пилот не видел, как бомба мячиком отскочила от округлого бока цеппелина. Но понял главное – атака не удалась, придется повторить заход. Лейтенант еще сильнее накренил гидроплан - лечь на параллельный курс а потом, пологим разворотом, снова зайти на воздушный корабль с кормы. И тут ожили пулеметы цеппелина –  воздушные стрелки наконец-то заняли боевые посты.
Роли поменялись, теперь в невыгодной позиции оказался уже гидроплан – боком к дирижаблю, почти вровень с пулемётными площадками, да еще и до предела сбросив скорость. Мало того, что по нему открыли огонь пулеметы, установленные на «хребтине» воздушного гиганта - «Шорт» оказался теперь и в секторах обстрела пулеметов, установленных в обеих гондолах.  По храбрецу-англичанину враз ударили семь стволов; пытаясь уйди от свинцового града,  тот прибавил газу и еще резче бросил аппарат влево, разворачиваясь носом на цеппелин – чтобы, поднырнув под брюхо гиганта, укрыться хотя бы от пулеметов, бьющих  с верхних огневых точек.  И в этот момент три дымные трассы скрестились на отчаянно маневрирующем аэроплане.
От этажерчатых крыльев и самолета тут же полетели клочья.  Поразительно, но ни одна из сотен, попавших в аэроплан пуль не задела пилота. Он не успел среагировать – а впрочем, даже если бы и успел, это уже не могло ничего изменить. Длинная очередь перепилила стойки левой пары плоскостей, и те мгновенно сложились наверх. Другая попала в капот «Шорта», изрешетила движокмотор и вдребезги разнесла моторную раму. Плюющийся огнем «Санбим» вместе с бешено крутящимся пропеллером отлетел в сторону. Английский самолет сразу потерял управление, превратившись в беспорядочно кувыркающуюся в воздухе груду обломков. И эта груда на скорости 70 узлов врезалась в борт германского цеппелина, немного впереди  кормовой мотогондолы. Единственное, что сумел сделать пилот – за мгновение до удара изо всех сил упереться руками в приборную доску.
Впрочем, столкновение получилось не таким уж и жестким. Монолитная с виду, стена борта цеппелина легко подалась удару. Обломки аэроплана смяли решетку шпангоутов и стрингеров, проделав в борту воздушного корабля огромную, неправильной формы, дыру, поперечником более пяти метров. Двигаясь по инерции, то, что осталось от гидроплана в клочья разорвало кормовые емкости с водородом,  разметало паутину растяжек и застряло, наконец, в мешанине тросов и перекореженных дюралевых ферм.