Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Последний цеппелин


Последний цеппелин

Сообщений 591 страница 600 из 641

591

IV. «Чо» – значит «бабочка».
Теллус
Где-то над Опаловым Хребтом

- А-а-о-о-э-э-эй-йя!
Тонкий, пронзительный, мелодичный вскрик. Нет, не вскрик – музыкальная фраза, строка из чужой, непонятной песни. Во время близости К'йорр не кричал, не стонал, не сопел, как самцы-человеки – он пел. Вернее - выводил странную, леденящую кровь мелодию на инрийском, лишь изредка прерывая её требовательными, повелительными возгласами. И это  необъяснимым образом заводило Чо, и даже в некотором роде мирило  девушку с положением игрушки, рабыни для удовольствия. 
Если с этим вообще можно когда-нибудь примириться…
Уши К'йорра, и без того острые и длинные,  заострились, вытянулись. Чо знала, что так происходит всякий раз, когда хозяин выходит на пик наслаждения 
«Значит, сумела угодить. И сейчас он…»
- А-а-о-о-э-э-эй-йя!
- А-а-ах!
Чо не сдержала болезненного вскрика, когда скрюченные  пальцы впились ей в ягодицы, приподнимая и резко насаживая на окаменевшую плоть. Хорошо хоть, К'йорр коротко подрезает ногти и не заостряет их, как это принято у прочих инри. Девушка понимала, конечно, что никакой особой доброты в этом нет – просто хозяин не хочет портить ценное имущество. Что до неизбежных синяков, то чудодейственные мази инрийских лекарей уберут их за полдня, и тогда её зад – круглый, твёрдый, который она по требованию хозяина почти не прикрывает прозрачной туникой - обретёт прежнюю привлекательность.
Понимала, знала - и всё равно была благодарна за эту милость.
Ведь могло быть совсем не так. Гораздо, гораздо хуже…
Среди рабов-людей ходит поверье – и далеко не беспочвенное, надо сказать!  - что инри, эти утончённые, холодные, как лёд, существа, давным-давно разучились доставлять друг другу чувственное наслаждение. Некоторые из них находило замену в Третьей Силе. Такие с презрением и даже брезгливостью смотрели на соплеменников, ищущих плотской страсти в низших существах, рабах и рабынях человеческой расы - хотя и не отказывали им в этом праве. Природа, в конце концов, требует своего, и это относится даже к таким невыносимо изысканным существам. И уж тем более, это справедливо в отношении наездников боевых инсектов, особенно – летающих. Безумные всплески эмоций, как и выбросы Третьей Силы, сопровождающие воздушные бои, требовали ответного всплеска животной страсти, который можно получить, лишь овладев женским (или мужским, ведь среди наездников хватало и женщин) телом.
Так что наездники не гнушались удовлетворять естественные потребности своих организмов с человеками-рабами из в палубной прислуге. Между прочим, это приводило с заметной убыли обученного персонала, поскольку любой наездник, получив своё, не задумываясь, выбрасывал живую игрушку за борт. Иногда, в качестве особой милости, перерезая ей (или ему) горло одним из восемнадцати приличествующих подобному случаю способов. Убыль эта была такова, что армад-лидер даже издал приказ, запрещающий употреблять более одной «игрушки» после каждого боевого вылета. Разумеется, никому не приходило в голову жалеть человеков - но на обучение рабов уходит время и средства,  а их нехватка может сказаться на боеспособности «гнездовья»…
Но, чтобы держать при себе одну рабыню, и не неделю-другую, что порой всё-таки случалось, а больше полутора лет?
К'йорр недаром слыл среди соплеменников большим оригиналом. Впрочем, ему было на это наплевать – рой-лидеру, способному вести за собой две дюжины одноразовых ударных коконов прощалось многое. Это был штучный товар и начальство обычно смотрело на чудачества К'йорра сквозь пальцы. Хочет держать при себе рабыню - маленькую, словно десятилетняя девочка, со странными раскосыми глазами и совсем уж крошечными ступнями изящных ножек и отнюдь не детскими полушариями грудей -  что ж, имеет право. Недовольные могут бросить ему вызов и решить спор одним из ста сорока семи способов, предписанных Дуэльным Кодексом сословия Наездников. Нет кандидатов? Неудивительно – репутация К'йорра такова, что жаждущие поединка с ним перевелись лет сто назад.
Так что, Чо, ублажая хозяина, чувствовала себя в относительной безопасности. Да, груди и ягодицы будут болеть, истерзанные его каменными пальцами, но это не страшно. Зато у неё будут целые сутки, пока не подействует мазь, сводящая синяки – блаженные сутки, в течение которых хозяин не взглянет на свою игрушку. Инри не терпят даже крошечного несовершенства.
А вот другие её обязанности никто не отменял. И когда К'йорр, приняв вихревой душ (порой его снисходительность заходила так далеко, что он позволял воспользоваться им и любимой игрушке), отправится на ангарную палубу, дрессировать «обрубки» - Чо будет рядом. Она -  превосходная служанка, и хозяин это ценит.
Вот и хорошо, подумала девушка, подчиняясь настойчивым требованиям рук партнёра. Пусть ценит – и тем сильнее однажды будет его разочарование.
Но – не сейчас.
- А-а-о-о-э-э-эй-йя!
- А-а-ах!..
Неважно, что на полётной палубе «гнездовья», всего  в сотне футов от циновки, на которой сплелись обнажённые тела, рабы-человеки прямо сейчас обливаются потом, цепляя на стартовые кронштейны последние уцелевшие «стрекозы». Неважно, что «Высокий Замок» с трудом отбился от ударной волны «кальмаров» и теперь маневрирует, медленно теряя мета-газ из распоротых баллонов. К'йорр из клана Звёздных Гонителей, удовлетворяет свою страсть. Весь остальной мир, включая и армад-лидера и весь, пропади он пропадом, воздушный флот человеческой Империи, может подождать.
И потом, это же так изысканно: взрыв страсти, которую способна дарить его выпитому Третьей Силой телу лишь черноволосая, изящная, как чашка инрийского фарфора, малютка Чо; и совсем рядом – разрывы бомб уносящих жизни, жизни, жизни…
- А-а-о-о-э-э-эй-йя!

Японцы, небольшая, в несколько тысяч человек, община, давным-давно обосновались на бродячем архипелаге из полудюжины сравнительно крупных, до полутора миль в поперечнике,  Плавучих островов, двух десятков островов поменьше и огромного количества островков-прилипал, на ином из которых и шалаш-то поставить негде.  Община состояла, по большей части, из крестьян и рыбаков прибрежных деревень – в ней даже самурая-то не было ни одного.   Нимало не задумываясь о грозной природе сил, определивших их на жительство в другой, чужой мир, японцы устроились и здесь -  как жители Страны Восходящего солнца неизменно устраивались после любого природного катаклизма, на которые богата их земля, зажатая между морем и огнедышащими горами.
Ловили рыбу, крабов и прочих морских гадов, которых не счесть было по мохнатым подводным кромкам Плавучих островов и, особенно, в длинных, на многие сотни футов, шлейфах-«бородах» из водорослей и Аматерасу знает, какой ещё морской растительности тянущихся вслед за островками по морю. Строили синтоистские храмы и берегли веру предков; вырезали из костей морских млекопитающих статуэтки Будды и воскуряли перед ними ароматические палочки, изготовленные из особого вида водорослей. Изредка враждовали друг с другом, но обычно договаривались мирно: океан беспределен и способен прокормить всех, кто готов рискнуть ради этого своей шкурой… припасть к этому  благотворному источнику.
Община жила замкнуто. Бродячий архипелаг медленно перемещался, из года в год следуя одним и тем же петлям океанических течений, и когда он оказывался в пределах досягаемости от обитаемой земли – на острова наведывались торговцы. Они выменивали паучий шёлк за изделия из металла, керамики  и стекла, которых не было у местных жителей. А заодно -  пересказывали леденящие кровь слухи о жестоких войнах великих Империй, в которых сталкивались в жестоком противостоянии люди и нелюди, морские и воздушные корабли, сталь, огонь и Третья Сила…
Обитатели бродячего архипелага, конечно, знали об этой сущности, пропитавшей подаренный им мир. В кронах деревьев самых крупных из Плавучих островов обитали лемуры – удивительные разумные существа  с громадными глазами и тремя тонкими, многосуставными пальцами. Третья Сила (на островах её, разумеется, называли по-своему) впиталась в плоть и кровь лемуров, а потому люди старались уживаться с ними мирно. Зачем ссориться? Мир велик, океан велик, а островков, плетущихся в кильватере бродячего архипелага, хватит на сотни новых обитателей…
Постепенно население росло, заселяя и малые острова. На один из них  и перебралась община, в которую входил пра-пра-и ещё неизвестно сколько раз прадед Чо. Но откуда им было знать, что островок Сирикава-го (название было дано в память о «земной»  деревне, где обитали когда-то их предки)  однажды вздохнёт, содрогнётся, словно гигантское морское млекопитающее, оторвётся от воды  - и пойдёт вверх, волоча за собой развевающийся по ветру шлейф морской растительности, делающий Летучий остров похожим на гигантскую неопрятную медузу?
Вообще-то, обитатели Сирикава-го могли и догадаться о том, что их ждёт. Они ведь добывали  на своём островке мета-газ, используя для этого бамбуковые трубы с заострёнными концами, которые втыкали в переплетения корней – глубоко, порой да десятки локтей. Газом наполняли бумажные детские фонарики и большие шары из паучьего шёлка, способные поднять человека с поклажей. Чудесные свойства в летучей субстанции пробуждали к жизни при помощи желёз особых, стреляющих крошечными молниями улиток - те обитали тут же, в переплетениях корней, образующих основу островка. Но  кому пришло бы в голову, что процессы, идущие в недрах Сирикава-го однажды вырвут его из водной стихии и унесут вместе со всеми обитателями в стихию воздушную? Такая участь ожидала, в лучшем случае, один островок из сотни – остальные успевали разрастись, тяжелели и навсегда лишались способности взмыть  в воздух.
Повезло жителям Сирикава-го, или нет? Да, им пришлось менять привычный уклад жизни – но ведь это привычное дело для обитателей Японии. Выяснилось, что в «шлейфе» из водорослей можно добывать пищу не хуже, чем в море, а куры превосходно плодятся и на высоте в десять тысяч футов. Как раз на такую высоту (плюс-минус несколько сотен футов) поднимались Летучие острова – чтобы медленно, следуя с воздушными потоками, отдрейфовать в экваториальные области. 
Правда, торговцы больше не появлялись на острове, и брать металл и стеклянные зеркала, которые так любили сверстницы Чо, стало негде. Ничего, приспособились – и жили, и даже находили в этом удобства. Да они были отрезаны от остальных людей – но зато и опасности больше нет никакой! На Плавучие острова, случалось, нападали пираты – грабили, захватывали невольников, похищали детей и женщин, куражились, как могли, над беззащитными островитянами. А теперь – поди, достань их за облаками!
Они даже научились летать. Нет, пользоваться шарами с мета-газом обитатели  Сирикава-го умели давно. Перейдя же в разряд небесных жителей, они научились делать парящие треугольные воздушные змеи из легчайшей древесины и паучьего шёлка – и даже ухитрялись перелетать на них на другие острова, когда те попадались навстречу в экваториальных воздушных реках. Дети и молодёжь сделали из этого излюбленное развлечение, и крошечная Чо научилась ловчее других управляться с парящим шёлковым змеем, легко ловя восходящие потоки, способные занести её на немыслимую высоту, где  царит леденящий холод и не хватает воздуха для дыхания. Чо обожала полёты – как и изощрённое, крайне сложное в овладении искусство рукопашного боя, которое бережно сберегали на Сирикава-го. Её обучил этому искусству старик, в семье которого оно передавалось из поколения в поколение - по большей части, в ритуальных целях. Знаток единоборств из другого мира, пожалуй,  углядел бы в нём смесь окинавского рукопашного боя с традициями китайских и корейских монахов. Но на Сирикава-го не разбирались в подобных тонкостях, а седой, как лунь сенсей охотно брал учеников. Правда, лишь немногим из них удавалось овладеть хотя бы основами его науки; высот же достигали и вовсе единицы. Чо как раз выпала удача войти в число таких счастливчиков - и она делила всё своё время между ткацким ремеслом, счастьем свободного парения и ежедневными танцами-ката, перемежаемые редкими ритуальными поединками. А однажды вслед за сенсеем девушка проникла в густую вуаль «воздушных мангров» под островом, и там ей открылась одна из самых тщательно охраняемых тайн Сирикава-го:  как с помощью медитации и духовного слияния со столетними переплетёнными корнями научится говорить с Летучим островом, убеждать его менять высоту, а порой и  направление полёта…
Так они и жили - пока на Сирикава-го не пришли инри.

Что было нужно чужой высокомерной расе на этом клочке суши, скитающемся в экваториальных небесах? Чо не знала. Зато она точно знала, что инри убили всех его обитателей. Сначала людей – тут сложностей не возникло, немногих мужчин, бросившихся на чужаков с заострёнными бамбуковыми шестами и ножали даже не застрелили – зарубили, обсуждая после каждого удара технику и изысканность его нанесения. С лемурами возникло чуть больше сложностей – всё же, эта раса на уровне инстинктов владела Третьей силой и умела  применять её для самозащиты. Но когда последний большеглазый абориген  Сирикава-го рухнул в корчах наземь, в живых осталась только Чо. Одна из шести десятков людей и вдове большего количества лемуров.
Зачем инри совершили это злодеяние? Чо не знала. Возможно – походя, так же естественно, как они дышали и совершали прочие естественные отправления.  Девушка даже не поняла толком,  зачем остроухие высокомерные убийцы заявились на Сирикава-го. Она только видела, как инри (вернее, приведённые ими с собой люди-рабы) что-то извлекали из вспоротых странными инструментами недр островка, грузили в большие серебристые ящики и со всеми мыслимыми предосторожностями отправляли на «облачник». Кстати, невольников, выполнявших эти работы тоже перебили – столь же хладнокровно, как и местных жителей.
А вот почему сама Чо осталась в живых – она знала очень хорошо. Трое наездников-инри, сопровождавших «облачник» на своих «стрекозах» затеяли от нечего делать страшное соревнование – кто глубже разрубит живое тело пленника-островитянина одним-единтвенным взмахом изысканно изогнутого клинка? Победил К'йорр, трижды продемонстрировав свой коронный удар, разваливающий человеков от ключицы до пояса – непременно так, чтобы верхняя половина тела соскальзывала по линии разреза вниз, открывая взору пузырящиеся кровью внутренности.
После того, как соперники К'Йорра неохотно признали поражение, он испытал чувство, которое всегда испытывал после удачного вылета, выигранного спора или победной дуэли. Ему остро захотелось женщину. А наездник не привык отказывать себе в подобных желаниях – благо, ещё не все пленники приняли смерть под равнодушными серебристо-голубыми с чернью клинками.
Чо он отыскал в одной из хижин - и овладел ею прямо там, на циновке, расстеленной на укрытом толстым слоем листьев полу –благо, девушка была настолько потрясена чудовищными сценами расправ, что впала в ступор и не путалась сопротивляться. 
После чего следовало встать, удовлетворённо потянуться, застегнуть полосатые сине-бронзовые кюлоты (обязательная часть униформы  клана Звёздных Гонителей), и «фирменным» взмахом клинка отправить мимолётную игрушку вслед за соплеменниками. Но - К'Йорру Чо неожиданно понравилась, причём настолько, что он самолично (невиданное дело!) отнёс укутанную в покрывало девушку  к «Стрекозе», запихнул в технический отсек, и велел сидеть смирно.
Так у К'Йорра появилась личная рабыня и игрушка. А когда выяснилось, что она старательна, услужлива и быстро усваивает новое,  инри сделал её доверенной служанкой. Как уже знает читатель, этот инри был не простым наездником, а рой-лидером, а значит, на нём лежали подготовка и обучение несколькими дюжин «обрубков» - живых наводящих устройств бомбо-коконов роя, выращенных на особых фермах из человеческих младенцев. Сопутствующие обязанности далеко не всегда доставляли К'Йорру удовольствие. Да что там – порой они были отвратительны, например, кормление и процедуры, связанные с гигиеной. Но тут уж нельзя было ничего поделать: «обрубки» слишком важны, чтобы доверять заботу о них туповатым, зато радующимся возможности подстроить исподтишка пакость,  палубным рабам.  Так что, помощь толковой и исполнительной Чо, готовой к тому же в любой момент ублажить хозяина одним из полусотни нравящихся ему способов, была очень даже кстати.

Палубный раб не может перемещаться по кораблю иначе как бегом и с поклажей в руках. Хоть лёгкой трусцой, хоть с парой свёрнутых сигнальных флажков или стаканом воды, только не шагом и не налегке. Это – аксиома, это – нигде не записанное, но непреложное правило для всех «гнездовий» и «облачников» Конфедерации. А потому Чо несла в руках тонкую стопку полотенец, украшенных, как и прочие личные вещи мейсера К'Йорра, бронзово-зелёным щитком с замысловатым инрийским иероглифом. Необходимости в полотенцах не было никакой, на фарм-деке имелось всё необходимое, но – правила!
А вот прикидываться, что она бежит, не приходилось. Чо едва поспевала за хозяином, который при его двухметровом росте имел привычку перемещаться с такой скоростью, что даже неспешная прогулка обращалась для девушки настоящим забегом.
А уж сейчас К'Йорр и вовсе не был склонен  к променадам. Его, словно ожог кислотной лозы, гнал вперёд приказ армад лидера: «Всем рой-лидерам приготовиться к вылету в максимально возможных составах. Армада отступает – и вам доверена честь нанести неприятелю визит Тени и Забвения».
И вот – беги теперь по коридорам фарм-дека, едва поспевая за разъярённым почти до невменяемости инри…
Когда «гнездовье» ведёт активные боевые действия (неважно, принимает или выпускает инсектов, отражает атаку неприятеля) здесь обыкновенно бывает пусто. Жизнь, суета – это всё на полётных палубах, там прислуга оснащает «стрекоз» и «виверн», втаскивает их на кронштейны, там наездники-инри или особо доверенные пилоты-люди получают последние указания и свершают предполётные медитации. А здесь, в глубине гондолы, где в чанах зреют, ожидая сборки,  живые компоненты инсектов, делать во время боя совершенно нечего. Одни только скучающие рабы-дежурные проверяют время от времени температуру питающих шлангов, похожих на пульсирующие полупрозрачные, покрытые тошнотворными потёками кишки, да досыплют согласно утверждённого графика реактивы в пищеварительные чаны и живородящие автоклавы.
Фарм-дек это родильное отделение и оружейная мастерская центр «гнездовья». Здесь создаются и готовятся к грядущим баталиям главные компоненты его ударной мощь – боевые инсекты и бомбо-коконы.
И, конечно, начинка последних – «обрубки».
Вырастить это усечённое ещё до рождения создание не так уж сложно. Пять-шесть дней, за которые ураганный обмен веществ выполнит то, на что в естественных, природных условиях понадобилось бы десять лет – и пожалуйста, полуфабрикат готов. Питай его через мясистую трубку, заменяющую рот, выводи экскременты через другую, такую же, но с противоположной стороны – вот и все заботы.
А вот обучить «обрубок», добиться, чтобы он один-единственный раз в своей недолгой жизни сделал то, ради чего появился на свет из изменённого чрева специально отобранной рабыни, а потом ждал своего часа внутри полупрозрачной оболочки, в тёпленькой маточной жиже - задачка не из лёгких. Обычно ею занимаются сами рой-лидеры, чтобы не было потом соблазна свалить неудачу на кого-то другого, схалтурившего при обучении «обрубков». Твой успех – в твоих собственных руках. Только так, и никак иначе.
К'Йорр возился с обучением очередной партии уже неделю – разумеется, с помощью Чо. Маленькая японка помогала прилаживать в пустые впалые глазницы и на виски «обрубков» отростки контактных слизней (эти создания обеспечивали живым «системам самонаведения» связь с внешним миром), удаляла органические выделения беспомощных тел. Она то и дело обтирала их губками с ароматическими маслами - К'Йорр терпеть не мог тяжёлых запахов, издаваемых человеками. А когда «обрубок» справлялся  с учеьным заданием – капала в мясистую трубку-рот поощрительную порцию сладенького сиропа.
Дрессировка.
Но теперь это всё позади. У дверей отсека с обрубками К'Йорра  его спутницу поприветствовали, согнувшись в почтительном поклоне, трое палубных рабов. Им предстояло погрузить на тележки оболочки с «обрубками» и доставить их на полётную палубу, где под руководством К'Йорра (и не без помощи Чо, разумеется) пересадить «обрубки» в бомбо-коконы. Оттуда их уже не извлекут. 
За спиной простучали лёгкие шаги. Чо обернулась на пол-мгновения опередив хозяина – и тотчас пожалела об этом.
- Я вижу, К'Йорр, у твоей наложницы реакция быстрее? А в чём, интересно, ещё она тебя превосходит?
Рой-лидер скривился. Л'Тисс, наездница из клана Следа Гранатовой Змеи. Чо она была знакома – холодная, даже по сравнению с прочими инри, девица, красивая, как все инри, высокомерная, язвительная, как кислотная лоза. И – смертельно опасная: однажды Чо видела,  как Л'Тисс выбралась из подбитой «виверны», схватила первого попавшегося раба и яростно отдалась ему – нет, овладела им! – прямо на полётной палубе, под изодранной в клочья маховой перепонкой издыхающего инсекта. После чего – снесла избраннику голову точно выверенным взмахом ритуального клинка.
- Что, рой-лидер К'Йорр, поджилки трясутся? – продолжала меж тем незваная гостья. Правильно, сейчас самое время – «удар Тени и Забвения», слышал, конечно? Поздравляю с оказанным доверием! И, кстати:  когда ты не вернёшься - а ты сегодня не вернёшься, уж поверь!  - я попробую, наконец,  твою рабыню. Давно хотела узнать: что в ней такого особенного, что ты так за неё держишься?
И смерила Чо призывным, полным похоти и угрозы взглядом.
Девушка не дрогнув, выдержала его – и услышала, как застонал от ненависти К'Йорр. Ему смертельно хотелось прямо сейчас, наплевав на все приказы, бросить дерзкой девице вызов.
Но - нельзя. Л'Тисс одна из немногих, кто превосходит К'Йорра во владении всеми без исключения видами оружия, по которым у кланов Звёздных Гонителей и Следа Гранатовой Змеи заключено дуэльное соглашение. Хозяин попросту боится Л'Тисс, и Чо пугает, что как легко она это поняла. Такого не прощают никому, и уж тем более, рабыням. Даже самым доверенным.
Наездница, поймав взгляд Чо, недобро усмехнулась.
- Что, девочка, боишься? Не надо, тебе будет хорошо… поначалу. А потом – в конце концов, вы, человеки, так мало живёте, что нет смысла цепляться за лишний десяток-другой лет. Верно?
Она засмеялась, резко, на каблуках, развернулась, взмахнув серебристо-пепельными волосами и пошла прочь по коридору, оставив К'Йорра в бессилии скрипеть зубами.
А ведь  опасаться и правда, имеет смысл, поняла вдруг Чо. И отнюдь не только Л'Тисс. Изысканный, как это принято у инри, оборот «удар Тени и Забвения» на деле означает отвлекающий удар с целью замаскировать отступление потрёпанной Армады. И не зря К'Йорра колотит сейчас мелкая дрожь – возвращения после такой миссии не предусмотрено ни для бомбо-коконов, ни для тех, кто поведёт их в единственный и последний бой. Рой-лидеру почти наверняка предстоит разделить судьбу воспитанных им «обрубков». А это значит…
Девушка едва сдержала торжествующую усмешку. Похоже, пришло время приступить к выполнению давно задуманного. Если промедлить хоть немного , будет поздно. А если нет – то через полчаса, может, час,  и она будет свободной.
Или – перестанет жить. Это,  в общем, тоже неплохой вариант – во всяком случае, для Чо.

+2

592

V. Люди из железа.
Земля,
Северное море.
…сентября 1916 г.

«…около 1.45 прошли над берегом у Гарвича, где встретили разорванные облака. Многочисленные прожекторы безуспешно пытались нащупать наш корабль. С земли велся слабый обстрел, в воздухе не было никаких самолетов. Из-за  одновременной остановки трех моторов продолжать полет к Лондону стало невозможно, так как корабль начал терять высоту. Сбросили 2000 кг бомб над Гарвичем. Вскоре после атаки остановились все моторы. Корабль в течение 45 минут висел над территорией противника наподобие аэростата и снизился с высоты 5700 м до 3900 м . До 10.00 шли с одним мотором, а после 10.00 — иногда с двумя, а временами и с тремя моторами. Благополучно приземлились в Нордхольце. В 19.20 на обратном пути попали под очень сильный град. Молния ударила в переднюю часть корабля и пробежала поверху, не причинив вреда».

  Капитан цеппелина L-32 Людвиг фон Зеерс перевернул несколько страниц бортового журнала и поежился. Холодно… в гондолах воздушных кораблей всегда холодно. Не помогает громоздкая меховая одежда - пронзительные сквозняки пробирают до костей. Сейчас только сентябрь, но ветра над Северным морем ледяные. В пилотской гондоле слишком тесно, негде размяться, разогнать заледеневшую в жилах кровь. Обжигающий кофе из термосов, конечно, помогает, но не будешь же накачиваться им все долгие часы полета?
Фон Зеерс вздохнул. А что остаётся? Убаюкивающее курлыканье моторов, леденящий холод, блёклые нити накаливания в лампочках…
Так и тянет в сон.
Капитан открыл журнал на последней странице:
«21 сентября 1917 года. В 0.23. стартовали из Нордхольца. До точки рандеву 21/5 шли 14 часов, все в норме.  В районе поиска  попали в низкую облачность, снизились до 1200 метров. Контакт с британской эскадрой установлен в 15.17, потом потерян снова. В течение 3 часов контакт устанавливался 6 раз. 2 раза были обстреляны кораблями охранения, попаданий нет. В 18.21 снова попали в низкую облачность и потеряли контакт. Поднялись на 3400 метров. Началось обледенение обшивки, пришлось спуститься до 1500 м.»
Фон Зеерс закрыл журнал и  поставил его на узенькую полку, рядом с портретом кайзера Вильгельма 2-го.  Какая запись появятся в журнале этого вылета? В прошлый раз они вернулись благополучно, бог хранил храбрецов. А сейчас?
  Штурман, Франц Зелински, оторвался от прокладочного столика:
  - Герр капитан! Прошли контрольную отметку. 17 минут до встречи с эскадрой.
  - Отлично, Франц. Моторы? - фон Зеерс взглянул на старшего механика.
  - Пока идем на трех, герр капитан, но готовы дать полный ход. У кормового левого стук в опорном подшипнике, лучше его без надобности не перегружать.
   - Хорошо, спасибо. - кивнул фон Зеерс. 43-летний ветеран воздухоплавания Ганс Фельтке начинал на заводе графа Цеппелина. Его суждениям капитан доверял, как катехизису.
- Присмотрите за кормовым левым, скоро придётся выжимать из движков всё, на что они способны. Что погода, Курт?
Радист поднял голову от ключа:
  - Низкая облачность в районе базы. Ветер норд-норд-вест, три балла, порывистый.
  - Ясно. Франц, тщательно фиксируйте расход горючего. На обратном пути придется идти против сильного ветра.
-  - Я только что замерил уровень в баках. - отрапортовал Фельтке. Он не доверял приборам и не ленился лишний раз открутить пробку и запустить в горловину прут щупа. - Если дело так и дальше пойдет, то  на подходах к Нордхольцу придется добирать со дна баков.
Капитан недоверчиво покосился на стармеха. Фельтке - записной скопидом, и как всякий баварец, наверняка позаботился о запасе  на  черный день.
- Если мы зависнем без топлива, я тебе лично голову оторву. А если дотянем – с меня бутылка лучшего французского пойла. Иди британского, на твой выбор.
Фельтке возмущенно мотнул головой и полез вверх. Наверняка  у старого лиса в заначке десяток-другой галлонов - и теперь он прикидывает, что потребовать с капитана.
- Дитрих, давление в третьем баллоне?
- В норме, герр капитан! - отрапортовал такелажмейстер,  лейтенант Дитрих Штраузе. - Второй слегка травит, давление за последние два часа снизилось на полпроцента.
  - Ничего, Дитрих, это не страшно, - капитан ободряюще улыбнулся юноше. - Второй у нас всегда травил, в прошлый раз вообще до нуля упало.
  Новичок (это его первый боевой вылет) чрезвычайно гордится тем, что сумел войти в элиту. Воздухоплаватели кайзера - соль земли, лучшие из лучших.
  - Итак, господа, четверть часа до точки встречи эскадрой. Ухо держим в остро, а то старик Джелли в последнее время здорово нервничает. Ганс, как только установим визуальный контакт, сразу начинайте передачу. Лимонники будут глушить, а у них рации куда мощнее.
  Через двенадцать минут наблюдатель подал долгожданный сигнал. Фон Зеерс поднял бинокль - из-за горизонта выглядывали "шашлыки", высокие, унизанные боевыми и наблюдательными площадками, мачты британских линкоров. Капитан подобрался - где-то здесь, рядом с утюгами короля Георга, должны ошиваться эсминцы охранения.

Цеппелин Кайзермарине L-32 уже сутки играл в кошки-мышки с поджарыми, словно гончие-уиппеты, дестроерами британского Гранд Флита. Стоило призрачной сигаре мелькнуть в разрывах низких туч,  корабли боевого охранения эскадры адмирала Джеллико  кидались на перехват.
Перед каждым участником этой игры стояла своя задача. Цеппелин старался как можно дольше сохранять визуальный контакт с линейным ордером  британцев, оповещая стрекотом морзянки  радиотелеграфистов Гохзеефлотте. А эсминцы Его Величества короля Георга стремились оттеснить настырных германцев за горизонт, поймать в западню изломанных курсов и директрисс, растерзать огнем стомиллиметровок, засыпать шрапнелью. Или хотя бы отогнать подальше от бронированной колонны, чтобы скрыть очередное изменение курса. При удачном раскладе, разорвавшие контакт с цеппелином линейные крейсера запросто могли «исчезнуть» с германских штабных планшетов, чтобы объявиться в самый неподходящий момент в неожиданном месте.

Острые форштевни резали волну, буруны расходились длинными пенно-белыми усами, злая, короткая волна Северного Моря разбивалась об измятые скулы. И  - скорость, скорость! Успеть, выйти на дистанцию эффективной стрельбы, приветить наглецов близкими разрывами, отпугнуть, отогнать… 
Но такая неуклюжая и медлительная с виду летучая сигара неторопливо разворачивалась и легко оставляла рассерженных «гончих» за кормой – даже на средних оборотах своих «Майбахов», цеппелин без труда давал полсотни узлов, в то время, как эсминцы даже на новеньких котлах, даже со свежеокрашенными днищами с трудом выжимали тридцать пять. А сейчас, разболтанные в бесчисленных походах Великой Войны, они хорошо если давали тридцать  - да и то, на крайнем надрыве турбин, в бешеной вибрации, от которой через час-другой такого хода начинают вылетать заклепки листов обшивки.  Казалось бы, у гордых сынов Альбиона нет шансов –  цеппелин без особого труда сохранял безопасную дистанцию, не теряя контакта с основным ордером британцев.
Но так только казалось.
С расстояния  в несколько миль даже самый внимательный наблюдатель, вооруженный отменной цейссовской оптикой, не сразу разглядит выросший у форштевня бурун, точное указание на то, что корабль резко увеличил скорость. «Воздушному» же зрителю корабли кажутся неподвижными, а камуфляжные зигзаги, которыми исполосованы их узкие тела, искажают наблюдаемый силуэт, затрудняя до предела и без того нелегкую задачу – определить курс цели по отношению к цеппелину. Если прозевать момент поворота, не уловить прироста скорости  –  расстояние между пушками эсминца и хрупкой, наполненной взрывоопасным газом, громадой начнет стремительно сокращаться.  А снаряд из стомиллиметровой морской пушки летит на верные пять миль.
Несколько минут такой «форы» - и эсминец открывал ураганный огонь, наполняя воздух метелью острых, как бритва, раскаленных осколков. Не слишком прицельно, конечно. Предельные дистанции, бешеный ход, тряска – все это отнюдь не способствует  точности стрельбы. Но прямых попаданий и не требуется - стоит хотя бы одному осколку  стали раскроить  емкость с водородом,  и воздушный корабля может любой момент превратиться в огромное огненное облако, спасения из которого не будет никому. И даже если наблюдатель в последний момент успевал обнаружить опасное сближение, далеко не всегда капитану летучей громадины удавалось быстро вывести цеппелин из-под огня. Стремительный, узкий, как клинок, дестроер может мгновенно менять курсы, ломать направления лихими коордонатами, разворачиваться чуть ли не на пятачке, не обращая внимания на волнение.
Цеппелину же резкие маневры не просто недоступны – смертельно опасны. Свежий морской ветер и вовсе превращал их в некое подобие русской рулетки. Корпус воздушного корабля может сложиться, как перочинный нож – пополам. «Жесткими» эти махины называют лишь условно: если сравнить колоссальный размер корпуса цеппелина и толщину дюралевых ферм, на которые натянута проклеенная матерчатая оболочка, то прочные металлические конструкции покажутся паутиной. Стоит неосторожно подставить воздушный корабль под сильный  порыв ветра – и все, катастрофа неизбежна. Так что, пока эсминцы Гранд Флита, раскручивая до предела турбины, стремительно сокращают дистанцию, почуявший опасность цеппелин вынужден  описывать широкую, плавную дугу, ложась на курс расхождения. И не раз случалось так, что посудины Его Величества не только успевали открыть огонь по цеппелину, но даже ухитрялись пристреляться, выпуская по нескольку десятков снарядов в близких накрытиях.
Пока L-32  везло. Теоретически, малейшей искры достаточно для того, чтобы водород, вытекающий из пробитых емкостей, смешался с кислородом окружающего воздуха и… Гремучий газ, образующийся от такого соединения – это самая эффективная взрывчатка  на свете. Так нередко и случалось: порой даже не осколков зенитного снаряда или очереди зажигательных пуль с атакующего «Сопвича», а самого что ни на есть банального разряда статического электричества хватало, чтобы превратить гордый воздушный корабль в груду закопченных обломков, обеспечив, заодно, и экипажу эффектное огненное погребение. Но вся штука в том, что смеси водорода с воздухом нужно достичь потребной для взрыва концентрации. Так что цеппелины раз за разом  возвращались на свою базу  с десятками, а то и сотнями пробоин в баллонах. Они продирались сквозь завесу зенитного огня над Лондоном, выдерживали атаки истребителей, «проглатывали» тысячи попаданий пуль и осколков. Да что там - не раз случалось, что зенитный снаряд взрывался внутри сигарообразного корпуса, не вызывая пожара, а корабль возвращался домой на остатках газа, вытекающего из драных оболочек. Везение, что и говорить…
До сих пор экипажу L-32 везло, даже слишком везло. Но любому везению рано или поздно приходит конец.

Судно назвалось «Импресс». Бывший  скоростной ла-маншский паром, с началом Великой Войны, оно было переоборудовано в авиатранспорт, и несло четыре поплавковых гидроплана-разведчика «Шорт-184».
До сих пор «Импрессу» не выпадало на долю столь громких успехов, как другим его британским собратьям по классу. Самолетам с «Арк-Рояла» уже довелось  успешно корректировать огонь кораблей союзников в Дарданнельской операции, гидропланы с другого бывшего парома, «Бен-Май-Кри», первыми совершали торпедные атаки на турецкие  корабли. Самым известными из всех был, конечно,  «Энгадайн», благодаря одному-единственному успешному разведывательному вылету его «Шорта».  Случилось это в самом начале Ютландского боя, и, хотя на кораблях союзников так и не приняли торопливую морзянку пилота-наблюдателя, сообщающую о положении и курсе германских линейных крейсеров, успех королевской морской авиации был оценен по достоинству и флотским командованием и пронырливыми газетчиками.
А вот на долю пилотов «Импресса» до сих пор выпадало лишь рутинное противолодочное патрулирование. Один-единственный раз удалось обнаружить всплывшую немецкую субмарину, но она растворилась в тумане раньше, чем пилот смог навести на цель корабли охранения. Случались, правда, бомбежки германских кораблей, но особых результатов отмечено не было – за семь вылетов всего два попадания.
Теперь все могло перемениться.
Адмирал Джеллико, взбешенный тем, что цеппелины Кайзермарине раз за разом отслеживают перемещения кораблей флота Его Величества,  потребовал преподать наглым воздухоплавателям внятный и жесткий урок. Так что на этот раз, линейные махины, выполнявшие плановый переход с одной базы на другую, играли несвойственную им роль приманки. Глупым, жадным хищником должен был стать цеппелин германского военно-морского флота L-32, а «Импрессу» предстояло сыграть роль охотника, притаившегося в засаде.
Приманка готова, зверь пошел в западню, и терпеливые загонщики дали, наконец, сигнал прятавшемуся далеко за горизонтом стрелку.
Подчиняясь торопливому миганию ратьера, «Импресс» и два эсминца, следовавших в охранении, выполнили неоднократно уже отработанный маневр. Авиатранспорт развернулся лагом к волне, эсминцы в свою очередь, заняли позицию выше по ветру, прикрывая неповоротливую тушу бывшего парома от североморских шквалов. Заверещала лебедка, и грузовая стрела, подхватив с палубы хрупкую этажерку гидроплана, бережно опустила ее в воду, с подветренной стороны. «Шорт» качнулся, осел на хвостовой поплавок, а запрыгнувший с подошедшего ялика матрос уже ловко отцеплял грузовые концы.
- Готово, сэр!
Лейтенант Уилбур Инглишби перепрыгнул на гидроплан. Забралсяв кабину, привычно обежал взглядом приборную доску – на что тут смотреть, три-четыре циферблата да водомерная трубка указателя топлива – и  пристегнул ремни.
- Давай, Стэнни!
Механик, стоящий на поплавке,  натужно крутанул пропеллер, и торопливо спрыгнул в шлюпку.  Стодевяностапятисильный «Санбим», плюнув голубоватым, воняющим касторкой дымом, завелся, огласив просторы Северного моря  несолидным мотоциклетным треском. Гидроплан развернулся и, подпрыгивая на коротких волнах, пошел на взлет.

На цеппелине не сразу заметили опасность. Можно смело сказать, что ее и вовсе прозевали – никто не ожидал здесь, в открытом море, атаки аэропланов противника. Такого просто никогда еще не случалось, и капитан корабля не беспокоился о воздушной угрозе, сосредоточив внимание на смертельно опасной игре с британскими дестроерами. У тяжёлых «Шпандау», стоящих на верхних площадках  воздушного гиганта  даже не было стрелков. Да и зачем, если ни один из сородичей L-32 не подвергался нападению истребителей в открытом море?
Впрочем, заходящий сейчас на цеппелин «Шорт-184» и не был истребителем. Неуклюжий, длиннокрылый трехстоечный биплан, обезображенный нелепыми коробками поплавков, был построен как разведчик, и уже в ходе войны был переделан в торпедоносец корабельного базирования. А вот истребителем он отродясь не был. Стихия «Шортов» - морская разведка, корректировка артогня тяжелых кораблей да первые, неуверенные торпедные атаки на вражеские суда. Но сейчас громоздкому, неуклюжему биплану предстояло выступить в иной роли.
Под длинными были подвешены четыре двадцатифунтовые «противодирижабельные» бомбы - это оружие уже не раз приносило успех сухопутным пилотам Королевского Воздушного Корпуса в  борьбе с германскими цеппелинами. Нужно было всего лишь зайти вдоль корпуса воздушного корабля, желательно, с хвоста, и вовремя дернуть тросик бомбосбрасывателя.
Чему-чему, а бомбометанию по движущимся и маневрирующим судам пилоты гидропланов были обучены неплохо – сейчас в кабине «Шорта» сидел человек, которому уже удавалось попадать бомбами в идущие на предельных оборотах машин немецкие эсминцы, по сравнению с которыми корпус  L-32 казался легкой целью. Единственной помехой могли стать стрелки на верхних площадках цеппелина, но они, поднятые по тревоге, только карабкались по узким дюралевым лесенкам к своим боевым постам.
Описав пологую дугу «Шорт» четко, как на учениях, зашел на цеппелин с кормы. Это самый выгодный ракурс для атаки – самолет, догоняя идущий на сорока узлах воздушный корабль, будет дольше находиться над его сигарообразным корпусом, а значит, можно точнее прицелиться и сбросить бомбы. Махина L-32 росла, и лейтенант уже видел бегущих по длинному верхнему мостику пулеметчиков. Они спотыкались в своих тяжелых меховых сапогах, их нещадно подталкивал в спины набегающий узлов поток воздуха, вынуждая  то и дело хвататься за ниточки лееров, отделяющих их от ледяной бездны – и все равно они не успевали. Добежать до турели, снять кожух, передернуть затвор, крупнокалиберного пулемёта способного разнести легкий аэроплан в щепки одной единственной очередью, развернуть ствол навстречу цели  – на всё это нужно хотя бы двадцать секунд. Но пилоту «Шорта» хватило и десяти.
По фермам цеппелина прокатилась волна вибрации – капитан, нарушая все правила, пустил моторы «враздрай», пытаясь хоть чуть-чуть увести ось корабля с линии атаки гидроплана. Маневр опаснейший – хрупкий корпус мог не выдержать резко изменившихся нагрузок и разрушиться. Цеппелин, сотрясаемый приступами дрожи, начал медленно, с достоинством разворачиваться, но «Шорт» уже пронесся вдоль летучей сигары, обдавая бегущих – поздно, поздно! - пулеметчиков волной мотоциклетного треска и вонью горелой касторки.
Как только этажерчатый хвост L-32 скрылся под капотом «Шорта» лейтенант резко рванул на себя обтянутую кожей петлю тросика бомбосбрасывателя. Две двадцатифунтовые бомбы сорвалась с подвески. Одна пролетела мимо, зато другая ударила в корпус цеппелина где-то посредине – там, где и рассчитывал лихой пилот. Далее все должно было произойти так, как не раз уже случалось с кайзеровскими цеппелинами: бомбе прошьёт легкую оболочку, вспорет остроконечным носом бок емкости  с водородом и лопнет уже внутри, следуя за взрывателем, выставленным на пятисекундное замедление. Гидроплан пологим виражом ушел влево, и пилот  выкрутил назад шею, обмотанную белым шёлковым шарфом – полюбоваться на вспухающий огненным пузырем бок воздушного корабля. 
Но не тут-то было.
Корпус цеппелина – вообще-то их называют дирижаблями жесткого типа – подобно корпусу морского судна, состоит из множества ажурных колец-шпангоутов и продольных ниточек-стрингеров, поверх которых натянуто полотно оболочки. Жесткость этой кружевной металлической конструкции придают многочисленные тросовые растяжки, а под оболочкой скрывается то, что  сообщает воздушному кораблю подъемную силу: огромные мешки из материала, называемого «бодрюш» - особым образом обработанных коровьих кишок. Наполнены эти мешки были  легким газом - водородом.
И вот, по воле судьбы, выступившей в очередной раз в обличье простой статистической вероятности, сброшенная британским гидропланом бомба попала не в мягкое полотно, а в одно из скрытых под тонкой тканью ажурных металлических колец.
В иной ситуации это не имело бы значения: бомба, имевшая форму остроконечной винтовочной пули, должна была с легкостью смять тонкий металл, распороть оболочку и сделать таки свое черное дело. Но сейчас  сыграли свою роль те несколько градусов, на которые немецкий капитан успел повернуть воздушный корабль. В результате бомба ударила вскользь и срикошетила в сторону, разорвавшись на безопасном расстоянии.
Английский пилот не видел, как бомба мячиком отскочила от округлого бока дирижабля. Но понял главное – атака не удалась, придется повторить заход. Он еще круче накренил гидроплан влево, чтобы лечь на параллельный курс а потом новым виражом зайти воздушному короблю в корму. И тут ожили пулеметы–  германские воздушные стрелки наконец-то заняли боевые посты.
Роли поменялись, и  теперь в невыгодной позиции оказался уже гидроплан – боком к дирижаблю, на той же высоте, да еще и до предела сбросив скорость. Мало того, что по нему открыли огонь пулеметы, установленные на стрелковых площадках, на «хребтине» воздушного гиганта - «Шорт», заложивший  широкий вираж по левому борту L-32, оказался теперь в пределах досягаемости пулеметов в обеих гондолах.  По храбрецу-англичанину враз ударили семь стволов. Пытаясь уйди от свинцового града,  он прибавил газу и бросил аппарат влево, разворачиваясь носом на вражеский цеппелин – чтобы, поднырнув под брюхо, укрыться хотя бы от верхних огневых точек.  И в этот момент три трассы скрестились на отчаянно маневрирующем аэроплане….
От длинных этажерчатых крыльев и корпуса тут же полетели клочья.  Поразительно, но ни одна из сотен попавших в аэроплан пуль не задела пилота. Он не успел среагировать – а впрочем, даже если бы и успел, это уже не могло ничего изменить. Длинная очередь перерезала стойки левой пары плоскостей, и те мгновенно сложились. Другая попала в капот, пробила насквозь мотор и вдребезги разнесла раму. Плюющийся огнем двигатель, вместе с бешено крутящимся пропеллером отлетел в сторону. Аппарат сразу же потерял управление, превратившись в беспорядочно кувыркающуюся в воздухе груду обломков. И эта груда на скорости семьдесят узлов врезалась в борт германского цеппелина, немного впереди  кормовой мотогондолы. Единственное, что сумел сделать пилот – это за мгновение до удара изо всех сил упереться руками в приборную доску.
Впрочем, столкновение получилось не таким уж и жестким. Монолитная с виду, стена легко подалась удару. Обломки аэроплана смяли решетку шпангоутов и стрингеров, проделав в борту воздушного корабля огромную дыру, поперечником более пяти метров. Двигаясь по инерции, то, что осталось от несчастного «Шорта» в клочья разорвало несколько емкостей с водородом,  разметало паутину тросовых растяжек и застряло  в мешанине тросов и перекрученных алюминиевых конструкций.

+2

593

VI. Всё хорошо, что хорошо кончается.
Теллус
Пассажирский лайнер
«Династия»

«Просьба к пассажирам оставаться в своих каютам. После устранения мелких неисправностей наш корабль продолжит рейс...»
Приятный женский голос повторял эту фразу снова и снова - наверное, в течение получаса, не меньше. Алекс даже перестал её замечать. Стандартная запись на восковом валике фонографа - такие сообщения постоянно включают на пассажирских судах «Западных линий». Правила компании строги: пассажиров следует вовремя оповещать о том, что творится на борту - во избежание проявлений  паники.
«...после устранения мелких неисправностей наш корабль продолжит рейс. Если у вас есть вопросы или пожелания - можете обратиться к ближайшему члену экипажа лайнера, вам обязательно помогут.»
«Мелких неисправностей», как же! Палубная команда «Династии» носится, как ошпаренная, пытаясь исправить полученные в бою повреждения - и молит Творца-Создателя, чтобы лайнер, наконец, дал ход, пока конфедераты не нанесли повторный визит. Так что сейчас о не до капризов пассажиров - придётся этим привередливым дамам господам немного понервничать в своих  комфортабельных каютах.
Алекс вспомнил о соседе по каюте, магистра-технолога. Они не встречались с того самого момента, как гардемарин выскочил из каюты. Тоже, наверное, сидит в каюте и гадает что случилось. Да, господа, работать руками, когда корабль находится на краю гибели - это вам не шутки шутить, не языком болтать! Молодой человек хмыкнул, живо представив себе лощёного умника здесь, в паутине такелажа, перемазанного клеем,  неловко отдирающего полу щегольского сюртука от ткани газового мешка. Нестроение слегка поднялось - приятно чувствовать себя полезным, занятым большим, нужным делом!
Гардемарин трудился в поте лица. Китель остался внизу, на мостике,  и теперь юноша, в компании двух матросов, в заляпанной клеем робе поверх форменных брюк, латал изрешеченные баллоны «Династии». Все трое, подобно трудолюбивым паучкам, ползали в паутине растяжек и ферм. Страшноватые такие паучки - пояса, увешанные инструментами, коричневые кожаные рыла со стеклянными, оправленными в медь, зенками. Жёсткие края газовых масок натирают лицо, стеклянные кругляши постоянно запотевают. Без маски здесь не обойтись - содержимое баллонов потихоньку сочится из многочисленных дыр от режущих дисков. Мета-газ не ядовит, но если надышаться им - возникнет раздражающий кашель, с которым придётся бороться несколько недель.
Один из  напарников Алекса водил вдоль бока баллона бамбуковым шестом. За спиной у него, на кожаной сбруе -  два латунных баллона, увенчанные стеклянным кругляшом манометра.  Медный кольчатый шланг тянется к сетчатому раструбу течеискателя на кончике шеста. Каждый раз, когда раздаётся треть звонка, Алекси другой матрос начинают осматривать подозрительное место в  поисках пробоины. Найдя, где струя «живой ртути» - пропорола гуттаперчевую ткань, гардемарин машет рукой - и Елена, свесившись с лесенки, протягивает напарникам смоченную клеем заплату. Её следует прижать к боку газового мешка и прокатать особым валиком на длинной ручке. Дело это непростое  - ёмкость, уже успевшая растерять часть газа, легко продавливается под нажимом, заплаты ложатся криво, с морщинами. Такие следует немедленно отдирать,  пока клей не схватился, и ставить новые. Испорченные заплаты летят вниз, в паутину такелажа, шлёпаются на колышущиеся бока газовых мешков или на изгиб оболочки,  и намертво прилипают, прихваченные остатками клея.
Сначала Алекс старался аккуратно латать каждую пробоину, а потом махнул на это дело рукой. Сойдёт: даже кое-как приляпанная заплатка всё же уменьшает протечку, а пробоин ещё десятки, если не сотни...
После атаки он, как и сказал, напарнице, направился, ни секунды не медля, к пассажирскому помощнику лайнера. Тот обрадовался - воздушный корабль получил серьёзные повреждения, и человек с  опытом борьбы за живучесть, пусть даже и на учениях, был сейчас весьма кстати.  Гардемарин сразу получил под начало двух матросов, охапку снаряжения и инструкцию - чинить мета-газовые емкости в носу дирижабля.
Задание было из разряда «иди и застрянь там до скончания веков». Чтобы проверить и залатать огромные емкости, требовалось по меньшей мере вдесятеро больше рабочих  рук. Но аварийные команды лайнера и так еле справлялись с последствиями воздушной атаки, так что Алекс вздохнул и взялся за дело.
Елена и тут не отстала от нового знакомого. В категорической форме она отказалась вернуться в каюту и потребовала для себя достойного дела. Гардемарин не возражал - лишние руки сейчас были на вес золота. Протесты «дуэньи», вновь объявившейся после отбоя тревоги, во внимание приняты не были - почтенная дама недовольно поджала губы и принялась подбирать для своей воспитанницы гардероб, подходящий для нового занятия. Дело оказалось непростым - три предложенных робы Елена одну за другой забраковала, сочтя их недостаточно чистыми. О том, чтобы лазать по такелажу в юбке, нечего было и думать, а Алекс совсем было собрался отправить не в меру капризную помощнику в каюту.  Но та, осознав, к чему идёт дело, тяжко вздохнула, и взяла последнюю из предложенных роб.
И вот результат - девушка, нагруженная кипой заплат и огромной латунной спринцовкой с гуттаперчевым клеем, ползает по паутине растяжек, лесенок, трапов в узком промежутке между оболочкой корабля и колышущимися стенками газовых мешков.
Пришлёпнув очередную заплатку, гардемарин утер со лба трудовой пот и  покосился на помощницу. Та как раз тянулась вверх, передавая намазанный клеем кусок ткани тощему, рыжеволосому, веснушчатому матросу с «Династии».  Даже мешковатая роба, в которую ей пришлось переодеться, не скрывала изумительной фигурки невольной Алексом напарницы. Невысокая, стройная, ножка, наверное, безупречна... Гардемарин тряхнул головой - что за глупости! - и решительно полез дальше, на писк течеискателя.
По натянутым тросам и решётчатым фермам прокатилась волна мелкой дрожи - заработали маховые перепонки. Шум, с правого борта усилился, превращаясь из неспешного гудения в надрывный визг. Далеко внизу, в магистралях обогрева, шипел пар - шкипер форсировал тягу до предела. Алекс мог поспорить, что перепонки другого борта сейчас замрут, а потом начнут «табанить», разворачивая неуклюжую махину. 
Иллюминаторов в оболочке не предусмотрено, и в какую именно сторону разворачивается лайнер - оставалось загадкой.  Пока тяги не было,   «Династия» дрейфовала по ветру, в открытое море; аварийные команды торопились, прежде всего, вернуть кораблю способность двигаться. Гардемарин свесился с фермы, уцепившись за тонкий стальной трос:
- Эй, любезный, не знаешь, куда идём?
Матрос, возившийся на килевом мостике, футах в двадцати ниже, поднял голову:
- Боцман говорил, поворачиваем на вест, герр гардемарин! Стало быть, в самый океан!
- А почему не в Туманную Гавань? - встревожился молодой человек. - Она что, не принимает?
- Никак нет! - помотал головой нижний чин. Отвечал он с трудом, в зубах была зажата намазанная клеем заплатка.  - Сказывают, порт вчистую разнесли, город тоже горит. Вот нас и направили на запасную площадку.
- Откуда в океане взяться запасной площадке, да ещё и для таких больших дирижаблей?? - удивился Алекс. - Что ты такое говоришь, братец?!
- Да нам-то откуда знать, вашбродие! Боцман сказал, что причаливать будем вроде как, на острове. А на каком  - извиняйте, мы без понятия.
И ловко пришлёпнул заплату на очередную прореху.
Н-да,  задачка! Если коммерческий порт Туманной гавани разбомблен,  то их, конечно, должны перенаправить куда-нибудь ещё. Такая махина, как «Династия», нуждается в сложном причальном оборудовании, куда попало её не приткнёшь. А где такое найти? Уж точно, не на судне обслуживания военных дирижаблей - оно может принять, разве что небольшой патрульный корвет, размером раз в десять меньше лайнера. Правда, матрос упомянул что-то насчёт Плавучего острова...
Алекс задумался. Помнится,  магистр, соседа по каюте.  говорил что направлен в службу наземного контроля Туманной гавани. Может, он поможет прояснить этот вопрос?

- Нет-нет, герр гардемарин, о судах обслуживания можете даже и не думать. Их предел – малые разведочные цеппелины, приписанные к флоту, максимум - лёгкие флюгзайтраггеры. «Династия» - это не их размерчик.
- Выходит, только Плавучие острова? – пробормотал Алекс. – Насчёт судов обслуживания цеппелинов с их кургузыми решётчатыми причальными мачтами, годных, разве что, для малых эскортных цеппелинов,  он и сам всё понимал. Спросил для очистки совести.
- Ну, я не знаю, какие мачты они там собрали. Но, если собирались принимать и обслуживать там корабли первой линии – то и нам должно хватить.
Алекс обнаружил магистра Пауля Фламберга в их общей каюте. Выпускник "технологички" сидел на бархатном диванчике, закинув ногу на ногу, и листал свежий выпуск столичной газеты. Будто не визжали за бортом маховые перепонки инсектов и «ос», а струи «живой ртути» не выкашивали расчёты защитных митральез.
Странный они народ – магистры.
- Я вижу, вы принимаете участие в ремонте нашего судна? – магистр легко перевёл разговор на собеседника.. – Ничего серьёзного, я полагаю? Алекс принялся сбивчиво объяснять про повреждения, полученные «Династией», потом перескочил на описание воздушного боя – и снова вернулся к рабочей бригаде, которую оставил без присмотра. Магистр терпеливо слушал.
- …так на одном из баллонов обнаружили и законопатили аж сто восемнадцать прострелов!  - сообщил гардемарин. – Три раза останавливались, налаживали течеискатели – мета-газ повсюду, в стандартных настройках они уже ни на что не реагируют.
Да, не самое надёжное оборудование. – согласился с ним Фламберг. – Для матросов, конечно, в самый раз, а вот мы на практике пользовались ТриЭс-гогглами. Да вот, у меня с собой мой персональный экземпляр. Не желаете полюбопытствовать?
И вытащил из саквояжа массивные очки с наглазниками из полированной бронзы плотной кожи, тёмными, отливающими цветами побежалости, стёклами и небольшим бронзовым цилиндриком на затылочном ремне. От цилиндрика к окантовке стёкол – тоже массивной, толщиной в пол-пальца  – вели тонкие латунные трубочки.
- Спецзаказ! – похвастал магистр. – В ёмкости модифицированный мета-газ, смешанный с пылью инрийского серебра. Когда его закачиваешь между двойных стёкол в окулярах – любая протечка видна ка ярко-синий фонтан. А рассеянного в воздухе газа просто не замечаешь – разве что, как лёгкую дымку. Да вы попробуйте, наденьте…
Алекс послушно натянул гогглы. Ничего особенного, разве что, стёкла слегка затемнены.
- Минутку…
Магистр пошарил у Алекса на затылке – он невольно вздрогнул, когда пальцы собеседника задели его кожу. Что-то щёлкнуло и едва слышно зашипело.
- В каюте мета-газа нет. Лучше выгляните в иллюминатор - снаружи должны быть видны протечки из прострелов в корпусе цеппелина.
Магистр оказался прав. Когда гардемарин открутил барашки винтов, удерживающих крышку иллюминатора, и по пояс высунулся наружу, то сразу же увидел ярко-синие полосы на фоне обшивки корабля. Полос было много, разных – где-то они были едва заметные, тающие, а где-то густые, тянущиеся на сотни футов за кормой корабля. Видимо, в этих местах «живая ртуть» легла особенно густо.
- А вы не одолжите мне на некоторое время это приспособление? – крикнул он, перекрикивая шмелиное гудение маховых перепонок. - Обещаю, оно будет в сохранности, а если что – я компенсирую любой ущерб…
Фламберг отодвинул гардемарина от иллюминатора и закрутил барашки. Сразу стало тише.
- Да будет вам известно, молодой человек… - наставительно произнёс магистр,  - такие вот гогглы способны обнаруживать не только мета-газ, но и вообще любые проявления ТриЭс. Изготавливаются они около полугода и стоят… нет, вы не поверите. Сделаем иначе: я присоединюсь к вашей бригаде. Буду указывать места повреждений, а вы станете их латать. Поверьте, так мы сэкономим массу времени.
- А как же вы… - начал Алекс, но собеседник его прервал.
- Спасибо, конечно, что вы беспокоитесь о моём гардеробе. Но, во-первых, у местного каптенармуса наверняка найдётся в заначке десяток-другой рабочих комбинезонов, вроде тех, которыми он оделил вас. А во-вторых, да будет вам известно, юноша: магистры, хоть и на «ты» с Третьей Силой, но, вопреки тому, что  судачат обыватели, отнюдь не боятся при необходимости запачкать рук. Моё рабочее платье в багаже, и если вы дадите мне несколько минут, чтобы переодеться, я смогу вас сопровождать. А вы пока – примите-ка лучше душ. Думаю, вы пропотели насквозь, пока ползали по растяжкам с этими вашими течеискателями…

- Забирайте своего приятеля, герр гардемарин.– сказал доктор. - Пусть пьёт красное вино и ест гранаты и жареное мясо, желательно -побольше. Недурно так же крабовой икры, но непременно из устья Блау – в нашем буфете, кажется, есть несколько банок.  Ему надо восстановить силы.
В медицинской каюте «Династии» всё сверкало хромированным металлом и ослепительной, снежной белизной. Алекс подумал, что люди выглядят здесь излишними, неопрятными пятнами которые так и хочется стереть мягкой губкой, пропитанной раствором, налитым в одну из многочисленных баночек, расставленных в стеклянном шкафу
- Что с ним всё-таки было? – хмуро спросил он. И удивился про себя, что больной не проявляет к этому ни малейшего интереса. Вон он – сидит на койки и застёгивает пуговицы некогда щегольского, а теперь заляпанного бытросхватывающим клеем рабочего комбинезона.
Врач поджал плечами.
- Я ведь уже говорил: внезапная потеря сил. Для вас, или скажем меня, это был бы тревожный симптом, но у практикующих ТриЭс случается и не такое. Эта гадость порой выжимает человека, как губку.
- Мы можем, наконец, идти? – неприязненно осведомился Флемберг. Комбинезон он застегнул, и теперь стоял, независимо сложив руки на груди. А тон – тон был таков, что гардемарину сделалось неловко. В конце концов, врач сделал всё, чтобы помочь внезапно свалившемуся на него пациенту…
- Вы простите моего спутника… - начал, было Алекс, но доктор только отмахнулся.
- Идите уже, молодые люди, идите, у меня и без вас полно работы. Что касается манер… - он покосился на магистра, - поверьте, я давно к этому привык.  ТриЭс меняет людей и, увы, не в лучшую сторону.
Магистр открыл рот, видимо, собираясь ответить колкостью – но Алекс не дал этого дожидаться -  схватил Фламберга за плечи и без церемоний вытолкал из каюты.

Флемберг оказался прав: дело ускорилось  по меньшей мере, вдвое. Магистр, вися в паутине растяжек над головами Алекса и его бригады,  обозревал «фронт работ» через свои гогглы и подавал точные, продуманные команды, указывая размер заплат и даже – с какой стороны лучше подбираться к прорехе. Дело спорилось; за полтора часа они обработали весь необъятный бок баллона и уже собирались перемещаться на другую сторону, когда произошло нечто странное. Только что Фламберг висел футах в десяти над головами Алекса и Елены, заклеивающих особенно крупную прореху, и вот – он уже повис на страховочном шнуре и содрогается в конвульсиях. Из перекошенного рта, словно у эпилептика лезет пена; скрюченные пальцы шарят по воздуху, вцепляются в тросы растяжек. Ноги сгибаются и разгибаются, лягая пустое пространство, заставляя тело толчками вращаться на подвесе.
Выглядело это довольно дико - по правде говоря, Алекс перепугался до колик. Но медлить он не стал – отцепил страховочный трос-лонжу и по растяжкам добрался до сотрясаемого конвульсиями тела. Отцепил от пояса моток репшнура, привязал к страховочному карабину на обвязке магистра и, крикнув «принимайте» - стал медленно вытравливать трос. Словно нарочно, тело Фламберга перестало сотрясаться и обвисло, словно гуттаперчевое – так оно и висело, медленно вращаясь, пока не достигла проходящего футах в тридцати ниже служебного мостика.
Элен уже ждала там. Алекс с одним из матросов подхватили магистра – он обвис на руках «спасителей» безвольной куклой – и чуть ли не бегом потащили в медицинскую каюту, оказавшуюся, по счастью, неподалёку. Елена бежала следом, громко охая и давая советы. К счастью, бежать пришлось недалеко, уже через несколько минут Алекс сдал магистра на попечение судовому врачу. Который, как выяснилось, отчего-то не любит ТриЭс и её адептов.

- Ну что, довольны? – сварливо осведомился Флемберг. Он расстегнул нагрудный клапан и шарил там своими тонкими, до полупрозрачности, пальцами. – Устроили, понимаешь, цирк шапито…
Этого Алекс снести не мог. Сначала магистр был невежлив с врачом, а теперь вот и ему самому досталось! Где, скажите на милость, элементарная благодарность?..
- А что нам было с вами делать? – огрызнулся он. – Водить вокруг вас хоровод? Спеть «Стражу на Рейне»? Отхлестать по щекам? Или сделать вид, что ничего особенного не происходит, и продолжать заниматься своими делами?
- Отхлестать по щекам – пожалуй, подошло бы… – примирительно буркнул Фламберг. Лицо его, по-прежнему неестественно бледное, всё было в крупных каплях пота. – А вообще - чему вас учат  в этом вашем Корпусе, а? Насколько я помню, такие симптомы описаны в любом наставлении по военно-полевой медицине…
Он извлёк из кармана тонкую стеклянную трубочку, откупорил и выкатил на ладонь три иссиня-чёрных шарика.
- И там же сказано – опять же, если мне не изменяет память – что у каждого, специалиста, работающего с ТриЭс, непременно есть при себе эти пилюли. Или вы, юноша, скажете, что болели, когда это проходили в вашем классе – или что у вас там?
Алекс стоял, как оплёванный. Чёртов магистр прав: именно такие симптомы – судороги, корчи, пена изо рта – описаны  в наставлениях по оказанию первой помощи лицам, пострадавшим от ТриЭс. И про пилюли тоже есть – помнится, их ещё называют «магистерскими». Но, простите, откуда…
- А  откуда здесь взялось воздействие ТриэС, да ещё и такой силы?  – недоумённо спросил он.
- Зрите в корень, гард.
Фламберг забросил шарики в рот.
- Я долго был без сознания?
- Меньше часа… минут сорок. – наперебой ответили Алекс и Елена. 
- Плохо, чёрт… - магистр скривился, словно от зубной боли. _ Вот что, молодые люди: мне срочно надо попасть в каюту. В моём багаже есть кое-какая аппаратура – надеюсь, она поможет прояснить дело.  И, умоляю, воздержитесь от вопросов, я сам ещё ничего толком не понял. Вот доберусь до каюты, и тогда…
- Кстати, об аппаратуре – хорошо, что напомнили, мессир…
Елена, выдержав несколько театральную паузу,  извлекла из вместительного кармана комбинезона гогглы.
- Вы потеряли их, когда сорвались с растяжек. Я нашла, припрятала – решила, что вам будет обидно остаться без этой безделушки.
Магистр жадно схватил своё имущество.
- Спасибо огромное, фройляйн, а я уж решил что всё, сгинули. Простите, не могу припомнить, как вас зовут, чёртова слабость…
И буркнул, покосившись на Алекса:
- Похоже, не все на этом судне безнадёжны…

+2

594

VII. Бабочка упорхнула
Теллус
В небе над Загорьем

Не бывает двух одинаковых «облачников» - ни малых патрульных «фиалов», ни грандиозных «гнездовий», способных нести десятки инсектов и сотни инри-абордажников. Копирование собственных творений стало бы оскорблением талантов строителя – хотя каждый из них, разумеется, придерживался своего, уникального стиля, вполне узнаваемого специалистами. И, прежде всего, это относится к манере расположения служебных помещений воздушного корабля – полётных палуб, фарм-деков, жилых и складских помещений.
Чаще всего полётные палубы размещают сверху, хотя встречаются и образчики, у которых они размещены по бокам воздушного корабля, а то и внизу, подобно тому, как размещают их люди на своих примитивных, смердящих угольной гарью,  цеппелинах. Любое решение имеет свои плюсы и минусы, и обсуждать их – занятие долгое и безнадёжное. Местоположения ходовой рубки и гнёзд с оборонительным вооружением (обычно в этой роли выступают мощные стационарные метатели «живой ртути») определены самими их назначением. А вот в отношении прочих служебных и вспомогательных помещений вольностей допускается куда больше.
Как только не изощряются строители воздушных кораблей Кто-то размещает фарм-палубы и жилые помещения в глубине скоплений мета-газовых гроздьев, соединяя их длинными переходами из квазиживой прозрачной плёнки. Передвигаясь по таким, легко запутаться где верх, а где низ, ведь со всех сторон вас окружают гигантские бледно-зелёные шары, подсвеченные изнутри лиловыми сполохами.
Кто-то предпочитает «блочные» конструкции – когда служебные палубы объединяются и либо прячутся внутрь массива «облачника», либо остаются висеть у него под брюхом, подобно гондолам имперских цеппелинов. А иногда они  расползаются по всему внешнему контуру, подобно большим обтекаемым наростам - и тогда их связывают между собой лёгкие ажурные мостики, прикрытые практически невидимой ветрозащитными мембранами. Такие мостики-переходы опоясывают «облачник» в разных направлениях, и членам команды порой приходится отшагать немалые расстояния, чтобы попасть из командной рубки на жилую палубу или, скажем, отсек фарм-дека, где выращиваются огнестудень и «живая ртуть» для пополнения боекомплекта. Вопросы удобства и целесообразности в расчёт здесь, как правило не берутся – на первое место выходят соображения инрийской эстетики, по которым, в первую очередь, и оцениваются летающие громадины.
Не бывает двух одинаковых «облачников».

«Высокий замок» относился как раз к последней категории, а потому добираться от фарм-дека до полётной палубы пришлось довольно долго. Чо не жаловалась – такие прогулки давали девушке возможность видеть вместо опостылевших мета-газовых пузырей раскинувшийся вокруг простор. Внизу – бескрайнее зелёное море леса, простирающееся, как говорят, далеко на восток. К западу, в считаных милях, торчат острые рёбра Опалового Хребта, а за ним – до самого горизонта глубокое небо – такое синее, что сразу понятно, что там, вдали, оно сливается с бескрайним океаном.
Именно туда спустя каких-нибудь полчаса и отправится рой-лидер К'Йорр со своим смертоносным выводком. А вместе с ним – и Чо. Правда, пока об этом знает только она одна. И хорошо, и правильно – никто и не должен об этом узнать. Во всяком случае, до того момента, когда её бомбо-кокон не покинет строй и не уйдёт в сторону.
К свободе.
Конечно, рои будут сопровождать «стрекозы». Но, во-первых, их будет не так много (две ударные волны и отчаянных схватки с атакующими Армаду флапперами дорого дались инрийским наездникам) а во-вторых – ну кому нужно гоняться за одиночным коконом? Такое, хоть и редко, но случалось: «обрубок» терялся, оказавшись в настоящем, а не созданном грёзами контактного слизня, небе  - и его несло неизвестно куда, пока хватало сил маховых перепонок. Обычно беглеца не удостаивали даже прощальным взглядом – не он первый, не он последний. Ну, будет на один бомбо-кококн меньше в атакующей волне – подумаешь, велика потеря!
Сложнее было с самим коконом. Они не годятся для обычных людей – и места внутри слишком мало даже для крошечной Чо, а управляющие контактные слизни совместимы лишь с вывернутым наизнанку, обкромсанным, подобно их телам, мышлением  «обрубков». Однако, кроме стандартных бомбо-коконов встречались и учебные, пилотировать которые могли и пилоты-инри. Внешне они ничем не отличались от «ударных», но не несли заряда и использовались исключительно для отработки тактики. Рой-лидер сам занимал место в тесной, пульсирующей, словно женское влагалище, «кабине» и повторял действия, которые в боевой обстановке предстояло выполнить обрубкам. После чего – выбрасывался на спасательном парусе, поскольку ни к возвращению на «гнездовье», ни, тем  к посадке на землю, такие коконы приспособлены не были. Чо видела, как К'Йорр несколько раз проделывал подобное – и именно тогда у неё впервые мелькнула мысль о побеге.
Труднее всего оказалось раздобыть учебный кокон. Для этого пришлось несколько ночей подряд ублажать конопатого, похотливого раба-англосакса, заведующего складами. А потом ещё его коллегу и соотечественника, но уже на полётной палубе – только он мог задвинуть отобранный Чо кокон куда-нибудь в дальний угол и проследить, чтобы никто его не трогал. А в нужный момент -  отвернуться, когда девушка по команде К'Йорра будет готовить бомбо-коконы роя к вылету. Хорошо, что К'Йорр слишком высокомерен и ленив, чтобы пачкать руки подобной работой – вынимать «обрубки» из сосудов и пересаживать их в «коконы» доверено Чо и палубным рабам-помощникам. Но этих можно не опасаться – палубный раб скорее откусит себе язык, чем первым заговорит с инри. Слишком дорого приходится платить за подобную дерзость. Что до того, чьё место Чо предстояло занять, то это решилось легко: улучив момент, когда К'Йорр смотрел в другую сторону, девушка засунула «обрубок» в воронку-утилизатор, помедлив мгновение лишь для того, чтобы перерезать жалкому созданию горло. Не заслужило оно медленной, мучительной смерти в пищеварительных чанах, куда попадали органические отходы - а порой и проштрафившиеся рабы.
Живыми, разумеется, попадали. Чо знала, что в некоторых чанах как раз на такой случай предусмотрены прозрачные вставки-мембраны - чтобы инри, отправившие туда раба, могли насладиться изысканным зрелищем.
Оставалось управление, но тут девушка была уверена в себе. Выросшая в небе, она впитала искусство полёта с молоком матери. Правда – на шёлковых змеях парителях, а не стремительных бомбо-коконах, но ведь полёт есть полёт, не так ли?  Умение летать в крови у любого уроженца  Сирикава-го!
«Было в крови» – поправила себя Чо. Теперь они все мертвы, и этот дар хранит только она.  Только в ней живёт ещё кровь отца, его отца, и отца его отца… и так до того момента, когда плавучий остров с жалкой деревенькой на своём горбу, оторвался от зеркальной поверхности океана и неспешно поплыл ввысь. Она последняя.
На всякий случай Чо несколько раз, втайне от К'Йорра пробиралась на фарм-дек и подключалась к контактному слизню, с помощью которых инри давал уроки  «обрубкам». Техника управления коконом оказалась на удивление простой и Чо не сомневалась что легко справится. Когда придёт время.
Лишь бы взлететь. Лишь бы оторваться от ненавистного «гнездовья», снова ощутить себя вольной птицей в бескрайнем небе – как когда-то над её родным Летучим островком.
Мостик сделал очередной поворот и перешёл в наклонный пандус, ведущий на полётную палубу.
Вот. Уже сейчас. Ещё два шага.

- К'Йорр? Ты-то мне и нужен!
Рой-лидер обернулся. Чо привычно шмыгнула в ближайшую нишу – не дело рабыни присутствовать при разговоре двух высоких господ. А собеседник К'Йорра к таким именно и относился: личный адъютант самого армад-лидера, перед налётом отправленный им на одно из сильнейших «гнездовий» Армады – приглядывать, слушать, доносить. Своеволие клановых вождей – извечный бич Конфедерации Инри, а командир «Высокого замка», как и наездница Л'Тисс, относится к клану Следа Гранатовой Змеи. В силу этого он не испытывает к армад-лидеру тёплых чувств, а значит, способен на какую-нибудь губительную выходку - просто чтобы нанести ущерб репутации клана-соперника. То, что при этом, возможно, погибнет он сам, десятки, если не сотни, соплеменников и будет поставлена под удар тщательно подготовленная боевая операция, роли, разумеется, не  играет. Есть вещи поважнее военных успехов и даже жажды жизни.
А вот К'Йорр и адъютант принадлежат к одному с армад-лидером клану -  в силу чего можно надеяться  на некоторую откровенность.
- Хотел предупредить тебя… - понизил голос адъютант, и Чо, услыхав его, забилась в нишу поглубже. Обертоны, использованные инри, соответствовали высшей степени конфиденциальности - и если он сейчас обнаружит свидетельницу, то будет вправе её убить. И неважно, что большинство палубных рабов попросту не могут разобрать обертоны тонкости клановых наречий – как разбирает их маленькая, незаметная Чо.
Этикет и ритуал. Для инри это всё.
-…хотел предупредить, что Старик собирается пустить перед Вами Тусклый Шар. – договорил адъютант, и Чо кожей почувствовала, как заледенел вокруг собеседников воздух.
- А… кхм… какова мощность? Радиус поражения? 
К'Йорр позволил себе отнюдь не аристократически откашляться посреди фразы, что выдавало крайнюю степень растерянности.
- Около…
Адъютант произнёс несколько незнакомых Чо слов. Возможно - какие-то особые, понятные лишь узкому кругу посвящённых, термины.
- …он ударит за пять минут до того, как рои пересекут границу воздействия. Эффект продлится недолго, минуты полторы, потом быстро сойдёт на нет. Но – замаскирует ваше приближение, да и флапперы, которые окажутся в воздухе, можно будет уверенно списать со счетов. Новые же имперцы попросту не успеют поднять. Вы нанесёте удар в идеальных условиях, как по мишеням.
- А где он собирается брать столько энергии? – поинтересовался после паузы К'Йорр, и Чо отметила, что голос его звучал несколько бодрее. – В нём самом не наберётся и четверти потребного количества...
- Все мы. – еле слышно ответил адъютант. – Все члены клана, сколько их есть на Армаде. – Мы все отдадим свои силы.
- Ясно… - пробормотал Рой-лидер. – Великая победа, понимаю… а не боитесь опустошить себя?
Это для инри хуже любого увечья, хуже даже смерти. Ведь опустошённые однажды до дна, они  более не способны было принять Третью Силу. Ни в каком проявлении. Никогда
- Не время бояться.  – голос адъютанта всё же дрогнул, выдавая его истинные чувства. – К тому же, нам нужна энергия только для того, чтобы запустить процесс. Когда это произойдёт, - а будет это примерно за полчаса до вспышки, -  зародыш Тусклого Шара примется сосать энергию из окружающего пространства. И, прежде всего, из разумных существ. А их там будет, надо полагать, немало – если, конечно, считать человеков разумными существами.
Он сделал паузу.
- Лучше подумай вот о чём: когда лопается Тусклый Шар такой мощи, волна вырожденной энергии прокатывается сквозь все пространства, сквозь все планы. И если на её пути окажется достаточно стойкий мир – она отлетит к нам рикошетом, порождая сильнейшее эхо. А уж что оно принесёт с собой…
- Об этом пусть думают имперцы.
- Тебе тоже не помешает подумать. По всем расчётам, эхо – если оно случится, разумеется -  вернётся, когда вы будете непосредственно  над целью, ну, может, секунд на десять позже.
- Советуешь чуть притормозить?
- Тебе решать. Неизвестно, чем это закончится.
- Как раз известно, брат. - К'Йорр положил руку на плечо адъютанта и тот невольно вздрогнул. – Мы все погибнем. Разве не это предусмотрено планом атаки?  А вы… постарайтесь увести корабли. Они…
Договорить он не успел. Мелодично взвыл ревун – сигнал наездникам и «обрубкам» занимать свои места в кокпитах. К'Йорр поклонился адъютанту особым поклоном, обозначающим высшую степень доверия и благодарности, и поспешил на лётную палубу. Чо серой мышкой шмыгнула за ним, следом зажужжали по настилу колёсики тележек, гружёных сосудами с «обрубками».
Маленькая японка едва сдерживала торжествующую усмешку. Всё получается просто замечательно! «Тусклый Шар», вне-пространственное эхо, отразившееся от других миров – это всё её нисколько не занимало, да и, скажем честно, вообще не было ей понятно.  Девушка поняла одно: в буре, которая вот-вот разразится над имперскими военными объектами, всем будет не до одинокой капсулы, пилот которой почему-то решил выйти из боя и отвернуть в сторону. А сейчас… сейчас все инри перепуганы тем, какие силы они сами собираются выпустить на волю и не будут обращать внимания на всякие мелочи и нестыковки – вроде того, что один из бомбо-коконов хоть чуть-чуть, да отличается от остальных. И уж тем более, постараются не заметить этого палубные рабы, которым сейчас меньше всего хочется раздражать своих господ.
Чо хотелось петь: скоро, совсем скоро она будет свободна, как ветер!
Или – мертва. Ну, это уж как повезёт.

Захваты кронштейна сухо щёлкнули, освобождая кокон. Толчок, укол ужаса – «А вдруг не сработает? Покрытые лесом отроги Опаловых гор в трёх тысячах футов внизу, падение на затянется – но эти мгновения пройдут в безнадёжном, смертном ужасе…»
Сработало. Повинуясь мысленным приказам (учебный кокон, как и его «боевые» собратья, управлялся через контактный слизень), повинуясь дрожанию маховых перепонок, занял своё место в строю. Чо машинально с удовольствием отметила, что управлять им куда легче, чем шёлковым змеем-парителем. Только успела подумать – а послушное устройство уже выполнило приказ.
Её место в клиновидном строю роя пятое справа. Это хорошо – подальше от зорких глаз К'Йорра. Инри - настоящий знаток своего дела и вполне может заметить, что один из бомбо-коконов реагирует немного не так, как остальные. А там  приглядится и поймёт, что это учебная модель.
Ну да, а что дальше? Наверняка решит, что палубные рабы в предстартовой суете перепутали коконы. Выругается и забудет – не возвращаться же назад из-за такой мелочи? Тем более, что сделать это невозможно - коконы не приспособлены для посадки ни на палубы, ни на землю. Для них теперь один путь: в предельном разгоне, в свирепом, за гранью слышимости, вое маховых перепонок – вниз, на цель.
Чо оглянулась. Для этого ей не пришлось поворачивать шею – поле зрения само скользило в стороны, подчиняясь мысленным приказам. Их рой идёт крайним, и можно было бы уже сейчас нырнуть вниз, к густому древесному покрову.
Но нет, нельзя. По флангам боевого построения бдят «стрекозы» эскорта. И ближайшая, как назло, принадлежит самой Л'Тисс – вон она, скрючилась крошечной фигуркой в седле, длинные роскошные волосы выбиваются из-под пилотского шлема, плещутся в набегающем потоке…
Так что, пока лучше не рисковать. Кто знает, что придёт в голову этой безумной убийце? К тому же, внизу, в сплошном пологе леса, ни одной прогалины, полянки, озерца, к которым можно притереть кокон.
Лучше повременить.
В ушах – вернее, в отростках контактного слизня, проникших в ушные раковины – защекотало, прорезался шум, отчаянные, испуганные вопли. Чо не сразу поняла, что происходит, а, поняв – злорадно оскалилась.
«Высокому Замку», с палубы которого они стартовали несколько минут назад, не поможет изощрённый план армад-лидера. Уже не помог. Другим «облачникам» он, может, и позволит скрыться, уйти от возмездия, а ему - нет. Только что новая волна атакующих имперских «кальмаров» вышла на беззащитное (последние «стрекозы» отправились вместе с ударными роями) гнездовье, и теперь флапперы рвали его на части. И, если верить паническим воплям, доносящимся из контактного слизня, корабль потерял управление и падает – не снижается, падает! -  на восточные отроги хребта. Что ж, выходит, Что сумела обхитрить смерть. Только вот, надолго ли?
-Высокий Замок» погиб. – раздался в ушах металлически-звенящий голос К'Йорра. Разумеется, он обращался не к «обрубкам» - на правах старшего,  он говорил с другими рой-лидерами и наездниками эскорта.  – Возвращаться нам теперь некуда. Тусклый Шар лопнет через девять минут, после того, как мы пройдём береговую черту. Цель – скопление Плавучих островов в тридцати милях от побережья.  Отомстим!
- Отомстим! Отомстим! Отомстим! – один за другим отозвались инри, и Чо ясно различила в беспорядочном хоре голос Л'Тисс.
«…ну, мстите, коли уж вам так приспичило. А она, Чо, лучше пока подумает о себе…»
Что до мести – время для неё ещё придёт. Не может не прийти.

+2

595

VIII.  «…всё нормально, падаем!»
Земля,
Северное море.
…сентября 1916 г.

Даже отчаянные немецкие подводники считали экипажи  цеппелинов сорвиголовами, не ведающими страха. Такая характеристика из уст людей, погружающихся в глубины моря в тесных, провонявших соляром и машинным маслом железных гробах, дорогого стоит - воздухоплаватели кайзера Вильгельма, и вправду, были людьми бесстрашными и  фанатично преданными своему делу. Их было немного – всего несколько сотен, и это чувство принадлежности к избранным вселяла в них гордость и уверенность в себе. Раз за разом, поднимая хрупкие, взрывоопасные корабли в воздух, они ходили играли со смертью в самую азартную на свете игру - причем карты у костлявой партнерши обычно были краплеными. Смерть грозила всем им, всему экипажу -  а потому, в случае опасности действовали  воздухоплаватели быстро, умело, без малейших признаков паники. Аварии на дирижаблях не отличались стремительностью, как катастрофы аэропланов  – скорее, они  походили на борьбу за агонию парусника, выброшенного штормом на рифы.
Когда гигантская сигара цеппелина содрогнулась от столкновения, фон Зеерс не сразу понял, что сейчас произойдет. Он ожидал неминуемой смерти в огне – ничем другим по его понятиям такой таран кончиться просто не мог. Удар тряхнул гондолу, и люди, в том числе и рулевой, стоящий возле колонки штурвала, совершенно такого же, как на морских судах,  не устояли и покатились кубарем, пытаясь уцепиться за все, что только оказывалось под рукой – за поручни, стойки с оборудованием, друг за друга. Но ничего страшного вроде, не происходило, и сбитые с ног воздухоплаватели поднимались, занимая свои места. Фон Зеерс рявкнул на такелажмейстера, и тот полез по лесенке вверх, на длинный, решетчатый мостик-киль, идущий внутри цеппелина, под громадными пузырями газовых мешков. В первую очередь надо было понять, какие внутренние повреждения получил корабль. Другие высовывались в иллюминаторы, пытаясь осмотреть корпус воздушного корабля снаружи и понять, что же произошло. Стрелки, вновь встав к пулемётам, водили стволами из стороны в сторону в поисках опасности.
- Спокойно, господа!
Фон Зеерс постарался вложить в свой голос  максимум уверенности.
- Мы не горим, и, кажется, держимся в воздухе. Всем стоять по местам!  Ганс, что генераторы?
- Основные сдохли, герр капитан.
Из двигательного отсека высунулся Фельтке. Лицо его заливала кровь из рассеченного лба, рукава закатаны, руки по локоть в масле.
- Вот доберусь до мотогондолы,  проверю, в чем дело, Запустил аварийный, пока тянет.
- Молодчина, Ганс. Постарайся наладить питание гондолы, или хоть на рацию ток подай….
- Герр капитан! – это такелажмейстер – свесился из верхнего люка и орёт, стараясь перекричать гул набегающего потока.
- Согласно вашему приказу, мною осмотрено…
-Ради бога, Дитрих, - не выдержал фон Зеерс, - Короче! Иначе через полчаса вы будете рапортовать медузам! –
- Слушаюсь герр капитан – бодро отозвался лейтенант. - если короче, то все весьма печально. Корабль разламывается.  Из двух кормовых баллонов  совершенно вышел газ. Тросы лопаются один за другим, набор уже перекручивает. Уцелевшие баллоны пока держат....
- Не могу держать заданный потолок,   –  подал голос штурвальный высоты. -  Теряем высоту. Дифферент на корму двадцать пять градусов и растет!
Это ощущали все. Чтобы устоять на ногах, покатиться по полу, аэронавты хватались что попало.  Наклон угрожающе рос, незакрепленные предметы с грохотом срывались в кормовую часть гондолы.
- Франц, можете хоть приблизительно определить, где мы упадем в море?   
- Мой дорогой  Людвиг…  - штурман цеплялся за прокладочный столик, пытаясь другой рукой  удержать сыплющиеся на пол штурманские инструменты и карты, однако же, находил еще в себе силы язвить,  - Предлагаете мне произвести расчеты, вися,  как макака, на одной руке? Впрочем… чем желаете командовать, герр капитан, когда мы разломимся, — кормой  или носом?
Ответ последовал незамедлительно: киль цеппелина лопнул с протяжным  треском, и все, находящиеся в гондоле, снова кубарем полетели на пол. По растяжкам и фермам прокатилась волна конвульсий - получивший смертельную рану корпус отчаянно сопротивлялся нагрузкам, но металл тросов и ферм не выдерживал и лопался.  Пострадавшая секция потеряла жесткость, и L-32, все еще совершающий предписанный движением рулей и молотящими «враздрай» пропеллерами  поворот влево, не выдержал нагрузок и начал складываться вдвое. Кормовая часть  гиганта  - примерно треть «сигары», вместе с кормовой мотогондолой и баками с топливом, -    неторопливо, словно бы нехотя, оторвалась от остального корпуса и медленно кружась, пошла вниз. Оставшаяся «на плаву» часть воздушного корабля, избавившись от изрядного груза (только отломившееся хвостовое оперение весило тонны три, не меньше) резко подскочила вверх,  нелепо задирая заостренную носовую часть.
Стороннему наблюдателю, случись он в этот момент рядом, представилось бы ужасное зрелище.  Корпус цеппелина был разорван почти пополам. В огромную, во все поперечное сечение прореху были видны покореженные конструкции, застрявший в путанице тросов изуродованный  остов английского гидроплана и округлые бока чудом уцелевших баллонов с водородом. На верхнем мостике копошатся крохотные фигурки воздушных стрелков, изо всех сил цепляясь за леера - но раскачивающийся и неумолимо встающий дыбом настил медленно стряхивает несчастных в полукилометровую пропасть…
Удивительно, но столкновение не вызвало почти неизбежного в подобных случаях пожара и взрыва водорода. Спасибо следовало сказать погибшему в волнах северного моря пулеметчику с кормовой верхней площадки – его меткая очередь,  подобно цепной пиле, рассекла корпус «Шорта», оторвав охваченный огнем  двигатель, который иначе  вполне мог поджечь вытекающий из пробоин газ, превращая цеппелин в огненную братскую могилу. Разломившийся пополам корпус продолжала сотрясать дрожь. Одна за другой лопались растяжки, набор воздушного гиганта перекручивался – а пробитые емкости продолжали терять газ, обрубок цеппелина опускалась все ниже, создавая в корпусе опасные нагрузки. Надо было делать что-то – и срочно! Иначе оставшихся в живых членов экипажа L-32 ждала участь тех, кто уже нашёл могилу в ледяных водах Северного моря.
Фон Зеерс и такелажмейтейстер посмотрели друг на друга, осенённые одной и той же  мыслью.
- Якорный канат! - воскликнул лейтенант и исчез в проеме люка. Капитан кинулся за ним.
- Скорее, скорее! В носовой части киля... бухта якорного каната!
Сбивая пальцы, они разматывали трос, волокли его по угрожающе кренящемуся настилу, натягивали между фермами, окружающими опустевший баллон. Дальше, в середине мостика, матросы под руководством Фельтке  закрепляли  тяжелые предметы: баллоны со сжатым воздухом, ящики с инструментами. Скрип и треск стихали - средняя часть становилась все тяжелее, фермы набора постепенно справлялись с нагрузкой.
-Герр капитан, дифферент уменьшается! - задыхаясь, отрапортовал такелажмейстер, - Разошлись швы на третьем баллоне - видимо от вибрации.  Мы быстро теряем газ, но корабль выравнивается!
Фон Зеерс выпрямился и посмотрел на свои ладони. В спешке он не успел надеть брезентовые рукавицы и грубый канат ободрал руки в кровь, чуть не до костей. Но корабль все же спасен - хотя бы, на время.
- Отлично, парни!- капитан вытер пот со лба тыльной стороной изуродованной кисти, - Фельтке, возьмите двоих и осмотрите место разлома. И осторожнее, обвяжитесь концами - не хватало еще вывалиться наружу! Жду вас через пять минут с подробным докладом.
И фон Зеерс полез обратно в гондолу. Пора было решать, что же делать дальше.
И все же цеппелин, а вернее то, что от него осталось, еще не совсем лишился подъемной силы – газа в уцелевших баллонах оставалось достаточно, чтобы замедлить падение, превратив его в плавный, сравнительно безопасный спуск. Правда, кормовая часть просела, создав опасный, почти тридцатиградусный дифферент на корму. В секциях, пораженных врезавшимся в воздушный корабль гидропланом, баллоны были разорваны и теряли газ, перекашивая отчаянно сопротивляющийся силе земного притяжения цеппелин носом вверх. Но уцелевших емкостей все же хватило, чтобы придать погибающему воздушному судну хоть какую-то «плавучесть».
К сожалению, этого нельзя было сказать об оторвавшейся кормовой части, отягощенной массивной мотогондолой. Потеряв почти весь газ, она рухнула в море, унеся с собой почти треть экипажа.
Но эта жертва давала надежду уцелевшим воздухоплавателям. Враз избавившись от тянувших корабль вниз секций, цеппелин резко замедлил снижение. Опасный дифферент начал мало-помалу выправляться. Справившись с первым потрясением, офицеры корабля действовали как всегда – точно, хладнокровно и профессионально.
- Ганс, можете дать полные обороты на оба двигателя? – обратился фон Зеерс к вконец измученному старшему механику. Голову ветерана украшала наспех сооруженная марлевая повязка, вся в пятнах крови и солидола,
- Попробуем набрать скорость, может аэродинамическая подъемная сила возрастет. Передние коробки рулей, вроде, на месте и управляются…
- Герр капитан! – из люка, сверху, свешивался неутомимый такелажмейстер.  - Позвольте доложить….
-Чуть позже, Дитрих. Сейчас  - срочно за борт весь оставшийся балласт. И приготовьтесь облегчать мостик от всего, что только можно. Штурман, ветер?
- Все тот же норд-норд-ост, Людвиг! Не везет! – отозвался Зелински.  - Если удержим высоту еще часа полтора и немного подгребем винтами – можем с чистой совестью тонуть, англичане нас не подберут. Так что фатерлянд вполне сможет нами гордиться, секретов не выдадим.
- Не можешь не паясничать, Франц? – недовольно поморщился фон Зеерс. – лучше прикинь оптимальный курс к берегу. Исходи из того, что ветер продержится хотя бы часа полтора.
Пол под ногами капитана вздрогнул – исполнительный Штраубе отцепил массивные мешки с балластом, облегчая терпящий бедствие цеппелин.
- Что  высота? – капитан повернулся к вертикальному штурвальному.
- Все еще теряем, герр капитан, но медленнее. Четыреста сорок… четыреста  тридцать семь…
- Продолжайте отсчет вслух, - распорядился фон Зеерс и, подтянувшись на поручнях, высунул голову в люк:
- Людвиг! За борт все лишнее! В первую очередь, инструменты, бортпаек. Воду сливайте, пустые баллоны со сжатым воздухом  - всё вон...
По мостику загрохотали тяжелые башмаки, и внезапно все – и заунывное завывание двигателей, и топот на килевом мостике, и размеренный отсчет высоты, -  заглушил отчаянный крик вахтенного офицера:
- Герр капитан! Прямо по курсу! Какой-то… майн готт, что за чертовщина?
Фон Зеерс кинулся к носовому остеклению гондолы. Прямо перед воздушным кораблем формировалась плотная, пронизанная электрическими разрядами, стена серого, какого-то блёклого тумана. Стена эта закручивалась в гигантский водоворот, точно в центр которого смотрел нос корабля.
- Оба полный назад! – заорал фон Зеерс, понимая, что уже не успеть. – Держитесь крепче, сейчас нас…..
С перекошенным лицом, Фельтке рванул сектора газа обоих двигателей до упора назад. Огромные пропеллеры замолотили воздух, отчаянно пытаясь противостоять силе, неумолимо втягивающей искалеченный цеппелин в растущую на глазах исполинскую серую воронку.

Невероятно, но английский лейтенант остался жив. Мало того – он не получил сколько ни будь серьезных ранений – несколько царапин и ушибов, разумеется, в счет не идут. Борт цеппелина, растяжки и газовые мешки спружинили, погасив силу удара, которая в противном случае могла бы перемолоть отчаянного парня в фарш. И теперь он, зажатый в кабине растерзанного аэроплана, висел в мешанине гнутого дюраля, тросов и драных лоскутов прорезиненной ткани, в которую превратились внутренности цеппелина. Пилот висел вниз головой, на привязных ремнях, и в просветы между исковерканными фермами и клочьями газовых мешков видел серо-стальную, испещренную морщинами волн гладь Северного моря.
…а это что? Островок? Откуда он здесь?..

Отредактировано Ромей (01-10-2020 15:43:04)

+3

596

IX.  Пепельный мир
Теллус.
Близ Побережья
Плавучие острова.

- В чём дело? Опять! Они там что, совсем обленились? Мух не ловят!
Гросс-адмирал Найдёнофф гневался – и было с чего. По широкому экрану тактического планшета, на которым отображалась и Туманная гавань, и прилегающие к ней территории на полсотни миль в обе стороны, и бродячий архипелаг Плавучих островов, на котором в данный момент были развёрнуты основные наземные службы Второго Флота, то и дело пробегали полосы ряби.
- Помехи, герр гросс-адмирал.  – почтительно отозвался адъютант. - Магистры-связисты бьются, пока – безрезультатно.
- Ладно… - буркнул Найдёнофф. – Он и сам видел, что штабные спецы по ТриЭс делают всё, что могут. – А это ещё что?
В левом верхнем углу пульсировала красная точка.
ТриЭс-грамма от воздушного патруля! – крикнул один из связистов. Крикнул, не открывая глаз, не качнув головой, на лбу которой красовалась нашлёпка контактного слизня.
Что там?
Подходит Рой. Три… нет, пять групп по две дюжины бомбо-коконов в каждой. Эскорт – два десятка «стрекоз». Судя по курсу, нацелились на нас.
- По-видимому, всё, что у них осталось. – негромко заметил флаг-штурман. - Армада сильно потрёпана нашей второй ударной волной.
- «Обрубки»-смертники? - негромко спросил «Найдёнофф».
- Они самые. Лидируют Роем инри-наездники на «вивернах». Эти на цели не падают, направляют атаку – и уходят в сторону.
Вопрос был риторическим: любой из присутствующих в операционном зале флагманского флюгцайтраггера «Отто фон Бисмарк» знал о тактических схемах неприятеля всё.
Или, по крайней мере, думал, что знает.
- Мерзость какая… скривился гросс-адмирал. – Но на что они рассчитывают? Всего два десятка «стрекоз» прикрытия – мы перещёлкаем весь Рой ещё на подходах!
Адъютант пожал плечами.
- Вот и мне непонятно, Вилли. – кивнул гросс-адмирал. – тут наверняка какая-нибудь каверза. Скажем, Рой играет роль приманки, а ударные группы подойдут на малой высоте, с другой стороны…
- По данным наших аналитиков, - почтительно заметил другой флаг-офицер, - на Армаде практически не осталось инсектов. Неоткуда им набрать их ещё на одну ударную волну!
- Вы готовы за это поручиться? – язвительно осведомился Найдёнофф.
- Нет, но аналитики…
- Вот и помалкивайте. Выводы я буду делать сам.
Адъютанты переглянулись. По идее, опрометчиво влезший со своими мыслями штабист должен был заработать выволочку куда как покруче. Но гросс-адмирал спокоен, даже вежлив – и это грозный признак. Он в растерянности и не знает, что делать. А может даже и испуган…
Честно говоря, мысль эта мало кого удивила. На сердце было тяжело у всех – правда, никто бы этом не признался, но сидел где-то в грудной клетке эдакий червячок и сосал силы, решимость, уверенность в успехе…
Случайность? Следствие тяжёлого, полного дурных известий дня? Но ведь неприятель практически разбит и отступает…
А червячки сосали.
- Что «кальмары» второй волны? – негромко спросил «Найдёнофф». – Скоро вернутся?
Адъютанты обменялись короткими взглядами. «Вернутся» – это было чересчур оптимистично. Из добравшихся до Армады флапперов уцелел, в лучшем случае, каждый четвёртый. К тому же, гросс-адмирал сам…
- Вы же отдали приказ садиться в Туманной гавани. – осторожно напомнил флаг-капитан. – На полосы городского аэроклуба, если военная база и коммерческий порт разбиты…
Гросс-адмирал в раздражении дёрнул плечом.
- А они разбиты?
- Да. Оттуда докладывали – всё в огне. А вот аэроклуб целёхонек. Вероятно, инри о нём попросту не знали.
Гросс адмирал кивнул.
- Да, конечно, так и есть. Всё правильно. Я просто… запамятовал.  конечно. Я забыл. «Флажки» переглянулись – на этот раз с недоумением
Запамятовал? Это Найдёнофф-то? В такой момент?
…это всё сосущие червячки, подумал флаг-капитан. Он и сам никак не мог сосредоточиться – волнами накатывала чёрная меланхолия, и приходилось прикладывать усилия, чтобы разорвать пелену обессиливающей мути. Если и с гросс-адмиралом твориться то же самое  – тогда удивляться нечему …
- Поднимайте все наземные перехватчики с Плавучих островов. - Найдёнофф вынес, наконец, решение. Да, и сообщите на это пассажирское корыто, «Династию». Они там, надо полагать, только-только починились -  не хватало снова попасть в самую мясорубку!
Он подошёл к окну и встал, приняв любимую позу – руки сложены на груди, подбородок высоко вздёрнут. За стеклом, рукой подать, раскинулась лагуна. Посредине, в окружении россыпи катеров и буксиров – ни одной прогулочной яхты, господа! -  угрюмым чёрным утюгом дымит  рундшлахтшифт прибрежной обороны «Кайзер Вильгельм IV». А дальше, за плавучим баром, защищающим проход в лагуну,  угадывается в морской дымке вытянутый шеститрубный силуэт панцкройцера «Блюхер», безошибочно опознаваемый по громадному, верных пятьдесят футов в длину, тарану. Броненосный флот бдит в готовности отбить нападение с воздуха.
Гросс-адмирал поморщился. Проку от их готовности… будет большой удачей, если боевые корабли смогут хотя бы сами себя защитить. Но надеяться на это не стоит: вон, что творилось несколько часов назад на рейде Туманной гавани! Хотя, конечно, панцеркройцеры – это вам не прогулочные яхты наследника, по недоразумению называемые клиперами…

- Доклад: первые кальмары взлетели – высоким, звенящим голосом выкрикнул связист. Адъютанты снова переглянулись – такие обертоны появлялись в голосе, когда человек весь, без остатка, уходил в ТриЭс. Да, связисты-магистры выкладывались, как могли, и не их вина, что полосы ряби всё чаще пробегали по экранам тактических планшетов.
Над лагуной мелькнули три стремительных силуэта, потом, с пятнадцатисекундным интервалом – ещё три.  Гросс-адмирал представил, как тяжёлые «кальмары» с вибрирующим воем прямоточных ускорителей срываются со взлётных эстакад звеньями по три машины и уходят на восток, навстречу Рою. Перехватчики из «кальмаров» никакие, их дело – атаки на неуклюжие огромные «облачники» и «гнездовья». Но  бомбо-коконы отстреливать несложно – они идут к цели по прямой, не маневрируя и не уклоняясь от атак противника. А со «стрекозами» сопровождения разберутся юркие, стремительные «осы»…
- Герр адмирал! У меня срочное сообщение!
Найдёнофф повернулся. Связист – один из лучших в штабе магистров – стоял возле своего рабочего места. Глаза невидяще смотрят перед собой, пальцы шарят в воздухе, нащупывая пуповину контактного слизня.
Нащупали, дёрнули – мерзкая нашлёпка с чавкающим звуком отлепилась ото лба. Взгляд штаб-магистра сразу сделался осмысленным.
- Говорите, Рейнхард, я вас слушаю!
- Герр гросс-адмирал, готовится необычайно мощный выброс ТриЭс. – слабым, каким-то потускневшим голосом доложил связист. – Не могу сказать, в чём тут дело… да и никто не сможет. Я уже три четверти часа наблюдаю за накоплением энергии, и уверен только в одном:  готовится нечто грандиозное. Что-то, с чем мы ещё не встречались. 
Гросс-адмирал обвёл взглядом «флажков». На лицах каждого из них явственно угадывались эмоции совсем уж не приличествующие офицерам в боевой обстановке:  недоумение… растерянность… страх.
…а червячки сосали…

Теллус.
Пассажирский лайнер
«Династия»

Сигнал оповещения на «Династии», последовавший за полуминутным перезвоном колоколов громкого боя,  был, хоть и громким, но достаточно мелодичным  – под стать интерьерам первоклассного пассажирского лайнера. Таким бы, подумал Алекс, не извещать о надвигающейся угрозе, а сообщать об обеде. За табльдотом, в шикарной зале, сделавшей бы честь лучшему столичному ресторану…
«Капитан настоятельно просит пассажиров вернуться в свои каюты и надеть индивидуальные спасательные пояса. Напоминаем, что они хранятся под койками. Для того, чтобы извлечь их, надо…»
Гардемарин  живо представил себе компаньонку Елены в ярко-оранжевом поясе поверх платья в бесчисленных оборочках и не сдержал злорадного хихиканья. Кстати, что-то давненько они её не видели. Поинтересоваться, что ли?...
- Фройляйн, а где сейчас ваша… - начал он, но не договорил – магистр, которого молодой человек вёл под руку, сделал попытку остановиться, от чего оба чуть не свалились на палубу.
- Осторожней, герр Фла… то есть, мессир!
- А вы будьте  повнимательней! – огрызнулся «пострадавший».-  Вот наша каюта, пришли уже!
Ввалившись в каюту (сразу сделалось необычайно тесно) Фламберг немедленно кинулся к своему багажу. Елена же устроилась в углу и принялась обозревать помещение, время от времени отпуская язвительные комментарии по поводу состояния Алексовой одежды, висящей на плечиках в головах койки.  Гардемарин собрался, было, найти достойный ответ – но вдруг понял, что смертельно устал.  Он сел на койку, пошарил под столиком, и извлёк из закреплённой там корзины непочатую бутылку рислинга. Секундой позже к ним присоединились серебряные стаканчики из походного несессера.
- Кто-нибудь хочет, господа… и дамы?
Фламберг, не прекращая копаться в саквояже, схватил стакан, шумно глотнул и буркнул что-то неразборчивое, но явно благодарное. Девушка, помедлив, взяла предложенный сосуд и стала пить – маленькими деликатными глоточками.
«Может, вызвать стюарда? – прикинул Алекс. – обед-то мы точно прозевали, и пятичасовой чай, пожалуй, тоже. Любопытно, буфет работает во время тревоги?..»
Он потянулся к витому шнуру звонка, но тут Фламберг выпрямился, держа в руках нечто, отблёскивающее полированной бронзой.
- Вот! – удовлетворённо заявил он.  – И заряд почти полон, не ожидал... Можно сразу приступать к работе.
Буфет, разумеется, немедленно был забыт. Алекс жадно вглядывался в устройство. Больше всего оно напоминало обыкновенную астролябию – только лимбов-колец было не в пример больше, многие – с фигурными замысловатыми вырезами. По тёмной, тщательно отполированной бронзе (астрономическая – подумал отчего-то гардемарин) змеились  цепочки значков. По большей части - незнакомых, но в некоторых угадывались символы из учебной брошюры «Что надо знать о ТриЭс офицеру-воздухоплавателю».
В центре «астролябии», там, где полагалось быть оси, зияло отверстие – а в нём, не касаясь краёв, висел мерцающий клубок, состоящий из текучих, переплетённых между собой лент всех цветов радуги. И это была не ткань, не стекло, не особым образом обработанные самоцветы – ленты состояли словно из сгустившегося света чистейших спектральных цветов. Зрелище было завораживающе-красивым – но почему-то оно сразу не понравилось Алексу.
Вот не понравилось, и всё!
- И что именно вы собираетесь делать? – осведомилась. Елена. Она, как и Алекс, не отрывала глаз от странного устройства. 
А Фламберг уже щёлкал лимбами, сосредоточенно шевеля губами – отсчитывал деления с загадочными символами.
- Я, кажется, задала вопрос! –повторила несколько громче Елена. Голос у неё был капризным.
- Не мешайте, будьте любезны! – каркнул магистр, и девушка от неожиданности замолчала.  Алекс успел подумать, что ТриЭс – это, конечно, ТриЭс, но следует сделать невеже замечание, как вдруг…
Клубок вспыхнул сразу всеми своими разноцветными лентами – и вдруг стал сереть, выцветать – как будто ярко сияющие полосы света стали стремительно обращаться в невесомый прозрачный пепел.
- Я так и знал… обречённо пробормотал Фламберг. – Я так и подозревал…
- Да в чём же дело? – Елена нетерпеливо топнула ножкой.
- Как бы вам это объяснить…  - магистр осторожно положил «астролябию» на столик. – Дело в том, что у меня есть особое свойство - собственно, это ни что иное, как  следствие предрасположенности к ТриЭс, врождённого, если хотите, таланта.  Я остро чувствую, когда кто-то работает с некоторыми её видами.
- Какими именно? – не удержался Алекс.
-  Долго объяснять, и вряд ли вы владеете необходимыми для этого понятиями хотя бы на базовом уровне. Сейчас важно вот что: кто-то недалеко отсюда – сравнительно недалеко, несколько десятков миль – готовит исключительно сильный выброс Третьей Силы.
- Кто?
- Какой?
Вопросы гардемарина и Елены слились в один. Магистр нетерпеливо дёрнул уголком рта.
- Этого я сказать не могу. Одно ясно: это исключительно сильный мастер и… он точно не человек.
- Инри?
На этот раз Алекс успел первым.
- Вне всяких сомнений.  Я бы не хотел встать у него…
Астролябия вспыхнула. Нет, не так – нельзя назвать вспышкой отсутствие всего, что может сойти за яркий свет. От центрального клубка стремительной волной распространилось вокруг странное перерождение материи – столик, койки, сам магистр и его собеседники словно превращались в блёклый, прозрачный пепел, как давешние светящиеся ленты…
Это продолжалось какую-то долю секунды, потом мир снова обрёл прежние краски. Весь, кроме клубка в астролябии – тот сохранил прежнюю призрачную серость. Нет, поправил себя Алекс, вдоль краёв лент уже появляются светящиеся точки, искорки прежних радужных цветов…
Времени вглядеться повнимательнее ему не дали. Магистр судорожно изогнулся всем телом и шумно повалился на стол, опрокидывая бутылку – рислинг растёкся по столешнице бледно-янтарной лужей. Алекс торопливо подхватил Фламберга, положил на койку лицом вверх. Изо рта у магистра лезла пена, глаза закатились, и не было видно радужек - одни белки...
- Скорее! Где у него там таблетки? – Елена метнулась, отталкивая Алекса, к Фламбергу и зашарила у него в нагрудном кармане.  - А, вот они… да помогите же, не стойте столбом! Разожмите ему чем-нибудь челюсти!
Серебряная чайная ложечка заскрипела по стиснутым зубам. Елена, сосредоточенно закусив губу, выкатила в рот магистру три шарика из стеклянной трубочки.
«…а вот она, похоже, наставление по оказанию первой помощи как раз читала…»
Фламберг дёрнулся, выпрямился, и принялся вытирать рот простынёй. Глаза у него были уже нормальные – хотя и красные, все в прожилках полопавшихся сосудов.
- Это был Тусклый Шар, молодые люди… - сдавленно прошептал он. – Вот, слышите?..
И ткнул дрожащим пальцем в сторону иллюминатора.
Алекс не сразу понял, что он имеет в виду. А поняв – ощутил между лопаток предательскую ледяную струйку.
Густое, успокаивающее  гудение маховых перепонок, неизменный звуковой фон, постоянно сопровождающий пассажиров «Династии» - пропал. Каюту, да и весь лайнер,  затопила пугающая тишина.

Теллус.
Плавучие острова
Недалеко от Побережья
Лодка ткнулась в берег. Вернее – в сплошное переплетение корней, стволов, водорослей, которые и составляли основу крошечного плавучего островка. В отличие от своих более крупных собратьев, это бродячий лоскуток суши ещё не успел обзавестись толстым слоем нанесённого ветрами грунта – так, кое-где промежутки между стеблями и корнями заполняла масса из прелых, перегнивших листьев и стеблей. Этого, впрочем, вполне хватало, чтобы на островке прекрасно себя чувствовали и густо росли вполне «сухопутные» кустарники и даже деревца. Есть из чего разжечь костёр, прикинул Петер Иоганн Огнищефф – на самом деле, Пётр Иванович Огнищев, житель далёкой северной губернии Малая Онега, где свинцовое море встречается с низкими снеговыми тучами, а океан – с водами огромного пресноводного озера, простирающегося на сотни миль вглубь континента…
Озеро-то и кормит укоренившихся на её берегах русских подданных Кайзеррайха  - озеро, океан и, конечно, лес. Отсюда в центральные и прибрежные губернии идут пиленые доски и китовая ворвань, меха и мёд, солёная рыба и… да много что идёт. В том числе, и крепкие, высоченные молодцы-рекруты, традиционно направляемые  в морской флот, Воздушные силы, и в гвардию Кайзера. Рекруты – это ведь только название. На каждое место в находится не менее пяти желающих, и даже строгие законы империи, пропорционально делящие бремя службы по призыву между двумя её титульными нациями, не в состоянии помешать тому, что на палубах панцеркройцеров Кайзерлихмарине русский давным-давно стал основным рабочим языком.
Промысел, с помощью которого добывал себе пропитание гость крошечного островка-прилипалы, одного из десятков, тянущихся вслед за большими Плавучими островами, несущими ангары, причальные мачты и взлётные эстакады. Второго Воздушного флота, имел самое непосредственное отношение к имперской службе. Петер Иоганн – или, если хотите, Пётр Иванович – владел небольшой, но крепкой фирмой, производящей и поставляющей кайзеровским Воздушным Силам материал для изготовления газовых баллонов, изготавливаемый из особым образом обработанных кишок китов и пресноводных тюленей, которыми кишат островки на севере Новой Онеги. И оказался он поблизости от штаб-квартиры Второго Воздушного Флота отнюдь не случайно – приехал, чтобы продлить контракт на поставку своей продукции. Дело было привычным – обойдя кабинеты знакомых интендантов и оставив десяток свёрток с гостинцами – о, нет, никаких взяток: солёная красная рыба, настойка на орешках и копчёная оленина – он с огорчением выяснил, что явился, собственно, не вовремя. Воздушный флот находился в кампании, и всем было категорически не до поставщика - даже такого аккуратного и добросовестного, как герр Огнищефф, владелец фирмы «И.Г. Нойез-Онега Газдихтештофф».
Вот если бы через недельку… Инри к тому времени наверняка уберутся восвояси – не десант же они собираются высаживать? И вот тогда Второму Флоту понадобится продукция герра Огнищеффа – всё, сколько он сможет поставить, и много сверх того. Потому что воздушные корабли неизбежно получат в боях повреждения, и ткани для  газовых баллонов, хранящейся на флотских складах, разумеется, не хватит – тем более, что часть этих самых складов уже уничтожены ударами с воздуха. А хоть бы и хватило – истощённые запасы надо будет пополнять, склады материального снабжения не должны пустовать – тут-то и пригодится герр Огнищефф. А надо всего-то подождать недельку – и не попасть при этом под дождь из огнестудня или «живой ртути», которыми инрийские инсекты щедро поливали Туманную гавань.
Тут имелся вариант. От знакомых интендантов, Пётр Иванович узнал, что высокое флотское начальство уже покинуло Туманную гавань и перебралась на архипелаг Плавучих островов, где была развёрнута временная база Воздушного Флота. Туда ударные звенья инсектов ещё не добрались, так что можно будет чувствовать себя в относительной безопасности. Боевые действия могут закончиться в любой момент. «И.Г. Нойез-Онега Газдихтештофф» – далеко не единственный производитель, и схватки за стратегические поставки разгорятся нешуточные. Тут уж, кто первый успел – тот и съел; так что герр Огнищефф решил провести несколько дней на архипелаге, предаваясь любимому своему занятию – рыбной ловле. Добыл через знакомых в управлении снабжения пропуск на острова, добрался туда – опять же, задействовав свои немалые связи – на  борту воздушного корвета, нашёл комнатку в сборном щитовом бараке офицерского общежития. После чего - взял в аренду гребную лодку, приобрёл кое-какие снасти, снаряжение  и отправился (опять-таки,  по совету приятеля-интенданта, тоже большого любителя посидеть с удочкой), на один из островков-прилипал. Половит рыбку, проведёт несколько ночей в палатке у костра – а там и придёт время возвращаться в мир  коммерческих контрактов, предварительных соглашений, интендантских служб и военных поставок.
Так оно, в общем, и вышло. Герр Огнищефф просиживал утреннюю и вечернюю зорьки на подходящем пятачке у воды, возился днём с самодельной коптильней и дважды в сутки выходил на связь с приятелем-интендантом по переносному армейскому ТриЭс-коммуникатору. Приятель обнадёживал: инри выдохлись, воздушные бои почти прекратились – стычки патрульных флапперов и инсектов не в счёт – а имперские воздушные корабли, наоборот, всерьёз потрёпаны неприятельскими атаками. Ещё денёк, может два…
Это случилось на третий день вынужденной ссылки, ближе к вечеру. Пётр Иванович как раз закончил заправлять тонко наколотыми щепками печку-коптильню, выпрямился, поднял руку, чтобы утереть со лба трудовой пот, как вдруг…
Не было ни грохота, ни удара, ни слепящей вспышки. Наоборот – мир словно выцвел, на миг обратившись в чудовищную панораму, старательно созданную каким-то безумным художником из сигарного пепла. Герр Найдёнофф замер в неловкой позе – ему страшно было шевельнуться, вздохнуть, чтобы этот пепел не рассыпался, превращая мироздание в серые рассыпчатые холмы, которым нет ни конца, ни края.
И сильно, непонятно, засосало сердце…
Наваждение продолжалось несколько мгновений. Или минут? Или, может быть, часов? Пепельная серость высосала вместе с красками мира всякое представление о времени.  Пётр Иванович помотал головой, замысловато выматерился – русский он человек, или нет, в конце концов? – и тут взгляд его упал на открытый ящик ТриЭс-коммуникатора. Приборчик был мёртв, а ведь всего несколько минут назад он воспользовался им для регулярного «сеанса связи»! Плёнка экрана не отзывалась на прикосновения и щелчки эбонитовых рычажков.
Остаться без связи – всегда неприятно, особенно, в такой важный момент. Помучавшись с четверть часа с клятой коробкой, герр Огнищефф признал поражение. Собрал вещи в большой дорожный баул, загасил водой из ведёрка только-только раскочегарившуюся коптильню (эх, пропала рыбка!) и с тяжким вздохом взялся за борт лодки, аккуратно пристроенной на полешках недалеко от воды. Минут сорок на вёслах – и он на большом острове. А уж там выяснится, что за чертовщина тут творится…
Островок под ногами дрогнул. Поначалу Пётр Иванович не обратил на это внимания – бродячий кусок суши настолько мал, что порой реагирует на волну, разведённую проходящим мимо судном. Но сейчас ничего подобного видно не было, да и океан, на сколько хватало взора, был спокоен.
Толчок повторился. И ещё, и ещё – сильнее, сильнее, сильнее! Спутанная подушка корней и стеблей перекосилась, ушла из-под ног, поддала в пятки так, что Пётр Иванович полетел кувырком, чувствительно ударившись копчиком об опрокинутую коптильню. Толчки следовали один за другим, и перепуганный коммерсант, увидел, как повернулась над головой чаша небосвода, испятнанная редкими облачками, как перекосился горизонт. Островок-прилипала с оглушительным плеском оторвался от поверхности и, чуть накренившись (с дифферентом, как сказали бы воздухоплаватели) поплыл вверх, унося с собой и шалаш, и лодку, и перевёрнутую коптильню, и перепуганного до потери сознания владельца «И.Г. Нойез-Онега Газдихтештофф».

Отредактировано Ромей (02-10-2020 14:15:43)

+2

597

X.  Рикошет
Борт цеппелина L-32.
Неизвестно где и когда

- …продолжайте отсчет вслух, - распорядился фон Зеерс и, подтянувшись на поручнях, высунулся в люк:
- Людвиг! За борт все лишнее! В первую очередь, инструменты, бортпаек. Воду сливайте, пустые баллоны со сжатым воздухом  - всё вон...
По мостику загрохотали тяжелые башмаки, и внезапно все – и заунывное завывание двигателей, и топот на килевом мостике, и размеренный отсчет высоты, -  заглушил отчаянный крик вахтенного офицера:
- Герр капитан! Прямо по курсу! Какой-то… майн готт, что за чертовщина?
Фон Зеерс кинулся к носовому остеклению гондолы. Прямо перед воздушным кораблем формировалась плотная, пронизанная электрическими разрядами, стена серого, какого-то блёклого тумана. Стена эта закручивалась в гигантский водоворот, точно в центр которого смотрел нос корабля.
- Оба полный назад! – заорал фон Зеерс, понимая, что уже не успеть. – Держитесь крепче, сейчас нас…..
С перекошенным лицом, Фельтке рванул сектора газа обоих двигателей до упора назад. Огромные пропеллеры замолотили воздух, отчаянно пытаясь противостоять силе, неумолимо втягивающей искалеченный цеппелин в растущую на глазах исполинскую серую воронку.

Невероятно, но английский лейтенант остался жив. Мало того – он не получил сколько ни будь серьезных ранений – несколько царапин и ушибов, разумеется, в счет не идут. Борт цеппелина, растяжки и газовые мешки спружинили, погасив силу удара, которая в противном случае могла бы перемолоть отчаянного парня в фарш. И теперь он, зажатый в кабине растерзанного аэроплана, висел в мешанине гнутого дюраля, тросов и драных лоскутов прорезиненной ткани, в которую превратились внутренности цеппелина. Пилот висел вниз головой, на привязных ремнях, и в просветы между исковерканными фермами и клочьями газовых мешков видел серо-стальную, испещренную морщинами волн гладь Северного моря.
…а это что? Островок? Откуда он здесь?..

Теллус.
Пассажирский лайнер
«Династия»

...каюту, как и весь лайнер,  затопила пугающая тишина. И в ней особенно неуместно прозвучало кудахчущее, какое-то старческое хихиканье. Алекс с недоумением обернулся – странный звук издавал Фламберг.
А я предупреждал! – Голос был надтреснутым, под стать хихиканью.  – Я им говорил! А они попросту посмеялись над моей работой…
Руки магистра бесцельно шарили по столу. Вот пальцы нащупали чайную ложку, согнули, разогнули, снова согнули. Из уголка рта побежала струйка слюны, глаза – со зрачками во всю радужку, безумные, пустые…
«Спятил!..  Что же это за пакость была такая, пепельная? Но ведь потом он сказал что-то вполне нормальным голосом? Кажется, про какой-то шар…»
Елена не стала тратить времени на рассуждения. Она схватила магистра за плечо, развернула и отвесила одну за другой три оглушительные пощёчины  - хрясь, хрясь, хрясь!
Алекс дёрнулся, было, к ней, но натолкнулся на решительный, злой взгляд: «только попробуй!..»
Фламберг снова захихикал – тем же мерзким кудахчущим смешком. Он закинул голову назад, пальцы оставили исковерканную ложку и слепо зашалили по воротнику.
- Распустите ему шейный платок!
Ещё две пощёчины – хрясь, хрясь! И, прежде, чем Алекс успел шевельнуться, содержимое стакана с вином выплеснулось магистру в лицо. Янтарные капли разлетелись веером, окатив обивку, Алекса и саму Елену.
Хихиканье смолкло, сменившись кашлем. Движение пальцев сделалось осмысленным – Фламберг, не дожидаясь помощи гардемарина, распустил узел шейного платка и несколько раз глубоко вздохнул.
- А вы… кхм… а вы оригинальны, барышня…
Голос был слабый, но уже  без прежних безумных ноток. Магистр с усилием поднял руку к лицу, стёр пальцем стекающую со лба струйку и попробовал её на язык. 
- Водой мне в физиономию, было дело, плескали. Но чтобы наилучшим рислингом? М-м-м… надеюсь, вы не всё извели? Был бы признателен…
Вы в порядке? – сухо осведомилась девушка.
- Ну… более-менее. А что?
- Может, изволите тогда объяснить, что там происходит?
Елена ткнула рукой, в которой был зажат пустой стакан, в иллюминатор.
«Перепонки же!» – мысленно ахнул Алекс. – ходовые перепонки «Династии»! Они перестали действовать сразу после этого… пепельного…»
Да не переживайте вы, гард… - магистр проследил направление взгляда Алекса и криво усмехнулся.  – Три, может пять минут – и эффект Тусклого шара рассеется. И тогда всё снова начнёт действовать – и перепонки, и это…
Он с отвращением ткнул пальцем в «астролябию». Алекс пригляделся – клубок радужных лент в её центре постепенно обретал прежние цвета.
- Тусклый шар – это своего рода выброс вырожденной Третьей Силы. Создавать его умеют единицы, и среди них нет ни одного человека. Да и у инри мастеров такого уровня раз-два и обчёлся… конечно, насколько мы вообще можем судить о том, что творится у инри…
Фламберг закашлялся.
- Простите… так вот:  Тусклый Шар  высасывает ТриЭс из окружающей среды, словно насосом. Это касается и устройств, вроде моего прибора, субстанций, таких как мета-газ… да не переживайте вы так! – поспешил добавить он, увидев, как дёрнулся Алекс. – Эффект продолжается минут пять-семь, не больше. За это время воздушный корабль успеет, разве что, немного потерять высоту. Слышите?
Гудение за бортом нарастало.
- Что я говорил?  - Фламберг с кряхтением выудил из жилетного кармашка серебряные, в форме луковицы, часы, и щёлкнул крышкой. – Четыре минуты с небольшим.  А вот пилотам флапперов, оказавшимся в этот момент в воздухе, я не завидую.  У этих машин подъёмная сила создаётся исключительно за счёт ходовых перепонок, так что они, надо думать, посыпались с небес градом. Собственно, для этого инри и пустили Тусклый шар в ход -  сделали из него дымовую завесу, ослепившую планшеты наших штабистов и, одновременно – расчистили небо от перехватчиков.  Боюсь, над Плавучими островами сейчас творится чёрт знает что – и далеко не в пользу имперских Воздушных сил…
- А что случилось с вами? – спросила Елена. - Эти жуткие припадки…
Магистр мрачно покосился на девушку.
- Я же говорил, фройляйн, что обладаю повышенной чувствительностью к некоторым проявлениям ТриЭс. Так уж получилось, что одна из них – именно вырожденная её форма. Вот мне и досталось – зацепило, так сказать, разбежавшимися от Тусклого Шара волнами. И, знаете что?..
Он с кряхтением дотянулся до астролябии и провернул лимбы.
- …сдаётся мне, что это не единственный побочный эффект. Что-то пришло оттуда вместе с эхом Тусклого Шара – что-то совершенно неожиданное…

Теллус.
Близ Побережья
Плавучие острова.

- Что это было, Рейнхард?
- Тусклый Шар, герр гросс-адмирал.
- Вы именно это предвидели?
- Хм… не совсем. Честно говоря, это был сюрприз.
Сюрприз, значит… - Найдёнофф скривился от отвращения.  - Чем ещё эта пакость нам грозит?
- Собственно…  - штаб-магистр почесал лоб. На нём глубоко отпечатался свежий след от контактного слизня. – Собственно, практически ничем. Весь вред уже нанесён. Видите ли, механизм образования Тусклого шара…
- К чёрту подробности, Рейнхардт. – отмахнулся  гросс-адмирал. О теории поговорим потом, а сейчас займитесь-ка восстановлением системы оповещения. Что флапперы?
- Те, что были в воздухе, потеряны. – отозвался флаг-штурман. -  Они попросту попадали вниз, прямо как…
- Избавьте меня от поэтических сравнений. А как дела у корветов ближнего патруля?
- «Ландскнехт» как раз отшвартовался от мачты и начал всплывать – он сел на брюхо в полумиле от лётного поля и получил серьёзные повреждения. «Рейтар» и  «Драгун»  справились с проблемами и сейчас набирают высоту.
- Пусть немедленно выдвигаются навстречу Роям!
- Но, герр гросс-адмирал, бомбо-коконы растерзают их походя…
Найдёнофф обернулся к флаг-штурману. Глаза его были белыми от ярости.
- Прекратите бредить, фрегаттен-капитан! Их цель – наземные сооружения и корабли на лётном поле. А корветы хоть немного, а проредят Рои своими орудиями воздушной обороны.
- Но «стрекозы» эскорта…
- Вып-пал-лнять!
Флаг-штурмана словно ветром сдуло.
- Пилоты разбившихся флапперов?
Голос Найдёноффа звучал почти спокойно.
- Точных данных пока нет, но мы насчитали над морем не меньше двух десятков спасательных парусов.
- Хорошо. Позаботьтесь о поисково-спасательных работах. И сообщите на флюгцайтрейгеры:  пусть срочно поднимают  палубные звенья.
Оставшиеся штабисты неуверенно переглянулись.
- Но это всё, что у нас осталось, герр гросс…
- Знаю! Но другого выхода нет. Иначе Рои разнесут острова вдребезги и пополам, а то, что останется – зальёт огнестуднем. И нас с вами – в первую очередь.
- Ещё два Роя!  - высоким, звенящим голосом выкрикнул Рейнхардт. Он уже прилепил на лоб контактный слизень и «включился» - как называли это штаб-магистры, отвечающие за контроль воздушной обстановки  - Заходят вдоль хвоста!
«Хвостами» именовася шлейф островков-прилипал, следующих в кильватере бродячего архипелага.
- Дистанция? 
- Двадцать миль.
Найдёнофф непечатно выругался.
- Разверните корветы им навстречу.
- Но, герр гросс-адмирал, тогда…
- Ещё слово, фрегаттен-капитан,  и я прикажу вас расстрелять!
С «Байерна»: «кальмары» ушли! – отрапортовал один из штаб-связистов.  - Расчётное время прибытия семь минут.
Найдёнов заложил руки за спину. Стоящий сзади флаг-штурман выдел, как крупные, покрытые рыжеватыми волосками пальцы гросс-адмирала безжалостно комкают форменные перчатки.
- Что ж, господа…  - гросс-адмирал сделал короткую паузу. – Похоже, теперь нам остаётся только молиться.
За окном заухало, загрохотало  – орудия противовоздушной обороны встречали приближающиеся Рои.

Теллус
Недалеко от Побережья.
Плавучие острова

…гондолы забились огненными бабочками, затянулись ватно-белыми облачками сгорающего пороха. Чо ясно видела, как споткнулись, словно налетев на невидимую преграду, два бомбо-кокона, как кувырнулась вслед за ними «виверна» рой-лидера. Остальные коконы синхронно вильнули на курсе и устремились к преградившим путь дирижаблям – семь к правому, четырнадцать к левому. «Обрубки» в них вели себя так, как их успели обучить – лишившись направляющего зова рой-лидера, атаковали ближайший объект неприятеля. Но большее их ублюдочные разумы не были способны – но в данном случае, большего и не требовалось.
К'Йорр  всё видел, конечно – и нырнул вниз, к волнам, уводя за собой журавлиный клин Роя. Пока обречённые корветы будут разбираться со столь-же обречёнными бомбо-коконами, он проведёт своих подопечных под ними – и выйдет на длинную цепочку островков-прилипал, вытянувшихся на много лиг за архипелагом-мишенью. С такой высоты больших островов, конечно, не различить, но это и ни к чему – знай, следуй вдоль «хвоста». А когда мелькающие внизу зелёные пятна станут расти – значит, пора набирать высоту, чтобы в самоубийственном пике сорваться на цель. А в это время, с противоположной стороны, от Побережья, на цель заходят ещё три Роя, так что есть надежда дорваться до ангаров, причальных мачт и лётных полей.
Впрочем, какое дело Чо до всего этого? Её забота – выбрать подходящий момент и свалить...
Впереди полыхнуло – раз, другой, третий. Это уцелевшие бомбо-коконы один за другим врезаются в борта корветов. Подрывные заряды расплёскивают огнестудень, обращая гордые воздушные корабли в летучие костры, медленно опускающиеся к поверхности воды. Чо покосилась наверх – и успела увидеть, как замыкающие строй коконы нырнули в огненную тучу.
«…«обрубки» - что с них взять! Раз выйдя в атаку, они уже не способны остановиться…
…а, может, несчастные попросту торопятся прервать своё убогое существование?..»
Нет до них дела, нет! Внизу, в сотне футов мелькнул крошечный, размером с носовой платок, кусочек плавучей суши. И ещё, и ещё…  а это что?
К'Йорр резко вильнул в сторону – настолько резко, что один из обрубков, пытаясь повторить его действие,  врезался в соседа по строю, и оба, сцепившись маховыми перепонками кувырнулись в волны. Чо ушла, было, вслед за рой-лидером, влево – и вдруг поняла, чем был вызван этот рискованный манёвр.
Один из островков-прилипал – размером, машинально отметила Чо, чуть меньше её родного Сирикава-го, - оторвался от поверхности океана и стал медленно, величественно всплывать. Сердце у девушки пропустило удар – она поняла, что присутствует при величайшем таинстве, рождении Летучего острова. А другая часть её разума уже действовала, отдавай команды через контактный слизень: «левый резкий вираж, со снижением, прижимаясь к воде, покинуть строй – и вверх, по дуге, в обход исполинской «бороды» водорослей, волокущейся за островком. Зелёная, искрящаяся мириадами струек, водопадом низвергающихся с «изнанки» новорожденного Летучего острова.
- Ий-йя – х-ха!
Стремительный бомбо-кокон прошил водяную пелену, пронизанную маленькими, играющими на солнце, радугами. По корпусу что-то хлестнуло – наверное, одна из прядей-водорослей – и Чо едва не потеряла управление. А когда выровняла свой аппарат – обнаружила в полусотне футов правее и ниже знакомую «стрекозу».
«..Л'Тисс?! Откуда она здесь? Может, Чо своим резким манёвром вынудила наездницу покинуть строй? Или инри ушла в сторону, чтобы не врезаться в хвост из водорослей или в воздушный водопад? Впрочем, в него-то она как раз врезалась, как и сама Чо – вон как играют радужные сполохи в шлейфе из брызг, тянущихся за «стрекозой»… А вдруг она разгадала её намерения – и покинула строй, чтобы разделаться с беглянкой?
Нет, сейчас не до Л'Тисс! Новорожденный Летучий остров – это одновременно и знак судьбы и подарок фортуны. Уж там-то Чо знает, как выжить на нём – и не просто выжить, а устроиться с удобствами. Недаром вся её жизнь прошла в небе…
Резкий вираж в вертикальной плоскости, переворот. Зелёно-бурая масса остаётся справа, потом опрокидывается, повисает на миг над головой. «Стрекоза» не отстаёт – как бы стрелять  не начала…
Ещё один переворот, кокон притирается к зелёной кудрявой поверхности, с хрустом вламывается в кустарник, покрывающий макушку островка, проделывает в нём недлинную просеку и замирает. Рывок – крышка кокона отлетает в сторону и Чо выкидывается наружу, сжимая в ладони заранее припасённый нож.
«…лишь бы проклятая наездница не заметила! Тогда она точно не пожалеет времени, сделает несколько заходов, окатит смертоносным дождём капелек «живой ртути»…»
Стало темнее – сразу, вдруг, будто солнце внезапно закрыла чёрная дождевая туча. Чо инстинктивно вскинула голову – из бездонного, с редкими перистыми облачками, неба, на неё, на покинутый кокон, на медленно всплывающий островок, спускалось нечто. Огромное, вытянутое цилиндрическое тулово, словно  обломанное с одного конца, из широченной, во всё необъятное тулово, прорехи,  свисают то ли пучки канатов, то ли неопрятные куски материи,  торчат решётчатые, словно ажурные  «кости» летучего кита.
Чо заметалась, словно мошка, оказавшаяся на наковальне, под неумолимо падающим кузнечным молотом. Махина приближалась, и девушка увидела, как на фоне пятнистой серо-зелёной обшивки мелькнула «стрекоза» Л'Тисс – мелькнула, зацепилась за гиганта левой парой перепонок, и вместе с ним обрушилась на Летучий остров.

Теллус.
Недалеко от Побережья
Летучий остров

События понеслись, как пришпоренные. Только что – толчок под пятки, Пётр Иванович падает на колени, обнимая чахлый ствол пальмы и с ужасом наблюдает, как перекашивается горизонт, как уходит вниз океанская гладь. Потом мерзкий визг сразу многих ходовых перепонок -  откуда-то сбоку и снизу, будто под всплывающим островком пронеслась целая эскадрилья флапперов-перехватчиков, и…
Оно падало из пустого, в истаивающих завитках перьях облаков, выцветшего от летней жары, неба – громадное, ребристое, исполосованное камуфляжными разводами, с огромным, разлапистым, с белой окантовкой, имперским крестом на выпуклом боку.
Новый секретный военный дирижабль? Пассажирский лайнер последней конструкции? Вздор, вздор – владелец «И.Г. Нойез-Онега Газдихтештофф» был в курсе всех воздухоплавательных новинок -недаром он поставлял материалы для их строительства. Громадный, размером не уступающий любому флюгцайтрейгеру, только не катамаранного, а однокорпусного типа, без перекрещивающихся посадочных полос поверх корпусов и многоэтажной площадки между ними. Полное ощущение, что «чужак» состоит из одних только  емкостей с мета-газом. Где надстройки, боковые мостики, орудийные и ракетные платформы,  подвесные гондолы, наконец? Впрочем, одна, вроде, имеется - впереди, ближе к заострённой носовой оконечности. Но она совсем крошечная,  такая не вместит и двух дюжин человек, тогда как даже на патрульном корвете экипаж – не меньше полусотни.
И дымовых труб что-то не видно, и не тянется за кораблём быстро истаивающий шлейф дыма от сгоревших топливных брикетов. Да и ходовых перепонок что-то не видать – вместо них за ублюдочной гондолой лениво перемалывают воздух огромные архаичные пропеллеры – такие он видел разве что, в книжках по истории аэронавтики…
А это что? Громадина беспомощно разворачивается по ветру, наползая на медленно всплывающий островок, и взору герра Огнищеффа открывается картина разрушений. Да, он оказался прав – корпус летучей громадины действительно целиком заполнен газовыми мешками – и это отлично видно, поскольку кормовая часть попросту отсутствует. В торчащих наружу перекрученных ферменных конструкциях застряла какая-то нелепая каракатица – ни дать, ни взять, разбитый вдребезги флаппер, снабжённый зачем-то нелепо-огромными этажерчатыми перепонками. И перепонки эти тоже переломаны, висят, запутавшись в паутине тросовых растяжек…
По ушам снова ударил визг ходовых перепонок, над головой мелькнуло что-то стремительное – и врезалось в густые заросли на противоположном конце острова. «Грунт» под ногами дрогнул, но Пётр Иванович устоял – он не отрывал взгляда от нелепого, невозможного гиганта, неотвратимо наползающего на островок. Расстояние уменьшалось, уже видны были согнутые, смятые металлические конструкции, составляющие его каркас, бессильно обвисшие газовые мешки. В них не заметно фиолетовых сполохов гальванической накачки мета-газа, значит, системы корабля безнадёжно мертвы.
Зато хорошо виден коробчатый корпус флаппера, украшенный с незнакомой эмблемой - трёхцветная сине-бело-красная розетка – и большими  чёрными цифрами на хвостовом плавнике. Чудовище падает на островок сверху-сбоку – или это островок в своём слепом беге поднимается ему навстречу? 
Какая разница? Как говаривал за преферансом один его старинный приятель: «что совой об пень, что пнём об сову». Помнится, Пётр Иванович не раз собирался спросить, откуда он взял такое странное присловье – да так и не спросил…
Герр Огнищефф инстинктивно вжался спиной в переплетение корней, как будто это могло спасти от надвигающейся громадины.
Двести футов… сто пятьдесят… сто…
Внутренности исковерканного воздушного корабля нависли над ним, заслоняя небо. Какая из ажурных ферм угодит туда, где копошится, пытаясь найти хоть какое-то убежище жалкая человеческая букашка?
Семьдесят футов… пятьдесят… тридцать….
Мир встаёт на дыбы. Словно взбесившийся великан встряхивает островок, отрывает упитанную тушку Петра Ивановича от спасительной пальмы, встряхивает и небрежно швыряет в пустоту.
Удар по голове.
Тьма.

Конец первой части

+2

598

Часть вторая
НОВЫЕ БЕРЕГА

I. Неожиданное назначение
Недалеко от Побережья
Плавучие острова

Гардемарин имперского Воздухоплавательного Корпуса Алекс Веденски второй час скучал в приёмной. Время текло невыносимо медленно - будто тягучие смоляные капли набухали, росли, отрывались и медленно, будто в дурном сне хлюпались в чёрную, неправильной формы лужу. Лужа - это был он, Алекс, вернее, та каша, что заполняла несчастную гардемаринскую голову…

После стремительного водопада событий, завершившего рейс «Династии» - знакомство с попутчиком-магистром, налёт инрийских инсектов, залитая кровью артиллерийская площадка, очаровательная незнакомка, крутящая ручку митральезы – последовала не менее головокружительная развязка, явление таинственного Тусклого шара, насчёт которого гардемарин так ничего и не понял, несмотря на терпеливые объяснения попутчика.
После того, как стихли тревожные ревуны, «Династия» около получаса шла над океаном, постепенно теряя высоту (не больно-то помогла их возня с пробитыми мета-газовыми баллонами) пока не возникла на горизонте россыпь Плавучих островов. На самом большом из них расположилась временная база Второго Воздушного Флота Империи. Джунгли вокруг посадочного поля вырублены. Две трети острова - ровное поле, покрытое временными эллингами, коробками пакгаузов, и утыканное решётчатыми вышками причальных мачт.
Алекс убивал время, рассматривая эту картину, пока лайнер неспешно снижался, заходя на самую высокую из причальных мачт. Этому занятию он предавался в сугубом одиночестве. Фламберг в каюте не задержался: сменив рабочий комбинезон на щегольской наряд, он сложил в саквояж атрибуты своего ремесла, гогглы с «астролябией» - и растворился в коридорах пассажирской палубы, сунув напоследок гардемарину свою визитку. Робкое «да ведь вы уже давали…» он попросту проигнорировал.
После загадочного обморока Фламберга и его рассказов о таинственном Тусклом Шаре, Алекс пребывал в раздёрганных чувствах. Честно говоря, он не принял эту историю всерьёз – мало ли какими выдумками пичкают высоколобые адепты ТриЭс доверчивых дилетантов? Вряд ли в этом плане они так уж отличаются от воздухоплавателей, обожающих потчевать обывателей самыми невероятными историями о приключениях в воздушном океане!
Пессимизма добавляло и спешное исчезновение очаровательной спутницы – Елена, торопливо извинившись, упорхнула искать дуэнью и спешно приводить себя в порядок перед появлением «на берегу». Умом Алекс всё понимал - в самом деле, не может ведь девушка из аристократической семьи показаться на людях в замызганном комбинезоне – и клял себя за то, что не решился попросить у девушки разрешения разыскать её позже.
«Династия» отшвартовалась у самой высокой - ещё бы, немного в военном флоте найдётся кораблей, способным сравниться размерами с лучшим лайнером «Западных воздушных линий»! Разве что новые двухкорпусные флюгцайтрейгеры, на каждом из которых базируется три десятка перехватчиков-«ос» и тяжёлых ударных «кальмаров». Вот, кстати, один из них, «Фридрих дер Гроссе» - его как заводят в собранный их гофрированных металлических панелей эллинг.
У трапа Алекс наскоро попрощался с Еленой (он всё-таки обнаружил её среди покидающих лайнер пассажиров) и с Фламбергом. Алексей сделал сурово-многозначительное лицо, загадочно промолчал в ответ на вопрос «чем намерены теперь заняться?», и пообещал разыскать бывших попутчиков - должные же их разместить в какой-нибудь приличной гостинице? Да, конечно, Плавучий остров - это не воздушный порт Туманной Гавани, но Флот непременно позаботится о попавших в неприятную историю пассажирах и обеспечит им сносные условия существования.
Покидая полётное поле, Алекс ещё раз увидел Елену с дуэньей – и не одних а в сопровождении флаг-офицера, увешанного аксельбантами и орденскими колодками, что твоя рождественская ёлка. Гардемарин не успел удивиться, а его бывших спутниц уже погрузили в роскошный дампфваген – как он успел заметить, с эмблемой имперских Воздушных сил на дверке.
В кабинете дежурного офицера (Алекс счёл необходимым доложиться о прибытии) пришлось проторчать не меньше часа. Поначалу гардемарин сидел, как на иголках: раз боевые действия начались, рассуждал он - а как иначе истолковать нападение инрийских инсектов на гражданский лайнер? - то его непременно определят в экипаж военного дирижабля. Всё же старший курс, и Кайзер наверняка вот-вот издаст – если уже не издал - указ об отмене выпускных экзаменов для военных училищ и направлении выпускников в боевые части. Хорошо бы попасть на один из новых флюгцайтрейгеров. Хотя, на корвет тоже неплохо - знакомые рассказывали, какая лихая бывает служба на этих скромных с виду воздушных корабликах…
Но дежурный в чине декк-офицера не стал слушать сбивчивый рассказ об отражении налёта, о подстреленной "виверне", о ремонте газовых мешков и о загадочном Тусклом шаре. Он попросту приказал гардемарину заткнуться и следовать за ним – на этот раз, в приёмную начальника воздушного порта.
Здесь его, наконец, выслушали и даже задали несколько вопросов – по мнению гардемарина, ни о чём. А когда он закончил, дежурный офицер значительно переглянулся с присутствовавшим здесь же лейтенантом с нашивками связиста, и удалился, попросив Алекса подождать. А потом – отправил под конвоем лощёного адъютанта в очередную приёмную: «с вами хотят побеседовать, молодой человек!»
В этой, уже третьей по счёту приёмной Алекс застрял надолго. Спасибо, секретарша в военной форме, мило улыбавшаяся молодому человеку, сжалилась и угостила его чаем с бутербродами. Но увы – наотрез отказалась, в чью приёмную занесла гардемарина, судьба и лишь загадочно улыбалась в ответ на нетерпеливые вопросы и неуклюжие попытки сделать комплимент.
Так они и перешучивались – и вдруг дверь распахнулась и через приёмную шумно проследовал сам – «Великий и Ужасный», гросс-адмирал Найдёнофф, кумир офицеров-воздухоплавателей, ветеран бесчисленных сражений, потерявший кисть в абордажной схватке с инри, самолично зарубивший полтора десятка нелюдей прямо на мостике своего флагмана...
На гардемарина гросс-адмирал не взглянул, а бодро прошествовал в кабинет. Только тут до Алекса дошло, в чьей, собственно, приёмной он кукует уже третий час. Съеденный недавно бутерброд упал в желудок куском свинца; уши сделались ледяными, стул, на котором он только что так удобно сидел, превратился в пыточную скамью. Захотелось исчезнуть, раствориться, стечь на пол, в щели между досками пола - или вскочить и бежать, куда глаза глядят. О Найдёноффе в Корпусе ходили довольно-таки зловещие байки - если верить им, грозный флотоводец ест провинившихся мичманов на завтрак, закусывая нерадивыми флаг-лейтенантами.
В смятении молодой человек даже не заметил человека, проследовавшего вслед за свитой гросс-адмирала – типичного магистра самого что ни на есть академического облика. Появление такой сугубо гражданской фигуры в штаб-квартире было событием из ряда вон выходящим – но до того ли было Алексу, все мысли которого были заняты предстоящей встречей с командующим Вторым Воздушным Флотом, которой он, скромный гардемарин, удостоился неизвестно за какие прегрешения.

Алекс так глубоко ушёл в невесёлые думы, что прозевал вызов. И лишь когда секретарша во второй раз выкрикнула: «Гардемарин Веденски, вас ждут» - вскочил, как встрёпанный, уронив с коленей фуражку. Адъютант, скучавший тут же, возле секретаршиного столика чуть заметно, уголками рта усмехнулся и посторонился, пропуская Алекса в высокий кабинет. Тот вошёл, не чуя под собой ног.
Может, в Туманной Гавани, в штаб-квартире Второго Воздушного флота, крупнейшего в Империи, Найдёнофф и окружал себя роскошью - но здесь, на временной базе, на Плавучем острове, наскоро приспособленном под военно-воздухоплавательную базу ему явно не до того. Кабинет оказался аскетичным, хотя и просторным помещением; флаг-офицеры сгрудились у дверей, и перед Алексом открылась длинная, как килевой мостик, потёртая ковровая дорожка. В конце её возвышался письменный стол, над которым висел непременный портрет Кайзера; за столом сидел командующий Вторым Имперским Воздушным флотом гросс-адмирал Найдёнофф. Давешний штатский был тут как тут - по-свойски устроился на стуле рядом с Найдёновым, заложив ногу на ногу, развязно покачивал ступнёй в пыльной туфле.
- Что встали столбом, гард? Подойдите, Старик не любить ждать! - прошипел в спину адъютант, непочтительно подталкивая Алекса между лопаток.
Толчок оказался неожиданно сильным, и молодой человек едва устоял на ногах. Но – устоял и  чётко, по уставному, отшагал десять шагов по дорожке и попытался щёлкнуть каблуками. Не вышло – ковровое покрытие съела звук. Алекс замешкался, и чуть было не повторил попытку, но вовремя опомнился и лихо - как ему самому показалось - отчеканил:
-Гардемарин пятой роты Имперского Воздухоплавательного Корпуса Веденски по вашему распоряжению прибыл, ваше герр гросс-адмирал!
Найдёнофф небрежно махнул рукой, затянутой в чёрную, блестящей кожи, перчатку.
«…протез? Тот самый? Наверное…»
- Вольно, гард! Так это, значит, ты так ловко управлялся с митральезой на «Династии»?
- Так точно, я герр гросс…
- И позже, во время ремонта неплохо себя показали?
- Он самый, Лев Григорьич, никаких сомнений! – затряс головой штатский. Дочь мне его совершенно точно описала.
«…дочь? Так этот академический сморчок – Еленин батюшка? Он что, на короткой ноге с гросс-адмиралом? Вроде, она о чём-то таком упоминала…
Упоминала Елена об этом, или нет – Алекс, по правде говоря, вспомнить не мог. Будем считать, что упоминала…
Гросс адмирал довольно кивнул
- Вот и отлично...э-э-э..?
- Алекс  Веденски, герр гросс-адмирал! - подсказал возникший из-за Алешиной спины адъютант.
- Покойному Петеру-Иоганну Веденски, командиру «Кайзерин Евгении», кем приходишься?
- Двоюродным внуком, герр гросс-адмирал!
- Достойный был солдат, достойный... я, гард, с твоим дедом, ещё на «Байерне» служил, в восемьдесят пятом! Славный был корабль…
Алекс, не понял, надо ли ему отвечать. На всякий случай, от лихо отбрил «так точно герр гросс-адмирал»! - и попытался снова щёлкнуть каблуками. Как и в прошлый раз – безуспешно
«…чёртов ковёр… на нём – как в болоте…»
- Да ты не тянись, парень, не тянись.! - теперь Найдёнофф говорил добродушно, будто дед с любимым внуком. – небось, наслушался, какой я кровожадный. Ты не верь - кто исправно несёт службу, тот у меня всегда в почёте. Будешь служить исправно?
- Такточгергосадмрал! - выпалил Алекс. Он слышал, что эта манера, внезапно переходить от суровости к показному радушию водилась за гросс-адмиралом. И тоже никого не обманывала: обратная трансформация любящего деда в рассвирепевшего начальника занимала ещё меньше времени.
- Вот вам, герр профессор, как заказывали – обратился Найдёнофф повернулся к «академику». - Надеюсь, он приглянулся вашей дочке не только смазливой физиономией. Впрочем, парень лихой, без пяти минут  офицер-воздухоплаватель, да и в бою, как мне тут доложили, не растерялся.
«Приглянулся? - Алекс совсем растерялся. – Так это Елена порекомендовала его отцу, а тот, в свою очередь, обратился к Найдёноффу? Ну, дела…»
- Полноценного офицера я вам сейчас выделить не могу – продолжал меж тем гросс-адмирал. – Поймите правильно, дружище: большие потери, каждый человек на счету, а ваша экспедиция, уж не обижайтесь,  в списке моих приоритетов  не значится.  А вот гардемарина, так и быть, откомандирую, со всем моим удовольствием. Берёте?
«…экспедиция? Что за…»
- Разумеется, беру! – обрадованно закивал «профессор». –  Собственно, я вас об этом и просил. Только вот… 
Он повернулся к Алексу.
- Надеюсь, вы, юноша, умеете держать язык за зубами? Не Бог весть какие секреты, разумеется, а всё же не хотелось бы раньше времени…
- Пусть только попробует! – взревел Найдёнофф. - Ты ведь не станешь молоть языком,  гард? А то знаю я вас в Корпусе -  распустились с журнальчиками всякими либеральными…
- Никак нет, герр гросс-адмирал! - гаркнул гардемарин, внутренне  обмирая от ужаса. В голове билась паническая мысль: «Неужели ЗНАЕТ? Кто и когда успел бы доложить гросс-адмиралу, что гардемарин Алекс Веденски был год назад изловлен офицером-воспитателем ночью, в ванной комнате, за чтением журнальчиков неподобающего содержания? И, ладно бы, это были фривольные картинки с барышнями в неглиже... Так нет же -  сокурсник Алекса притащил в Корпус студенческий журнал где заумные статейки о ТриЭс соседствовали с историями из жизни инри и весьма опасными памфлетами в адрес августейшего семейства.  справедливости имперской власти попадались чуть  через строчку. Тогда и он и прочие уличённые за неподобающим чтением,  неделю провели, словно в кошмаре, ежесекундно ожидая исключения из Корпуса. Неужели - ЗНАЕТ? Да нет, быть того не может…
А гросс-адмирал уже сменил гнев на милость.
- Кстати, мои поздравления гард! За сбитую «виверну» - можешь внести её в личный формуляр, – тебе полагается Железный Крест третьей степени. Подготовьте представление, я подпишу. – бросил он через плечо адъютанту. Тот торопливо извлёк из-за отворота блокнотик и что-то черкнул в нём тонким, оправленным в серебро, карандашом.
– С этой минуты поступаешь в полное распоряжение герра Соболевски.
Найдёноф указал на профессора (знать бы ещё, каких наук, подумал в смятении Алекс) – и  тот довольно кивнул.
– Чем заниматься, как, когда – тебе всё объяснят. А сейчас  возьми в приёмной бумагу, получишь всё, что положено офицеру-воздухоплавателю, включая подъёмные и жалование за два месяца вперёд.  У тебя, поди, и револьвера-то нет?
- Так точно, гросс-адмирал, нет! – бодро отрапортовал Алекс. – Гардемаринам личного оружия не положено.
Перспектива заполучить, кроме револьвера, изрядную сумму в имперских марках не оставила его равнодушным.
- Теперь положено.- ухмыльнулся гросс адмирал. - Ну-ну, вижу, уже предвкушаешь, как гульнёшь на подъёмные…
Он внезапно посерьёзнел и гардемарин, уловив эту перемену, вытянулся по стойке смирно.
-  Властью, данной мне кайзером временно произвожу вас, гардемарин Веденски, в мичмана имперского Воздушного Флота.
И добавил, опять добродушно:
- Смотри, парень, не подведи меня:  теперь только от тебя самого зависит, сохранится за тобой это звание после выполнения задания, или нет!

+2

599

Терзают меня сомнения, насчёт окончания русских фамилий на офф и ски. Это для английского языка характерно, а для немецкого не уверен.

0

600

А здесь не клон один-в-один, а довольно-таки диковатая смесь. В том числе и с англицкими компонентами.

0


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Последний цеппелин