ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Из дневника Велесова С.Б.
Хранится в спецархиве МГБ РФ
Гриф: «Совершенно секретно»
"15 сентября. Уже три дня, как мы встали у бочек в Южной бухре Севастополя. Корабли отряда выстроились точно напротив Графской пристани. «Заветный», за ним «Алмаз», и замыкает «Морской бык».
За нами торжественной линией выстроились парусные линкоры Черноморской эскадры: «Великий князь Константин", "Двенадцать апостолов", "Париж", "Три святителя", "Варна". За ними - "Селафаил", "Уриил", "Ягудиил", "Императрица Мария", "Ростислав". Дальше, на фоне махин фортов, чьи пушки перекрывают вход в древнюю Ахтиарскую бухту, виднеются фрегаты - "Кулевчи", ""Мидия", "Сизополь" и другие; у самых бонов лениво дымит «Громоносец».
Любимое моё занятие в свободные минуты (коих не итак много и выдаётся) - рассматривать этих грозных красавцев, увы, обречённых неумолимой поступью технического прогресса на забвение. Меня завораживает этот лес мачт, это переплетение снастей, реев, за которым порой не видно противоположного берега, и всякий раз я даю себе слово непременно напроситься на один из парусных линкоров - где ещё такое увидишь?
А с другого берега бухты, от ступеней Графской пристани, сложенных из белого инкерманского камня, нас смотрят тысячи глаз. Здесь с утра до ночи полно народу: рубахи солдат, матросские бушлаты, пёстрые платки баб, торгующих бубликами, таранькой и горячим сбитнем из огромных медных самоваров. Они жадно рассматривают наши корабли; и стоит кому-то из матросов помахать с борта рукой зрителям, как вся Графская пристань разражается приветственными воплями и в воздух летят шапки.
Всего раз был на берегу - вчера, на следующий день после нашего прибытия в Севастополь, капитан первого ранга Зарин с командирами других кораблей и старшими офицерами поехал представляться севастопольским властям. Взяли и меня; в приватном разговоре, состоявшемся перед этим визитом, Зарин убедил не открывать пока, что я прибыл из следующего тысячелетия. Резоны, им приведённые, сводились всё больше к сакраментальному «там видно будет»; а пока меня представили учёным инженером, наблюдающим за механизмами летательных машин. Эссен, конечно, присутствовал - он настрого велел своим авиаторам следить за речами, и вообще, не злоупотреблять визитами в город. Особенно досталось Лобанову-Ростовскому, как самому невоздержанному на язык.
Принимавший нас адмирал князь Александр Сергеевич Меньшиков, правнук петровского фаворита и бывший морской министр, прибыл в Севастополь сравнительно недавно. В прошлом, 1853 году, он был назначен Чрезвычайным послом в Константинополь, но с началом войны по собственной инициативе прибыл в Севастополь. Князь был уверен, что следует в самом скором времени ожидать высадки экспедиционного корпуса; теперь, когда опасения его подтвердились, он готов взять руководство обороной города в свои руки.
Кроме самого Меньшикова, присутствовали вице-адмиралы Корнилов и Нахимов и контр-адмирал Истомин,  и надо было видеть, какими глазами смотрели на них наши офицеры! Живая легенда, те, чьи портреты украшали учебники по истории и военно-морскому искусству, чьи бюсты стояли в залах Морского Корпуса...

Легендарные флотоводцы видели гостей из будущего уже не в первый раз. Вечером двенадцатого сентября «Алмаз», «Заветный» и «Морской бык» встали на якоря в виду севастопольских портов, и Бутаков вместе с Зариным отправились на берег, к флотскому начальству. О чём уж они там говорили - я не знаю; но несколькими часами позже «высокие договаривающиеся стороны» прибыли на «Алмаз». Корнилов с Истоминым (Нахимова не было в городе, его ждали только утром), не могли поверить собственным глазам, но факты - упрямая вещь.  Вот они, три военных корабля под Андреевскими флагами, невиданные пушки, механизмы, и главное - люди,  офицеры и матросы, прибывшие из горнила другой, куда более страшной войны. Адмиралам не хотелось покидать эти чудесные корабли; договорились, что на следующий день офицеры «алмазовского» отряда будут официально представлены городским и военным властям. С тем и расстались, и сразу после подъема флага вестовые и денщики принялись приводить в порядок парадную форму, крахмалить воротники, галстухи,  надраивать до солнечного блеска гербовые пуговицы мундиров и рукоятки кортиков.
В девять тридцать к «Алмазу» подлетела гичка с посыльным офицером. Приказом начальника над Севастопольским портом, капитана первого ранга Ключникова, нам предписывалось встать у бочек на предписанных местах напротив Графской пристани. Что и было проделано немедленно, под приветственные крики, несущиеся с берега и кораблей. белый камень ступеней Графской пристани не видно было от народа; ванты, реи парусных линкоров сплошь унизаны матросиками. Слухи разнеслись по городу мгновенно, и теперь всякий, от мала до велика, знал о невиданных пришельцах.
Подозреваю, не у одного меня шевельнулся в душе червячок, когда наш отряд становился на рейд под прицелами орудий всей Черноморской эскадры. Да, возможно, пушечные порты были откинуты ради парадного вида кораблей  - но осадочек, как говорится, остался.
Хотя - трудно винить Корнилова с Нахимовым за то, что они приняли меры к тому, чтобы неожиданные гости не выкинули какую-нибудь пакость. Время военное, мало ли что...

После представления состоялось совещание; решено было назавтра выслать разведку к Евпатории, в составе «Морского Быка», Заветного и двух пароходофрегатов; «Алмаз» же останется в Севастополе для ремонта машин. Задачей определено осмотреть район высадки союзников с воздуха. Корнилов с Нахимовым долго расспрашивали о возможностях наших гидропланов; в итоге Нахимов сам решил отправиться с разведочным отрядом. Зорин предложил вице-адмиралу место на борту «Морского быка», с тем, чтобы тот мог самолично наблюдать за действиями авиации.

16 сентября. Разведочный отряд снялся с бочек в темноте, в три тридцать ночи - в семь склянок, как поведал мне денщик Пронька. Отсюда до Евпаторийской бухты по прямой меньше сотни километров; решено подойти на сорок с небольшим - то есть на двадцать пять миль, и на такой дистанции спустить на воду гидропланы. Хорошим десятиузловым ходом до намеченной точки добежали за четыре с половиной часа; аппараты оторвались от воды в десять утра - пополуночи, как тут принято говорить, или же в четыре склянки. Нахимов глядел на приготовления во все глаза; в итоге, фон Эссену пришлось предложить ему место в кабине своего аппарата. Надо было видеть, как обрадовался вице-адмирал - на лице его был написан мальчишеский восторг, когда он, облачённый в кожанку и авиаторский шлем, позаимствованные у кого-то из пилотов, занял место на правом сиденье «тридцать седьмой».
Лобанову-Ростовскому (они с Марченко полетели ведомыми Эссена) я вручил рацию и планшет, с указанием снять Евпаторийскую бухту на видео. Князь вполне освоился с гаджетами, и я нисколько не сомневался, что указания будут исполнены в точности.
Так и вышло. Полёт прошёл без происшествий; на случай отказа двигателя и вынужденной посадки, на воде, у борта «Морского Быка», дожидался резервный аппарат Корниловича. Но - обошлось; по гидропланам с кораблей палило множество ружей, но на высоте в пять сотен метров это не представляло ни малейшей опасности. Спускаться киже Эссен оказался наотрез; впрочем Нахимов, которому я вручил на время полёта свой бинокль, не был в обиде. По возвращении он так восхищался прибором, что мне пришлось просить вице-адмирала принять его в подарок. Вот, значит - начинаем научно-техническую интервенцию...
Лобанов-Ростовский опять отличился. Фон Эссен перед вылетом категорически запретил брать в полёт «Льюис», так что прапорщик, возмущённый тем, что не может поприветствовать союзников в обычной манере, всю обратную дорогу думал, как бы в следующий раз обойтись без авиационных бомб. И, представьте себе, надумал! Князь вспомнил об обычном для фронтов Первой Мировой оружии - флешеттах, кованых стрелах, сбрасываемых с аэропланов для поражения живой силы. В самом деле - изготовить любое потребное количество не проблема, с этим и деревенский кузнец справится, а при плотных построениях войск, которые здесь в ходу, это обещает стать страшным оружием.
Услышав о флешеттах, фон Эссен скривился, - это оружие считается среди авиаторов чересчур жестоким, грязным, - но смолчал. В конце концов, другого варианта нет: на сухом пути от наших «ромовых баб» толку немного, не распугивать же зуавов и турецкий редиф круглыми чугунными бомбами с чёрным порохом от гладкоствольных орудий -"чинёнками", как их здесь называют?
Пока «Морской Бык» поднимал гидропланы из воды, с норда показались два дыма - французские паровые шлюпы, несущие дозорную службу. На «Владимир» с «Громоносцем» отсемафорили флажками приказ: выдвигаться навстречу неприятелю, но их опередил «Заветный». После первых снарядов, выпущенных с дистанции в полторы мили, французы повернули назад. Миноносники не стали их преследовать, не желая расходовать незаменимые снаряды на подобную мелкоту.
В Севастополь вернулись уже под вечер. Назавтра назначено совещание на флагманской «Императрице Марии», а пока - в 19.30 меня ожидает сеанс радиосвязи с Дроном. Это будет уже третий; я заранее забрал все три рации -я кобы, для проверки технического состояния. По просьбе командира «Адаманта» я пока не сообщил моим новым друзьям о том, что здесь присутствуют и другие гости из двадцать первого века. Что ж, долг платежом красен: в конце концов, Зарин ведь скрыл от хозяев моё истинное происхождение! А если серьезно - мои «единовременники» опасаются глубоко влезать в местные расклады, пока наука не определится с перспективой возвращения. А это, судя по тому, что изложил мне в прошлый раз Дрон, отнюдь не дело ближайших дней.
Впрочем, тема эта настолько важная, что я, пожалуй,  соберусь и в точности  воспроизведу на бумаге наш с Андрюхой разговор в эфире. Для истории, так сказать...»

Отредактировано Ромей (30-10-2016 20:56:03)