Из дневника Велесова С.Б.
Хранится в спецархиве М ФСБ РФ
Гриф: «Совершенно секретно»
17-е сентября. Наконец-то я сподобился и предстал перед светлы очи. Нет, кроме шуток - одно дело наблюдать за этими людьми из почтительно молчащей толпы, и совсем другое - пожимать руки, беседовать, чертить на карте неровные линии карандашами, обсуждая прожекты, более подходящие для попаданческой фантастики.
Хотя - а я-то кто, если подумать? Он самый и есть...
Итак, Корнилов и Нахимов. Первый - элегантный, утончённый красавец, аристократ, место такому - на балу или на сером в яблоках жеребце перед строем кавалергардов. На совещаниях он неизменно был в парадном сюртуке, треуголке и при шпаге - царедворец! И - холоден как лёд, как дамасский клинок, как указ о сибирской ссылке...
Второй же - небольшого роста, сутуловат; скуластое, живое лицо, отражающее искреннее участие к собеседнику. Голубые глаза, большие, слегка навыкате, добрые и немного ироничные; сюртук, знаменитая фуражка с «нахимовским» козырьком, ослепительные лиселя... Мне приходилось читать, что Павел Степанович происходит из евреев-кантонистов; уж не знаю, сколько в этом правды, но контраст с Корниловым разителен.
И при том - черта, о которой пишут все до одного историки и биографы; бросившаяся мне в глаза с первых минут беседы. Для Нахимова морская служба - не важнейшее дело жизни, а единственно возможное занятие. Это видно во всём - в вопросах, в живейшем интересе к любой теме, так или иначе затрагивающей его драгоценный флот в поразительной осведомлённости в любых военно-морских делах.
Когда речь зашла о моём предложении - собрать по всему Чёрному и Азовскому морям пароходы, вплоть по портово-буксирной мелочи, и начать оборудовать из них минную флотилию, вице-адмирал без запинки, наизусть выложил названия и ТТХ всех посудин, от Измаила до Новороссийска, что бегают на угле и паре. И первым поддержал проект, выстраданный мною в тишине «алмазовской» каюты.
Хотя - ещё бы ему не поддержать!
Зарин передаёт Черноморскому флоту «Морского быка» - отличный железный пароход британской постройки 1912-го года, с самыми современными по тому времени машинами и механизмами. Для 1854-го года - кладезь высоких технологий, настоящий прорыв на полвека вперёд!
Путём сравнительно несложных переделок на палубе его устанавливаются подкрепления для нескольких шестидесятивосьмифунтовых пексановских орудий - бомбических, как их тут называют, - и четырёх карронад. Этот, сам по себе, неслабый арсенал, дополняют три противоаэропланные трёхдюймовки Лендера и пулемёт «Максим» на тумбовых установках. Из котельного железа и мешков с песком устраиваются противоосколочные траверсы; на уровне ватерлинии, в трюмах «Морского быка оборудуются угольные коффердамы, куда и перекочёвывает часть его собственного груза; остальное отправляется на берег.
Таким образом, несчастному «Дениз Бога» предстояло подвергнуться третьему «перепрофилированию» за свою не такую уж долгую жизнь. Сначала из британского карго-шипа в турецкий углевоз; потом из «турка» в русский авиатендер и, по совместительству, плавучую тюрьму. И вот теперь из него собираются делать то ли вспомогательный крейсер то ли очень большую канонерку. Причем, в весьма резвую - с полным напряжением машин пароход мог выдать до пятнадцати узлов.
Отдельный козырь новой боевой единицы - три мощных прожектора и приличный запас осветительных ракет и снарядов к трёхдюймовкам. Несмотря на Чесменский успех, ночной морской бой здесь - явление непривычное, и на предложение создать особый отряд, заточенный на ночные операции, адмиралы крепко задумались. А пока они думали - Зарин выложил на стол примерный расклад по ночным действиям силами сразу двух таких соединений. Первое строится вокруг «Морского быка»; в него входят пароходофрегаты «Владимир», «Громоносец», колёсный пароход «Бессарабия» с новенькой английской машиной, способной обеспечить одиннадцать узлов, а в качестве посыльного судна - лучший «ходок» Черноморского флота, шестнадцатиузловая «Тамань».
Если хорошенько натаскать команды этих кораблей на ночную стрельбу и маневрирование по указаниям прожекторов с «Морского быка» - союзников ждёт крайне неприятный сюрприз. Противопоставить этой тактической новинке им решительно нечего, особенно если учесть наличие и второго, куда более грозного «дивизиона ночного боя», укомплектованного выходцами из 1916-го года.
Вместо «Морского быка» Зарин получает «Херсонес». Разумеется, адмиралам до слёз жаль расставаться с одним из немногих паровых судов способных нести серьёзную артиллерию, но игра того стоит. В моих планах было оборудовать колёсный пароход двумя сплошными деревянными пандусами с аппарелями для спуска на воду гидропланов. Согласно подсчётам, лишённый рангоута «Херсонес» легко уместит три гидроплана из имеющихся у нас пяти. А дополнительную «базу подскока» можно оборудовать на побережье, километрах в сорока от Евпаторийской бухты.

За обсуждением проектов - особенно самого громоздкого, о создании «минной флотилии» - просидели до позднего вечера. Непростое дело - собирать паровые суда с Черноморского и Азовского театров - поручили командиру парохода "Дунай", Дмитрию Дмитриевичу Шафранову, недавно произведённому в капитан-лейтенанты с пожалованием ордена св. Станислава с императорской короной мечами 2-й степени. Этот моряк, давно уже ходивший на черноморских пароходах и отлично их знающий, как никто другой подходил для столь ответственного поручения.
Одновременно решено было создание при севастопольском порте минной лаборатории, о чём тут же и была составлена бумага начальнику над Севастопольским портом, капитану первого ранга Ключникову. Начальником лаборатории назначался мичман Красницкий,    минёр с «Заветного», окончивший, кроме Морского Корпуса, минные классы при артиллерийском училище в Петербурге. Зарин неохотно отпускал офицера с миноносца; кроме единственной оставшейся торпеды, в его хозяйстве имелось ещё почти два десятка якорных мин, но это богатство следовало до поры до времени спрятать в специально для того выделенном каземате одного из фортов.

Ближе к полуночи приехал Меньшиков; вестовой доставил из портовых мастерских ящик свежевыкованных флешетт, и князь вместе с адмиралами долго рассматривали эти «железные стрелы с небес», которым совсем скоро предстоит просыпаться на головы зуавов, шотландских стрелков и турецких редифов.
Князь развернул привезённую с собой карту и снова началось - карандашные стрелы, обозначающие перемещения дивизий, сводки о состоянии артиллерии и боеприпасов, лошадей в казачьих и драгунских частях, нудный перечень обозов со снабжением. Войска выдвигались к евпаторийскому плацдарму, но на этот раз никто не собирался спешить - союзники должны были получить одновременный удар с моря, с суши и с воздуха. А пока Зарин вручил Меньшикову рапорт с перечнем всего необходимого для организации при армии пулемётных команд. Им передавались все наличные пулемёты кроме двух - один оставили для «Морского быка» и ещё один выторговал Эссен. Сам лейтенант дневал и ночевал в мастерских, устроенных на берегу для авиаотряда. Туда свезли все аппараты, всё оборудование; рядом спешно сколачивали аппарель для спуска гидропланов в воду, мотористы и пилоты ходили одуревшими от бессонницы, но лейтенант судил уже к 18-му сентября ввести в строй все пять гидросамолётов.
Под конец князь Меньшиков поднял щекотливый вопрос. Звучал он примерно так: «Что мы, господа, будем докладывать в Петербург»? В кабинете повисло тяжёлое молчание. Всем было ясно, что умолчать о таком поразительном событии, как явление целой эскадры потомков не получится; но, с другой стороны, я отлично понимал замешательство князя и адмиралов, которым предстояло составить доклад об этом самому Николаю Первому. Лично. В самые белы ручки Государя всея Великия и Малыя и Белыя...
У меня на этот счёт имелось свое мнение - но я благоразумно придержал его при себе. В конце концов, севастопольские начальники полагали меня «техническим специалистом», не имея понятия о том, что нас с ними разделяют по временной шкале не какие-то жалкие пятьдесят лет, а все полтораста. Но - всему своё время, господа, мы ещё познакомимся по-настоящему...
Единственное, что ввергло меня в недоумение - так это то, что ни сам Меньшиков, ни адмиралы до сих пор не отрапортовали самодержцу. Уж не знаю, как у них тут выстроена высшая субординация, а только при Сталине деятеля любого ранга - хоть маршала, хоть наркома, - придержавшего ТАКУЮ информацию ожидало бы строгое порицание с вынесением особого мнения - в затылок, в размере девяти граммов свинца. Чтобы другим было неповадно...
Хотя - где гарантия, что князь не лукавит, и всё это - не спектакль для нас с Зариным? И в Питер летит уже фельдъегерь с пакетом, густо усаженным гербовыми сургучными нашлёпками...
"Зачем он шапкой дорожит? Затем, что в ней донос зашит. Донос на гетмана-злодея, царю Петру от Челубея..."
Понять бы ещё - кто тут выступает в роли Мазепы, а заодно, и Карла XII-го?
О нашем статусе - как офицеров и нижних чинов трёх кораблей заринского отряда, так и о статусе самих кораблей - будто забыли. А скорее всего, молчаливо согласились не затрагивать эту тему вплоть до ЛИЧНОГО распоряжения - когда бы таковое не последовало. А пока я краем глаза заметил, как князь передал Зарину документ о выделении денежных сумм как для экипажей «Алмаза», «Заветного» и «Морского быка», так и для снабжения отряда всем необходимым. Надо, кстати, поинтересоваться, сколько причитается мне лично - в конце концов, я тут не даром хлеб ем, надо хотя бы посетить севастопольские лавочки готового платья и привести себя в соответствие с текущей модой. А то что-то подсказывает мне, что карточки «Виза» в здешних бутиках не принимают...

Отредактировано Ромей (11-11-2016 12:26:48)

Перезалил

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I.
Из книги Уильяма Гаррета
«Два года в русском плену».
Изд. Лондон, 1858 г.
«...Около полудня в гости к нам заглянул доктор Фибих. Наш драгоценный друг не оставляет нас своей заботой и теперь, когда мы сменили тюремную каюту на русском фрегате на полузаточение в убогом домишке на окраине Севастополя. Русские власти разрешили нам с мистером Блэкстормом снять это жилище за свой счёт, но настрого предупредили, чтобы мы не смели покидать его иначе, как в сопровождении жандарма.
Впрочем, мы при всём желании не можем этого сделать - двое этих церберов неотлучно стерегут наше обиталище и, как бы мы не старались, всё равно не сумели бы избегнуть их внимания. так что во время наших, порой, достаточно долгих прогулок, мы вынуждены терпеть присутствие надсмотрщиков - обстоятельство, невыносимое для цивилизованных людей, привыкших находиться  в обществе себе подобных!

Сегодня доктор Фибих принёс нам необычный предмет. Это кусок дерева, пробитый грубой железной стрелкой. Фибих рассказал, что в степи за городом русские испытали это страшное оружие, предназначенное для сбрасывания с летающих барказов на головы нашим воинам. Для этого в землю вкопали сотни деревянных кольев, расположив их рядами, подобно наступающему батальону, и надели на каждый кол по большой плетёной корзине, а некоторые украсили огромными зелеными в чёрную полоску, фруктами, именуемыми здесь "арбуз". После этого несколько богомерзких машин прошли очень низко над этими «боевыми порядками», вываливая на них стрелы.
Результаты оказались ужасными - самое малое, каждый пятый «солдат» оказался поражён этим варварским орудием. Они расшепляли колья, разбрызгивали во все стороны арбузные "головы", пронизывали плетёные тулова мишеней. "Мало того, стрелы летели с такой силой, что порой пробивали по две, а то и по три "солдата" за раз!
Я был охвачен страхом и отвращением. Воистину, сбывалось пророчество Апокалипсиса: «.. и стрелы с небес поразят бегущих...» Я  взмолился, обращаясь к Господу с просьбой вразумить наших военачальников: пусть они выстроят солдат как можно более редкими шеренгами,  чтобы стрелы (их именуют «флешеттами») не производили на строй пехоты такого действия! 
На это мой компаньон, мистер Блэксторм ответил, что ежели поступить таким вот образом, то опустошения в ряды наших пехотинцев внесут уже не стрелки-флешетты, а штыки, которыми русские, как известно, орудуют с варварской  жестокостью. И добавил, что не понимает моей тревоги: стрелки, конечно, неприятное оружие, но ведь и умело нацеленный заряд картечи производит ничуть не меньшее опустошение в плотных боевых порядках.
Я согласился с этим суждением; меня поддержал и доктор Фибих, склонный обычно принимать сторону репортёра. По его рассуждению,  флешеты, сброшенные с летучей машины, способны поразить и войска, находящиеся вне пределов досягаемости картечи, (весьма, надо сказать скромных - всего триста-четыреста шагов), - и, таким образом, рассеивать их и наносить им катастрофическую убыль в людях задолго до того, как войска приблизятся к неприятелю. Мало того - доктор Фибих поведал о поистине кошмарном действии, оказываемом флешеттами на кавалерийские порядки.
Мистер Блэксторм  вынужден был признать, что недооценил опасности этого сатанинского изобретения; мне же только и оставалось, что вспомнить слова одного из псалмов: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем!» Ибо, как выяснилось, и ночью наших отважных моряков ожидают неисчислимые беды; и вразуми нас Господь, чтобы мы сумели найти способ и упредить соотечественников о том, что готовят им русские варвары!
По окончании этой беседы, доктор Фибих с мистером Блэкстормом стали собираться в город. Оказывается, репортёр собрался воспользоваться сегодняшней превосходной погодой и сделать фотографические снимки русских кораблей в гавани. Я усомнился в разумности этого начинания - наверняка русские не позволят мистеру Блэксторму сохранить фотопластинки, сочтя их средствами для шпионажа. В ответ мой компаньон лишь усмехнулся; доктор Фибих же поспешил заверить меня, что он, как передовой человек, приверженные идеалам европейской цивилизации, предпримет всё необходимое, чтобы сохранить эти бесценные фотографические свидетельства для истории...»

Отредактировано Ромей (11-11-2016 14:27:08)