II.
Одесса, Практическая гавань
Пароход «Улисс»
22 сентября
- Ну-ка,  наведи вон на то корыто! - капитан показал на ярко-зелёную с белой полосой лодку, покачивающуюся метрах в пятидесяти от «Улисса». Черная короткая мачта на растяжках вант, длинный косой рей, обмотанный парусиной, сильно задранные нос и корма, - такие здесь называют «очаковская шаланда». На носу желтыми буквами во всю ширину борта, значилось: «Соня»; над планширем торчали то ли две, то ли ти пары коричневых пяток. Чуть в стороне имела место ещё одна пара, побелее и по изящнее - явно женские.
Сиеста у них, злорадно подумал капитан. Ну, сейчас вы у меня взбодритесь...
- Зо! - важно кивнул Люйтоганн. - Заряжайт холёстой ист!
Набежали греки-номера. Один по пояс высунулся в порт, пробанил ствол толстым куском каната с щёткой из овечьей шкуры, второй вложил холщовый мешочек - картуз, поданный двенадцатилетним чернявым мальчонкой. Номер, только что банивший ствол, заколотил заряд; канонир оттянул молоточек ударника, покопался в кошеле, привешенном к поясу, извлек ружейный пистон. Насадил на шпенёк запальной трубки, крикнул  «Эла!» Номера с уханьем налегли на тали, дубовая подушка заскрипела  по станку, карронада наползла на борт.
Наводчик, босоногий парень лет двадцати, с медной серьгой в ухе (Белых узнал в нём гребца, доставившего их с дядей Спиро к башне телеграфа)  навалился на гандшпуг - дубовый, окованный железом брус. Чугунные ролики взвизгнули по медной дуге, кургузый ствол повернулся на шкворне и уставился в указанном направлении. Грек присел, проверил прицел и закрутил винт  под казёнником. Ствол опустился, ловя отверстым жерлом несчастную «Соню». На шаланде этих угрожающих приготовлений не заметили - лишь одна из пяток дернулась и почесала соседку.
«Мухи им, вишь, досаждают. Вот и разгоним, надо идти навстречу пожеланиям простых одесских рыбаков...»
Наводчик махнул рукой, отскочил;  остальные последовали его примеру.
Люйтоганн вопросительно глянул на спецназовца. Белых кивнул, немец каркнул «Фойер!» и грек-канонир, закусив губу, дёрнул обшитый кожей шнур.
Грохнуло; карронада отрыгнула сноп порохового дыма. Пушечный удар прокатился над водой по всей Практической гавани, отразился от берегового обрыва, распугал голубей, облепивших парапеты  знаменитой лестницы. Когда дымная пелена рассеялась, Белых увидел, как на раскачивающуюся шаланду лезут из воды двое рыбаков. Третий приплясывал на корме, гневно что-то орал  и размахивал руками, пытаясь изобразить оптический телеграф. Простоволосая. расхристанная девица в юбке, подоткнутой так, что до колен открывала великолепные смуглые ноги, голосила, обнявши мачту. Надо полагать , подумал Капитан, это и есть та самая Соня...
В ушах звенело - хоть и стреляли полузарядом, а голосок у турецкой "орудии" оказался неслабый. Белых поковырял пальцем в ухе, потряс головой. Не помогло.
- Гут! - сказал Люйтоганн. - Баньить, закрывайт!
- Что ж, герр обер-лейтенант, я доволен. Этот расчет вроде, готов, будем надеяться и в бою  не подведут. Ребята шустрые.
- Йа! - кивнул немец.- Зер гут, ошшень хорошьё!  Только драй.. трьи дьень, училль. А  другой -  абер совсьем глюпый мюжикь.... как это по рюсский... сволошшь! Найн... ничего не умейт! 
И кивнул на расчёт карронады номер три, понуро столпившийся возле  своего орудия. Пять минут назад Люйтоганн устроил им страшенную головомойку после того, как они десять минут возились с заряжанием, да так и не смогли произвести выстрел. Подъесаул Тюрморезов, наблюдавший вместе с Белых за учениями, матерно обложил горе-пушкарей и пообещал приставить к ним урядника Прокопия Дудырева. Дудырев, до того как попасть в таможенную стражу, состоял батарейцем в одном полку с Тюморезовым. Артиллерийскую науку он знал туго и вбивал в непутевые головы  волосатым, устрашающих размеров, кулачищем. Греки, особенно молодые, боялись Прокопия до икоты, но каждое его слово ловили, как откровение пророка. Белых ухмыльнулся - происходящее, чем дальше, тем больше, напоминало ему сцены из романа Алексея Толстого. В самом деле - немец-капитан, неумелые, но старательные матросы, потешная пушечная пальба. И белое  с косым крестом полотнище на кормового флагштоке...
Учёба на «Улиссе» шла ударными темпами. Люйтоганн гонял команду в хвост и гриву; Тюрморезов не отставал, надрючивая казачков и греческих волонтёров в непростой науке абордажа. Белых шутил, что подъесаул более него подходит на должность мастера квартер-дека: уж очень колоритен был казак, когда с бебутом в зубах перелетал на канатной «тарзанке» через фальшборт, на пришвартованную к «Улиссу» барку.
Дядя Спиро только ухмылялся в усы, глядя на эти воинственные приготовления. На нём было снабжение: провиант, запасной такелаж, плотницкий припас, уголь, машинная смазка, вода - уйма всего, без чего пароход не отправится не то, что в пиратский набег, а и в каботажный рейс  до Николаева.

Сейчас дядя Спиро сидел на крышке светового люка, посасывал изогнутую греческую трубку и отдыхал. Белых с удовольствием вдохнул табачный дым. Сам он не курил и терпеть не мог сигаретную вонь. "Трубочное зелье" - совсем другое дело, и уж тем более на палубе «всамделишнего» каперского судна...
Сладкий аромат греческого табака смешивался с острым запахом ружейной смазки. Карел протирал промасленной тряпочкой «Корд», закреплённый на самопальном вертлюге. Мичман самолично заказывал железяки для этого приспособления в портовой кузнице - крупнокалиберный пулемёт должен был стать главным дальнобойным оружием «капера».
Белых ещё раз критически обозрел суетящихся «номерков», кивнул своим «офицерам» и, вслед за Люйтоганном и Тюрморезовым полез по трапу вниз. Предстояло окончательно утвердить планы кампании.

Отредактировано Ромей (17-11-2016 11:08:53)