Гидроплан М-5
Бортовой номер 37
20 сентября 1854 года, вечер
Черноморские сумерки обрушиваются стремительно. Только что  - вечерний полумрак, с накатывающей с востока фиолетовой чернильной мглой, пылающим во весь горизонт апельсиновым заревом запада; и вот небо уже в звездах, берег внизу едва угадывается по лунным отблескам в прибое, а блекло-желтая полоса заката истончается на глазах.
- Успели все-таки... - надсаживаясь, прокричал Сергей.  - Вон они, - на десять-тридцать!
Лейтенант повернулся к напарнику.  Сквозь стёкла пилотских очков-консервов  в его взгляде читалось недоумение. Ах да, вспомнил Велесов, здесь еще не входу определение направления по циферблату. Он ткнул рукой вперед-влево, туда, где на фоне тающей полоски вечерней зари только что мелькнуло черное пятнышко. Фибих. Крошечная соринка в бледно-оранжевом небе. Идет вдоль береговой линии, заметно ниже.  Ещё немного - и пропадет, растает в сгущающемся мраке.
Эссен закивал и что-то сделал левой рукой. Тарахтящий звук за спиной чуть заметно изменился, Гидроплан опустил нос, черная точка приблизилась, вырастая в этажерчатый силуэт. Набрал скорость, понял Велесов. Всё же Фибиху слабо в коленках супротив Эссена, одно слово - любитель. Ну и хорошо, ну и славно... Интересно только, как он собрался садиться на воду в темноте? Это и для опытных пилотов непростой маневр. Понимает ли Фибих, чем рискует?
Дистанция до «двадцать четвертой» быстро сокращалась. На глаз - метров двести, прикинул Сергей... нет, уже сто пятьдесят. Интересно, а что дальше? Пулемета нет, все, кроме лобановский «люськи» отдали в «десантные команды». Что теперь - таранить? Только и остается...
Эссен придвинулся, проорал, перегрывая треск «Гнома»:
- Сергей Борисыч, под сиденьем, парабел кобылинский!
Сергей рванулся - не пустило. Торопливо на нащупал неудобную пряжку, распустил ремень, зашарил рукой под сиденьем. Есть кажется...
Люгер Р-08 «лангепистолле» -  был завернут в старую гимнастерку. Он его знал - не раз видел его в руках Кобылина, даже как-то выпросил пострелять. Летнаб согласился неохотно и выделил для забавы гостя из будущего всего три патрона - «а где новые-то брать, вашбродие, небось, тут их не делают?»
Полгода назад Эссен торжественно вручил летнабу длинноствольный артиллерийский «парабеллум», и тот сразу влюбился в подарок. Сколько раз лейтенант видел, как Кобылин обихаживает «лангепистолле», чистит по десять раз на дню, полирует масляной тряпочкой. Пробовал насмехаться, в ответ услышал несказанно его удивившее: «Система эта, Реймонд Федорыч, настраивает разум на непреклонную жестокость. Ни на что его не променяю, даже на маузер! А уж бой какой - куда-а вашему кольту!» Тронутый таким поэтическим рассуждением Эссен раздобыл к пистолету замысловатый кобур с вкладной дощечкой, пристёгивавшейся как приклад, и барабан на 32 патрона. Кобылин пришёл в неистовый восторг и с тех пор брал «парабеллум» в каждый вылет. Именно с его помощью он он произвёл недавно опустошение в севастопольском шинке.
Так...  снять кожаный стаканчик с шейки приклада, вщелкнуть в паз на рукояти. Магазин долой, барабан... до чего всё-таки здорово сделано!  Ухватить большим и указательным пальцами шарнир, потянуть... затвор масляно клацает, переламываясь вверх - уникальная, неповторимая система Георга Люгера, -   готово!
Эссен успел догнать «двадцать четвёртую». Теперь они летели теперь одной высоте. Неужели нас до сих пор не заметили, удивился Сергей, дистанция всего ничего, метров сто. И тут же понял, что для Фибиха и его спутника они на тёмной стороне горизонта. Доктор  ни разу не летал ночью и сейчас думает только о том, как бы не перепутать небо с водой и удержаться на курсе. Англичанина вообще можно не брать в расчёт - он впервые в жизни поднялся в воздух и ничего не понимает. Так что их с Эссеном не видят - а вот «двадцать четвёртая» ясно рисуется на фоне заката. Пока. Минут пять это продлится а там потеряемся в темноте. А может и бес с ними? Фибих, к гадалке не ходи, разобьет аппарат при посадке - он уже сейчас наверняка в панике, понял, во что ввязался. Хотя, может и повезти; удача любит храбрецов, а доктор Фибих, хоть и скотина неимоверная, но далеко не трус.
Эссен крикнул - «Гном» перекрывал все звуки. Ткнул пальцем в часы на приборной доске, потом вперед, по курсу; растопырил пять пальцев, сжал в кулак, ещё четыре. Ага  девять минут - и Евпатория. Все, время вышло...
Лейтенант положил аппарат на левое крыло, дистанция между гидропланами стала уменьшаться. Велесов вскинул люгер к плечу, поймал, поверх эссеновского шлема, силуэт «двадцать четвертой» -  лейтенант торопливо пригнулся, - и трижды мотнул головой.
Бах! Бах! Бах! И, с небольшой паузой - ещё четыре выстрела.
Грохот выстрелов потонул в треске мотора. Ничего не произошло - самолёты летели,  как и раньше, теперь их разделяло метров тридцать. Эссен снова заорал, тыча рукой в перчатке вперёд, по курсу фибиховской машины.
Упреждение же, с опозданием сообразил Велесов. Как там в фильмах про войну? «По танкам, бронебойным, упреждение полдфигуры!» Скорость у нас около сотни, дистанция... а чёрт его знает, некогда считать!
Выстрел. Выстрел. Выстрел. Люгер дергался в руках, коленчатый затвор ходил,  выбрасывая гильзу за гильзой. Сергей выпустил четыре пули, взяв прицел на корпус впереди, потом сократил упреждение вдвое и ещё пять раз нажал на спуск.  Чужой аппарат внезапно качнулся и резко вильнул вправо. Эссен, избегая столкновения, бросил машину в сторону, а когда выровнялся - Фибих был в полусотне метров слева, заметно выше. Сергей снова поднял «лангепистолле», и тут с борта «двадцать четвёртой» навстречу ему забилась злобная огненная бабочка.

Отредактировано Ромей (21-11-2016 15:54:51)