ГЛАВА ВТОРАЯ
I
Гидрокрейсер «Алмаз»
12-е сентября 1854 г.
Предшественник Эссена на посту командира авиагруппы, лейтенант Качинский, жадно слушал рассказы о событиях последней недели и отпустил лейтенанта, лишь заручившись обещанием зайти попозже. Викториан Романович остро переживал по поводу своей травмы; доктор Фибих хмурился и сулил Качинскому еще неделю в лазарете. Четыре сломанных ребра - не шутки, так что пока положению Эссена, как главного авиационного начальства, ничто не угрожало. Он с удовольствием уступил бы эту должность - Качинский пользовался непререкаемым авторитетом, и многие, включая и самого Эссена, считали его своим наставником.
На крейсере столпотворение. Матросы летают, как наскипидаренные; с полубака несется боцманский рык: «Ты что ж, халамидник, самому адмиралу Нахимову хошь таку медяшку предъявить? Да он, даром, что отец матросам - велит разложить тебя на да всыпать десяток горячих! Здеся это на заржавеет, времена не те! Жалится, небось, некому, хас-спада думцы и газетчики, яти их через ржавый якорь, дома остались! Хватай тряпку, рукопомойник, и чтоб к пятой склянке медяшка сверкала, аки котячьи причиндалы!»
Драят палубу: двое матросов с прибаутками волокут по доскам плиту из ноздреватого ракушечника, за ними еще трое орудуют веревочными швабрами. Тысячей бриллиантов искрятся брызги - палубу скатывают забортной водой.
- Петька, туды тебя в качель! Куды смотришь, постреленок? Их благородие чуть не замочил! Вот я тебя линьком пониже спины вытяну, будешь знать, как хулиганничать!
Брезентовым рукавом, орудует новый юнга, Патрик O’Лири. История юного ирландца стала предметом нескончаемых пересудов: паренька доставили на «Алмаз» вместе с пленным офицером с потопленного «Везувия», и спасшие его матросы уверяли, что мальчишка наотрез отказался оставаться с земляками. Лейтенант Завирухин, признанный знаток английского, произвел допрос «пленника».
Выяснилось что ему предстояло разделить печальную участь многих «пороховых обезьян» и юнг на кораблях ее Величества. Нравы здешнего кубрика мало отличались от тюремных; каждому третьему из числа глотавших синюю книгу*, место было на каторге, а не на палубе военного корабля. Впрочем, «просвещенные джентльмены» редко делали различие между этими занятиями.
#* «Глотать синюю книгу» (служить в Королевском Флоте) - зубрить адмиралтейский устав, который традиционно имеет синий переплет.
Здесь процветал содомский грех, и первыми его жертвами становились малолетние служители Роял Нэви. Офицеры относились к этому спокойно – кое-кто их них и сам имел удовольствие приобщиться к пороку: кто в стенах закрытых аристократических школ, кто в бытность гардемарином. Так что, большинство мальчишек в итоге, уступали домогательствам похотливых мерзавцев.
Но только не юный O’Лири. Выросший в Белфасте, переживший Картофельный голод, истребивший четверть населения острова, он сбежал на флот, спасаясь от беспросветной нищеты. Патрик, подобно многим его землякам, мечтал об Америке и был готов зубами выгрызать у судьбы счастливый билет. Трущобы приучили его драться за жизнь; Патрик научился орудовать ножом раньше, чем освоил искусство письма. И первого же сластолюбца встретил навахой, украденной у старшего плотника. Получивший чувствительные порезы негодяй отступился, но обиды не простил. «Пороховую обезьяну» ждала незавидная участь - в наказание за строптивость, с ним собирались скопом потешиться дружки пострадавшего. Укрыться от насильников на шлюпе было негде; человека менее стойкого это подтолкнуло бы к самоубийству. Но для мальчика из католической семьи и это не было выходом. Патрик мысленно прощался с жизнью - он твердо решил не даваться в руки негодяям и забрать с собой на тот свет хоть одного.
От горькой судьбы неуступчивую «пороховую обезьяну» спасла торпеда, проломившая борт посудины Ее Величества. Патрик O’Лири оказался в числе немногих счастливцев, удержавшихся на обломках. И когда увидел, что на решетку светового люка, на которой он устроился, карабкается из воды Перкинс - тот самый подонок, что возжелал когда-то юного ирландского тела, - нож сам прыгнул в руку. Матросы, спасавшиеся неподалеку на разбитом барказе, наблюдали расправу и сулили Патрику лютую месть. Но не вышло; русский боцман пожалел юного пленника и отделил его от остальных «лайми». Протесты разозленных англичан, требовавших выдачи убийцы, успеха не имели: кулак Перебийвитра (размером с хорошую дыню) с одинаковым успехом внушал страх Божий что папуасам с Маркизовых островов, что подданным королевы Виктории. Так Патрик O’Лири попал на «Алмаз».
Эта история сделалась достоянием не только кают-компании, но и кубриков. Боцман приставил Патрика к делу и теперь нарадоваться не мог на сообразительного мальчугана. Русским людям свойственно сострадание к несправедливо униженным: юный O’Лири сделался всеобщим любимцем, особенно когда выяснилось, что он не питает к англичанам теплых чувств и пошел на флот единственно, чтобы не помереть с голодухи. Матросы наперебой подкармливали его, хотя Петька - так называли «найденыша» - был зачислен на довольствие, а с корабельными порциями не всякий взрослый управится.
Эссен приветственно помахал юному уроженцу Эрина. Патрик в ответ взял под козырек непривычным, нерусским жестом. Брезентовый рукав он при этом он попытался зажать под мышкой, но не преуспел: россыпь хрустальных брызг обдала стоящих рядом матросов, а заодно, прошлась и по Эссену - на этот раз вполне реально, а не в воображении боцмана. Спасаясь от неожиданного душа, прапорщик нырнул за раструб палубного вентилятора; за спиной разносились гневные вопли боцмана и хохот матросов.
- Реймонд Федорыч, поднимайтесь к нам!
Голос принадлежал капитану первого ранга Зарину; каперанг наблюдал за разыгравшейся сценкой, перегнувшись через парусиновый обвес мостика . Достанется теперь Петьке на орехи, подумал Эссен, взбегая по трапу. Любимец-то он любимец, а приборка - дело святое. Командир попеняет боцману: «что ж это у вас, голубчик, за цирк творился сегодня на полубаке»? А тот не преминет донести эту мысль до виновника, причем куда более доходчивым способом».
Дым на двадцать три румба! - крикнул сигнальщик. Все бинокли, сколько их было на мостике, немедленно развернулись в указанном направлении. Эссену бинокля не досталось, и он сощурился, вглядываясь в горизонт. Там, на фоне тонущего в дымке низкого берега, маячило крохотное черное пятнышко.
- То за корабль, Сергей Борисыч, «Владимир»?
Гость из будущего оторвался от бинокля.
- Либо он, либо «Громоносец», больше некому. Колесный, две трубы, три мачты - таких два построили в Англии по заказу Морского ведомства. Остальные - «Херсонес», «Крым», «Одесса», «Бессарабия» - однотрубные. Пароходофрегаты входят в отряд контр-адмирала Панфилова, но реальная сила там - только «Владимир с «Громоносцем». Сейчас, надо полагать, несут охранение на ближних подступах к Севастополю.
- Да уж куда ближе... - буркнул Зарин. - Штурманец, сколько винтить до Графской пристани?
- Двадцать миль, не больше! – бодро отрапортовал мичман.
- Да, задержал нас «Морской бык». - покачал головой каперанг. - Если бы не он, уже два дня, как были в Севастополе. А тут - нате вам, чуть не в один день с союзничками. Они ведь сегодня должны войти в евпаторийскую бухту?
- Если ничего не изменилось, то завтра. А высадка начнется четырнадцатого; это если французы с турками не задержались. Или не повернули вслед за англичанами.
- Да, голубчик, нехорошо. Нам бы знать все это доподлинно, а вместо этого провозились с буксировкой, такая вот ерундистика. Тыркйся, как слепые котята...
Старший механик, предрекавший непременные поломки в машинах, все-таки накаркал. Правда, жертвой стал не «Алмаз», а турецкий трофей, но легче от этого не стало - два дня авиатендер тащили на буксире за «Заветным» черепашьим трехузловым ходом, пока сводная команда с обоих русских кораблей лихорадочно исправляла поломки. Зарину смерь, как не хотелось подходить к Севастополю инвалидной процессией. Машину привели в чувство всего три часа назад; «Морской бык» дал ход, и теперь отряд экономическим семиузловым ходом приближался к базе Черноморского флота.
- Ничего, Алексей Сергеич, море тихое, вполне можно поднять гидропланы. Надо только спуститься к норду. Вдоль берега можно подальше лететь, миль на сорок. Если что - сядем, приткнемся к песочку, подберете.
- Вот и хорошо. - сказал Зарин. - А пока, господа, надо достойно встретить предков. Сыграйте-ка «большой сбор» и изготовиться к салютации...
Фон Эссен поднял к глазам позаимствованный у старшего офицера бинокль. На фоне близкого берега отчетливо рисовался силуэт корабля. Высоко над кормой трепетало белое пятнышко Андреевского флага.
- Ну вот, мы и добрались, Реймонд Федорович. Как-то теперь дело обернется?
Фон Эссен покосился на Велесова. Представитель потомков, скрестив руки на груди. В ладони он сжимал крошечный, вроде театрального, бинокль в буро-зеленых разводах. Эссен знал, что за скромными размерами - в сложенном виде он легко помещался в нагрудный карман - скрыта небывалая оптическая сила. Линзы, или что там в нем есть, давали двадцатикратное увеличение.
«...какие же у них, должно быть, артиллерийские прицелы...»
- А как бы ни обернулось, Алексей Сергеич, нам все одно. Наше дело: защищать Россию врага, а какой год на календаре - так ли это важно?
Велесов кивнул, и поднял к глазам бинокль. Эссену на миг показалось, что на лице гостя из будущего мелькнула тень то ли замешательства то ли... стыда?
Отредактировано Ромей (24-11-2016 10:16:30)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
