Последний абзац 3 главы (пишется):

Чух-пух-чу-ух!..
Чем ближе были дебаркадеры Царскосельского вокзала, тем меньше сил оставалось у красного паровоза, тянущего за собой скорый пассажирский «Париж-Санктъ-Петербург». Пыхая белым паром, оседающим белесыми пятнами изморози на стенках угольного тендера, усталый труженик упрямо полз по ниткам рельс сквозь разыгравшуюся метель, наматывая на колеса последние метры оставшегося ему пути.
— Куда прешь, малек? Все одно — твой номер последний!..
Последнюю пару метров поезд полз на остатках сил и пара в остывающем котле — а добравшись, с протяжно-жалобным скрежетом колес намертво встал, тут же закутавшись в пар и облегченно взревев гудком. Лязг вагонных сцепок, гомон встречающей толпы (довольно жидкой, по зимнему времени и разыгравшейся непогоде), суета вокзальных служащих...
— Не зажимай молодого, Ося. Лучше припомни, как сам первую неделю в ногах путался.
— Я уже на третий день свою очередность на зубок выучил, а этот!.. Вон на тележке переднее колесо вихляет, а Фимка твой и не чешется!
Пока рядовые носильщики быстрым шагом распределялись вдоль прибывшего состава, наиболее «авторитетные» артельные без особой спешки заняли стратегически-верные места напротив желтых вагонов для пассажиров первого класса. Впрочем, темно-синий цвет второго класса тоже нашел своих поклонников среди владельцев багажных тележек.
— А-асторожна!..
Как и грязно-зеленые вагоны третьего класса, бывший прибежищем совсем уж невзыскательной публики с тощими карманами.

— Посторонись!..
Сурово-насупленные кондуктора сноровисто протерли дверные поручни от налипшей на них дорожной грязи и угольной пыли — подготавливая тем самым благоприятные условия для явления состоятельных господ, вернувшихся с благодатных пляжей французской Ривьеры в заснеженный и вечно-хмурый Санкт-Петербург.
— Ну, наконец-то. С прибытием!!!
Стоило первому из путешественников ступить на мерзлые камни перрона, как шум от встречающих разом усилился: слова и целые фразы на английском, немецком, французском и русском причудливо перемешивались между собой, создавая впечатление этакого вавилонского столпотворения на отдельно взятом кусочке вокзала. Однако долго это не продлилось: буквально пять минут, и платформа начала резко пустеть, позволяя студеному ветерку беспрепятственно гонять стайки колючих снежинок. Вслед за последними пассажирами в теплый вокзал потянулись и носильщики, стали исчезать в темных проемах вагонных дверей расслабившиеся и растерявшие всю свою бравость и лоск кондуктора...
— Эй, человек!
Услышав негромкое, но вместе с тем внушительное обращение, самый молодой из вокзальной артели носильщиков обрадовано дернулся и шустро завернул свой трехколесный агрегат к «барскому» вагону тепло-желтого цвета.
— Второе купе. Приступай, голубчик, да поживее.
Все-таки есть и свои плюсы в том, чтобы прибегать к прибывающему поезду самым первым, а уходить последним — нет-нет, да и обломиться дополнительная копеечка. А то и рубль! Богатые господа ведь денег не считают.
— Дорогая, как ты?
Почтительно посторонившись в обнимку с очередным пузатым саквояжем, тележник быстрым взглядом оценил вышедшую на свежий воздух барыньку и ее служанку. И если последняя напоминала собой сушенную воблу с неприятно-колючими глазами, то ее хозяйка была весьма хороша собой —причем как лицом, так и фигурой приятственных очертаний. Ефим такие вещи даже сквозь зимнюю одежку влет определял! Вот только всю красоту дамы изрядно портила ее бледность — по всему было видно, что барыньке было изрядно дурно, и ее вот-вот вывернет.
— Спасибо, Гришенька, мне уже лучше...
С усилием сглотнув и чуточку позеленев от налетевшего с порывом ветра запаха мазута, дама в приталенной соболиной шубке медленным шагом направилась на выход с дебаркадера, поддерживаемая с одной стороны той самой сушеной воблой, а с другой — господином весьма представительного вида. К ним тут же со всех сторон пристроились... Слуги? Нет, те выглядят иначе, да и бобровые воротники не носят, ибо не по чину им такая роскошь. Неужели свитские? Интересно, кто это приехал?..
— Замерз уже, что ли?
Спохватившись, артельный заметался между мягким купе и своей кормилицей-тележкой, нагружая последнюю до самого верха.
— Так. Перед вокзалом два черных лимузина. Бегом к ним, и быстро-быстро разгружаешься.
Мелькнувшая в руках свитского рублевая ассигнация, сложенная аккуратным квадратиком, придала небрежно брошенным словам должную весомость. Ух, как Фима припустил!.. Воодушевленный обещанной наградой, он этаким живым болидом пронизал перрон, вокзал и вьюжную завесу на привокзальной площади, попутно наслаждаясь недовольными  взглядами других артельных — и даже позволил себе чуть затянуть с перегрузкой шляпных коробок, сумок и кофров в пышущее теплом нутро больших самобеглых экипажей.
— ... уверена, душа моя?..
— Поезжай, Гришенька, и ни о чем не волнуйся, я пока...
Закрывшаяся с тихим хлопком дверца багажного отделения отсекла разговор в салоне авто. Получив в руки заветную бумажку, носильщик-возильщик поклонился пересаживающемуся во второй экипаж важному господину (это дело никогда лишним не бывает), поддернул верх воротник тулупчика и поплелся обратно, стараясь разглядеть сквозь сгустившуюся вьюжную мглу стрелки на привокзальных часах. Еще с полгода назад для этого пришлось бы изрядно помучиться и пощурить глаза, а теперь, благодаря подсветке вокзального фасада новомодными электрическими лампами-прожекторами — совсем другое дело! Прикинув время, оставшееся до прибытия следующего поезда, Фимка завез свою кормилицу в особое «стойло» у дебаркадеров и побрел в трактир, чтобы в тепле и удобстве похлебать горячего чайку. А еще, в преддверии светлого праздника Рождества Христова помечтать о чем-нибудь большом и светлом. Например, чтобы его нынешняя подружка была похожа на давешнюю барыньку!..
— И-эх! Кто-то ведь такую кралю каждый день того-этого...
Мужчина, к которому данное определение относилось на все сто процентов, как раз думал о любимой супруге, гадая о причинах ее плохого самочувствия: что-то несвежее во время последнего завтрака? Или же — то самое, над чем молодожены старательно трудились последний месяц? Нет, и до этого Гликерия Долгина не могла упрекнуть супруга в невнимании к ней (скорее уж наоборот), но все как-то не получалось... Так неужели? Предвкушение, опасения и разные отвлеченные мысли сильно помогли скоротать время в пути — собственно, господин главный инспектор условий труда вернулся в реальность только на мраморных ступеньках небольшого особняка, первый этаж которого целиком занимал салон-магазин Русской оружейной компании. А на третьем этаже периодически (в основном, наездами по служебным надобностям) в пяти комнатах кое-как ютился владелец этой самой компании.
— С возвращением вас, Григорий Дмитрич.
Поздоровавшись в ответ с обманчиво-расслабленными «консьержками» и троицей плечистых «личных секретарей» главного юриста Компании, новоприбывший оставил в их обществе и своих телохранителей. Еще один ширококостный «консьерж» (бронежилет его определенно полнил) предупредительно открыл перед ним дверь в хозяйскую квартиру, одновременно убирая руку из отворота сюртука — где при некотором опыте вполне угадывалось что-то вроде кобуры с большим пистолетом зализанных очертаний. Можно даже сказать, пистолетом-пулеметом, но таких странных слов, разумеется, говорить на лестнице было некому. Да и незачем. Вокруг ведь все свои?
— ... предварительно речь шла о встрече в Лондоне, но думаю, что более верным будет предложить что-то более, гм, нейтральное. Скажем, Цюрих? Или Женева?..
— На ваше усмотрение — лишь бы это пошло на пользу переговорному процессу.
— Кстати, о нем. Как вы считаете, не стоит ли усилить наши позиции... О, Григорий Дмитриевич!.. Вы уже в курсе, надеюсь?
Глава юридической службы Компании был заметно возбужден, сияя задорным взглядом и все более разрастающейся лысиной — подскочив к новоприбывшему, он сходу покусился на дружеские объятия. Впрочем, Лунев быстро опомнился и сократил все до энергичного рукопожатия и радостной улыбки.
— Нет, все же — сколь удачно заканчивается этот год, а?!?
Честно говоря, такое поведение обычно выдержанного и обстоятельного в своих речах и манерах юриста слегка напрягло Гришу — который благодаря специфике своих должностных обязанностей как-то незаметно разлюбил любые неожиданности. Разумеется, кроме тех, что устраивал сам.
— Александр Яковлевич?..
Поздоровавшись с хозяином особняка и обменявшись с ним взглядами, Долгин слегка успокоился. А когда получил на руки небольшую брошюрку, и прочитал ее размыто-неопределенное название:
«К вопросу о последних казенных подрядах для Военного ведомства и Морского министерства».
То и вовсе обрел полное душевное равновесие, пробормотав себе под нос что-то одобрительное, вроде:
— Ну, наконец-то сподобились!
Собственно, дома его уже наверняка дожидался курьер с именным экземпляром бюллетеня, помеченного красными грифами «Строго конфиденциально» и  «Только для членов Директората». Вот только конкретно этот экземпляр внутренней рассылки имел особенную ценность и редкость, благодаря пометкам князя на полях. Многие банкиры и промышленники заплатили бы весьма солидные суммы, чтобы хоть ненадолго приобщиться к спонтанному творчеству аристократа-промышленника Агренева... Но увы, заметки он делал редко, и исключительно для одного человека — чтобы тот был в курсе кое-каких специфических моментов, а так же неявных тонкостей по части управления Компанией.
— Минут через десять мы с Вениамином Ильичем закончим.
— Угум...
Аккуратно поплевав на кончики пальцев, начальник Отдела экспедирования перелистнул первую страничку и начал вникать, так сказать, «в глубину вопроса». Военное ведомство Российской империи еще в прошлом году слегка пересмотрело (в сторону увеличения) нормы расхода патронов и снарядов — а в этом, тысяча восемьсот девяносто седьмом, вдруг обнаружило, что существующие казенные заводы не могут обеспечить выделку пороха и взрывчатых веществ в должной мере. И вообще, эти самые заводы сильно устарели и порядочно обветшали, за исключением разве что Охтинского порохового — но тот чем дальше, тем больше подгребало под себя Морское ведомство в лице совсем недавно утвержденного главноуправляющим великого князя Александра Михайловича. И что теперь, быть Военведу на положении бедного родственника?
«Нормы — пятьсот восемьдесят тысяч в Военвед, плюс двести в Главное АртУправление!»
Вроде бы всего лишь мелкие циферки, но Григорию Долгину сразу стало предельно ясно, сколько стоит оперативность больших военных чинов в принятии столь важных решений, и их бескорыстное радение об государственных интересах. Эти же «интересы» с многими нулями сподвигли министерских генералов убедить не только прижимистого Витте, но и самого государя-императора Николая Второго в необходимости кардинальных мер — для исправления столь непозволительной ситуации с производством огнеприпасов для винтовок, пулеметов и орудий Русской императорской армии. Кстати, адмиралы тоже не остались в стороне, подхватив столь славный порыв...
«Откаты с контракта: Витте четыре с половиной процента, ВК Сандро три. Купельникову придется усилить работу по Морведу!»
В общем, как-то так сложилось, что военные моряки и сухопутные армейцы в едином порыве пришли к решению, что «дальше так жить нельзя». Особенно всех возмущала ситуация с производством взрывателей и запалов: на всю необъятную Российскую империю Трубочный завод был один-одинешенек! Разве можно подобное терпеть?.. И как только раньше этого не замечали? Но самое удивительное, что благородное негодование разделил и все больше набирающий политический вес и влияние Витте — к немалому удивлению всех тех, кто лично знал дражайшего минфина и его отношение к «дуболомам в форме».
— На Арчибальда пока особо не давят, но биржевики уже давно играют на понижение...
Насчет генерального подрядчика мнения поначалу разделились, но и тут Морвед, Минфин и Военвед проявили удивительное единодушие, вспомнив недавнее блестящее исполнение князем Агреневым контракта на модернизацию казенных оружейных заводов империи. Нет, были, конечно, и недовольные — но после ознакомления с устрашающе-длинным списком технических заданий и условий их вдруг охватывал приступ скромности и робости.
— В справке указано, что это один из акционеров «Стандарт Ойл»?
Перекидывая страницу бюллетеня, Гриша заодно покосился и на каминные часы — а затем приступил к самому вкусному. То есть списку объектов, которые предполагалось отстроить и сдать «под ключ».
— Да, господин Рокфеллер обычно использует его для...
Три больших завода возле Самары: пороховой, Трубочный и по выделке Гренита. Плюс перевод того самого единственного завода по выделке запалов и взрывателей из Петербурга в Охту, с одновременным кардинальным расширением: великий князь Александр Михайлович не экономил на насущных нуждах вверенного его заботам Русского императорского флота. Видимо, по этой же причине он пролоббировал через царственного родственника и перевод Шосткинского порохового завода в управление Морского ведомства, с одновременным переносом столь важного производства в пригород Тамбова. Кстати: под словом «перенос» стыдливо пряталось то, что оный завод надо было возводить с нуля — потому что со старого можно было забрать только мастеровых. Да и то, не всех: кое-кто из них наверняка не согласится покинуть родные места, славные обилием болот и своей вечной сыростью.
— Гм, странно. Вроде бы флотские снабжаются порохом со Шлиссельбургских пороховых заводов? А, вот.
«Сандро по какой-то причине сильно обиделся на немцев из директората Ш. заводов. Возможно, финансовый вопрос?».

Сомнения гложут, насчёт множественного числа. Дебаркадер - крытая ж/д платформа, но крыша была общая на две платформы, так что не знаю даже.
Ну какая такая метель на последних метрах, там же всё под крышей, так немного снежило. 

Там вот так. То есть две арки, а не три но дебаркадера действительно три.

А в принципе события происходят в 1897 г. а это здание построено только в 1904 г.

Отредактировано Генерал (04-08-2017 13:29:28)

На представленном фото четко просматриваются три пролета с перекрытием по арочным фермам. Вот другое фото, с торца хорошо видны все три арки:

Если оставить прям так - замучают. Но можно дать мысли Долгина по этому поводу - например, чего вдруг процент Витте больше, чем у Сандро?