Продолжение текущего абзаца:

... Оказав первую помощь путем накладывания ременного жгута на запястья и лодыжки, сердобольный Долгин напоследок полил глубокую борозду на лакейской голове остатками вина. Затем машинально глянул на этикетку...
— Вот с-сука!
Неподдельно огорчившись столь бездарной трате редкого Шато-Лафит Ротшильд тридцатилетней выдержки, Гриша почти не заметил, как вслед за командиром миновал Гостиную и Кабинет. Осторожно пробравшись в Будуар, и быстро переговорив с командиром на языке жестов, он коршуном набросился на одну из дремавших в Будуаре горничных-камеристок — после чего все происходящее почему-то воспринималось им какими-то отдельными кусками. Легкий тычок под ребра посапывающей девице, после чего та дергается и таращит на «демона» наполняющиеся ужасом глаза. Момент, когда жертва сделает глубокий вдох для истошного крика, заодно втягивая в себя солидную дозу эфира. Терпеливое ожидание, совмещенное с удерживанием на месте энергично брыкающегося и пинающегося тела, постепенно расслабляющегося и превращающегося в этакое живое бревно... Надо отметить, довольно-таки костистое и неудобное.
— Кто здесь?!?
Второй камеристке повезло больше: и проснулась сама, от ласкового поглаживания по щечке. И сознание потеряла не от тряпки с эфирным наркозом, а от аккуратно пережатой сонной артерии. Впрочем, несмотря на все эти различия, итог был общим — вязки на руки-ноги, и удобный кляп.
— Хр-сс!..
В Опочивальню Григорий вступал с двойственным чувством — ибо большую часть своей жизни он воспринимал великих князей Российской империи кем-то вроде небожителей. До Бога высоко, до царя далеко... Увы, но общение и дружба с князем Агреневым сильно испортили некогда простого служаку-пограничника. Он начал почитывать всякое разное, пытаться не только самостоятельно думать, но и составлять обо всем свое собственное мнение... Еще хуже на Григории сказался доступ к кое-каким служебным документам и аналитическим справкам, предназначенным исключительно для высшего руководства Компании.
— Мария Павловна.
И совсем ужасно все стало, когда Александр целенаправленно познакомил соратника (жизнь, она такая, всякое может быть) с частью своего особого архива. Не сказать, что он был потрясен, или ему открылись какие-то особые откровения — но нажрался тогда потомственный казак Гришка до состояния полного нестояния.
— Мария Павловна?..
Ныне же в великокняжеской Опочивальне не было ни казака, ни пограничника — лишь господин Долгин, крупный акционер транснациональной Компании. В глазах которого великая княгиня была всего лишь немолодой простоволосой бабой, тихонечко похрапывающей во сне. Ну, хоть воздух не портит, и то славно...
— Может, ее пнуть?
— Хм?..
К счастью, столь радикальное средство не понадобилось — прекрасно сработало и прикосновение мертвенно-холодной оружейной стали.
— М-мм!!!
Ладонь, опустившаяся на высокородный рот, помогла сохранить в сумрачных покоях почти интимную тишину.
— Тише.
Наган, перестав неприятно холодить ухоженную женскую шею, на пару секунд завис перед беспомощно помаргивающими глазами.
— Леди, вы будете благоразумны?
Вместо ответа слабая женщина с такой силой вцепилась в чужие руки, что Агренев едва удержался от резких действий в ответ. Рефлексы, будь они неладны...
— Вижу, что слухи о вашей сильной и страстной натуре вполне правдивы.
«Натура» промычала что-то гневное и так резко взбрыкнула ногами, что ее едва удалось удержать. Плюнув на все, Александр решил несколько подсократить «предварительные ласки» упертой хозяйки Владимирского дворца.
Щелк-щелк-щелк!!!
Звук взводимого револьверного курка был столь неприятен, что поморщился даже его временный владелец — а уж на Ее императорское высочество он и вовсе оказал дивное успокаивающее действие.
— Леди, вы будете благоразумны? Просто кивните... Хорошо. Прошу вас встать, и сохранять при этом тишину.
— Отвернитесь, вы... Не знаю, как вас там — но вы горько пожалеете, что подняли руку на великую княгиню Российской империи!
Судя по едва слышному шороху и хмыканью, донесшемуся из-за узорчатой ширмы, второй грабитель не отказался бы и ногу поднять на столь высокопоставленное лицо — лишь бы она пошустрее двигалась, накидывая свой батистовый пеньюар.
— Что вам угодно?..
— Прошу.
Так как герцогиня Макленбург-Шверинская даже после замужества не согласилась перейти в православие, в ее покоях отсутствовал дежурный свет в виде традиционных лампадок под иконами. И тяжелые бархатные шторы отлично отсекали любой уличный свет, погружая покои в таинственный мрак, заполненный неприятно-твердой мебелью иными предметами обстановки. Поэтому пришлось рыжебородому вторженцу подсвечивать негостеприимной хозяйке прихваченным для этого дела (в смысле, передвижения в темноте) аккумуляторным фонариком, попутно аккуратно направляя беспрестанно шипящую угрозы даму в нужном направлении.
— Откройте.
Поглядев на глухую стенку своего любимого Будуара, выполненного в мавританском стиле, Мария Павловна надменно изрекла:
— Не понимаю, о чем вы.
— Леди. Я могу открыть и сам, но на шум обязательно прибегут лакеи. На звуки выстрелов явится и ваш супруг...
— Вы и его убьете?
— Вне всяких сомнений. Но если вы будете благоразумны, то все останутся живы и здоровы. Прошу?
Посопев с сомнениях, раздираемая противоположными эмоциями аристократка нехотя надавила пальцами на элемент узора. Дождалась щелчка, подцепила пальцами, потянула — и в монолитной прежде стенке обрисовались контуры искусно замаскированной двери. Тайник был относительно небольшой. Для трехэтажной громады дворца, разумеется. Но в нем вполне уместился солидного вида сейф и куча полок, на которых в строгом порядке были разложены разные милые безделушки, выполненные исключительно из желтого металла, и с вкраплениями разнообразных драгоценных камней. Часть экспозиции занимали подарки, которые преподнесли властной и амбициозной Михени все ее «друзья» и «воздыхатели». Другая часть хранила в себе стандартный набор для ответных мелких знаков благоволения и внимания: запонки, портсигары, часы, табакерки... Все из золота, разумеется. Присутствовали и разные милые женские штучки — о, и достаточно много! Но самые интересные, можно даже сказать фамильные образцы ювелирного искусства все же были скрыты за толстой сталью превосходного английского сейфа, закрытого на два неуступчивых замка. Таких же неуступчивых, как и сама великая княгиня, в самых резких выражениях отказавшаяся предоставить доступ к внутренностям угловато-массивного хранилища семейных реликвий.
— В вашей стране не так давно изобрели такую совершенно чудесную вещь, как ацетиленовая горелка. Меня заверили, что любой сейф не устоит перед ее огненным дыханием...
— Р-руки!!!
— Меньше экспрессии, Ваша светлость. И позволю себе напомнить еще раз, что слуги вам не помогут — поэтому оставьте в покое этот несчастный колокольчик. Возвращаясь к нашей?.. М-мм, problem... К нашему делу: если первый способ окажется бессилен, мы попробуем решить все с помощью двадцати фунтов превосходнейшего динамита.
Приблизившись к хозяйке и возмутительно небрежно избавив ее нежные ручки от тяжести крылатой статуэтки, гость все с той же спокойной вежливостью подвел итог:
— Так или иначе, но желаемое будет получено. Мы всегда добиваемся своих целей.
— Мы?!? Кто это — мы? Вы англичанин?..
— Может быть да. А может, и нет. Леди, давайте закончим с первым вопросом, и я обещаю вам откровенный разговор. Что касается ваших драгоценностей, то давайте будем считать, что вы передаете их нам всего лишь на время, в залог.
— Залог? Но что...
— Леди.
Мягко направив уже почти не брыкающуюся женщину к сейфу, Александр сделал приглашающий жест — и проявил понимание и терпение, покуда аристократка не сдалась под грузом обстоятельств, приправленных толикой ее любопытства.
— Нужен ключ.