- Значит, это вы первым прибыли на место преступления?
- Из представителей Корпуса, хотел бы уточнить. А так, да, совершенно верно, господин юстиц-гауптман!

...Поручик Хлыстовский вернулся из Вапнянки во второй половине дня - компания стрелков только-только выбралась из стрельбища. Прибыл, как и должен был, не в одиночку. С молчаливым поручиком, с которым Анджей до сих пор толком и не познакомился, прибыла следственная группа из Гданьска. Четвертый по населению город Республики, бессменно занимал первое место по количеству преступлений. Что, в общем-то, никого не удивляло. Один из крупнейших портов Восточного моря - разве что русская Либава могла поспорить, перевалочная база для торговли зерном - Хлебных гаваней в городе было аж  три штуки. Да и йормландская граница в 40 верстах благопристойности не добавляла. так, по совокупности факторов и получалось, что гданьская полиция считалась в Республике самой опытной в вопросах расследования внезапных смертей.
Приехало пятеро. Трое  - сугубые “ловилы” - хмурые субъекты с протокольно-казенными мордами некормленных бульдогов. Подолянский такой человеческий типаж из-за относительно недавних событий несколько недолюбливал, но нужность таких вот хватай-держи-морд признавал. Не пускать же за волками болонок... Двух “ловил”, как выяснилось, неплохо знал Водичка - бывшие сослуживцы после кратких объятий начали засыпать друг друга фамилиями, именами, событиями и прочими мелочами, понятными и приятными лишь узкому кругу посвященных.
Четвертым был классический опять же персонаж – полицейский писарчук – субтильный юноша, чуть младше прапорщика, порывистый в движениях, с горящим взором неофита, не успевшего разочароваться ни в жизни, ни в своей работе.
Возглавлял группу юстиц-гауптман. Пожилой, хорошо за пятьдесят, полицейский, больше похожий на школьного учителя – разве что вместо указки револьвер под сюртуком. Ну и в объемистом потертом саквояже определенно не школьные тетради с домашними заданиями.
Задерживаться на заставе гости не стали. Старший группы предпочел сразу выдвигаться на место происшествия.

- О, это прекрасно! Тогда, если не затруднит, то расскажите своими словами о том, что видели. Я читал все бумаги, - полицейский с опаской отпустил с повода правую руку, продолжая крепко держать левой, коснулся саквояжа, который был привязан к седлу. Затем юстиц-гауптман судорожно вцепился в поводья обеими руками.
Лошадей, с учетом мещанско-городского происхождения группы, Вацлав подобрал смирных. Но по мнению Подолянского, куда проще было бы отправить следователей пешком. Ну или загрузить голема пана Ежи, да пустить по буреломам скорым маршем.
- Так-то и нечего рассказывать, господин юстиц-гауптман. Существеннее того, что мне пару раз хотелось всех тамошних обитателей перестрелять, и добавить нечего.
- Что ж, - улыбнулся полицейский,  - я вас прекрасно понимаю. Работа с социальным дном всегда сложна. Иногда пока нос не сломаешь, жлоб молчит, хлопая глазами. А уж потом поет соловьем!
Подолянский кивнул, радуясь, что происхождение уберегло от близкого знакомства с кулаками полиции. С другой стороны, он и не запирался – сложно юлить, когда тебя ловят рядом с двумя обезглавленными трупами, один из которых – твоя любовница, а второй – полугном-финансист из Верзанди. И оба трупа завернуты в ковры из твоего имения. Эх, еще бы чуточку времени! Вряд ли полноводный Истр отличается характером от Лабы. Все большие реки жадны, все не спешат расставаться со своей добычей…
Юстиц-гауптман продолжал разговаривать сам с собой, делясь секретами удачных дознаний. Подолянский механически кивал, постепенно сползая в полудрему от монотонности дороги и рассказа. Заснуть, впрочем, не получалось. Болели оба плеча, и время от времени накатывала легкая тошнота - последствия стрельбы из чудо-винтовки.
Под заунывное бормотание юстиц-гауптмана, чье имя Подолянский благополучно забыл, следственная группа прибыла к Старой Бгановке. Солнце давным-давно село, погрузив землю во тьму.
Ворота, как прапорщик и ожидал, были закрыты. Заезжие гости с уважением глядели на мощные бревна.
- Господин юстиц-гауптман!
- Да? – повернулся к Анджею полицейский.
- Я сейчас буду стрелять. Имейте в виду.
- Стрелять? – удивился гауптман, сунув руку под сюртук.
- Вместо дверного молотка, - пояснил прапорщик. - Здесь так принято. Раньше вообще фальконет на телеге возили.
- Пасторальная простота нравов! – восхитился полицейский, оружие, впрочем, не выпуская. – Жаль, не завести такие порядки в нашей клоаке. Не поймут, не оценят!
- Личности низких моральных категорий и сугубое быдло, - не стал спорить Подолянский.
Прапорщик вынул револьвер из кобуры, не спеша взвел курок и выстрелил в бревенчатую стену палисада.

Глава 8

Минут через десять, Анджей начал задумываться, не потратить ли еще пулю - очень уж ожидание затянулось. Но на вышке мелькнул чей-то силуэт. Над “фольварком” разнесся дикий, подлинно орочий визг:
- Пеньки понаехали! С ахвицерами какими-то!
- Удивительно свободные нравы, - с легкой грустью произнес юстиц-гауптман.
- Всякое случается, - дипломатично ответил Подолянский, - сами понимаете, кордон.
- Понимаю, - тяжело вздохнул полицейский, и опять стал удивительно похож на старого учителя, озабоченного плохой успеваемостью класса.
“Ловилы” за спиной начальника зыркали по сторонам. Прапорщик почувствовал легкое злорадство. Бойтесь, бойтесь! Тут вам не каменные джунгли, а дикий лес. С орками, медведями и прочими аборигенными кунштюками.
Окончательно запрезирать попутчиков, Анджею не дали открывшиеся ворота.
Местные толпились - всей мызой встречать вышли, что ли?
Не успели гости въехать во двор, как под копыта Барабашки кинулась молодка в цветастом платке.
- Пан офицер, пан офицер, что там с Матиушем моим, пан офицер?! Трое у нас! Живой он там?!
Подолянский спрыгнул на землю, отметив краем глаза, как перекосило на миг юстиц-гауптмана - так и отстегал бы дуру нагайкой, подхватил дурную бабу. Вздернул ее за шиворот, поставил на ноги, борясь с желанием влепить затрещину - в этой-то ситуации, он гданьского “лягаша” понимал.
  - Ты что, дура, делаешь? Детей одних оставить хочешь?
- Ааааа… - совершенно нелогично запричитала жена Матиуша, размазывая слезы по щекам. Граничары неодобрительно заворчали. И хрен ты этих медведяк поймешь – то ли бабу осуждают, то ли пограничников шепотом херами обкладывают. Нет, есть в суждениях гданьского полицай-гауптмана некоторая рациональность, есть!
- Отставить слезы, - рыкнул Подолянский, отталкивая Матиушову бабу в толпу. – Живой твой душегуб. Пока что.
Толпа бабу приняла в душные объятия, вытерли слезы, набормотали что-то. Молодка заткнулась.
Добившись тишины, Анджей оглядел граничаров, кивнул единственному из Бганов уцелевшему – парню было на пару лет больше, чем Подолянскому. Молодой старшак тут же шагнул к прапорщику, сдергивая картуз.
- Вечер добрый, Володимере, - поздоровался Анджей, протянул ладонь. Бган пожал ее двумя руками, уронив шапку под ноги.
- Подними, не позорься, - тихо сказал Подолянский, дернув подбородком. – Смотри, вон тех вот офицеров видишь?
Анджей, не долго думая, произвел в офицеры всю группу. Кто их знает, тех полицейских, что у них со званиями. Вон рожи какие каторжные – вылитые князья Беклемишевы, те все на лицо – упыряки казенные.
- Вижу, как не видеть, - кивнул Володимир, косясь на юстиц-гауптмана.
Подолянский ухватил граничара за затылок, наклонил к себе и тихо произнес:
- Раз  видишь, то хорошо. А теперь слушай. Они приехали убийство расследовать…
- Матиуш за общество встал! - дернулся было Бган. Но из захвата вырваться было не так легко.
- Не про душегубца вашего разговор, - нахмурился прапорщик, - а про то, отчего родня твоя с ума сошла.
- Ну так мы начнем? – громко спросил полицейский, озираясь. – Вы, господин прапорщик, беседуйте, беседуйте, мы мешать вам не будем.
Толпа вокруг стояла с угрожающей молчаливостью. Но юстиц-гауптману было плевать – он уже весь извелся. Ну то понятно, протоколы читал, знает, где что происходило, в поводыре не нуждается
- Конечно, господин юстиц-гауптман! – откликнулся Подолянский. – Вы же старший, вам решать когда удобнее.
- Если освещение надо, я сейчас прикажу, факелов бабы нанесут, - торопливо проговорил Бган.
Но полицейским факелы были без надобности. У двух «ловил» нашлись новомодные аранийские фонарики на электричестве. Света они давали мало – но юстиц-гауптману, что с бульдожьей неотвратимостью, направлялся к месту происшествия, хватало и этого. Судя по всему, недостаток освещения вполне мог скомпенсировать блеск азарта в выпуклых глазах.
Володимир с тоской оглянулся.
- По сторонам не зыркай, - ласково попросил Подолянский.
Молодой старшак обреченно кивнул.
- Чтобы в лучшем виде мне тут. Понял?
- Да как тут не понять…
- Вот и хорошо.
Подолянский кивнул старшаку и отпустил его. Бган отшагнул, растирая затылок. Сказал себе под нос неизвестно к чему: - "Было у нас два Яна. Одного утопили за то, что он молчал, второго сожгли за то, что он говорил".
- Сжечь не сожжем, но в холодную посадить – это легко, - не стал отпираться «ловила», который остался у лошадей.
Володимир шарахнулся от угрюмой улыбки.
Анджей подошел к юстиц-гауптману, что ползал на коленях по утоптанной земле, на которой до сих  пор еще виднелась кровь – дождей не было, снег под навес тоже не залетал.
- Господин юстиц-гауптман, если что понадобиться, селяне предупреждены, и наготове.
Полицейский поднял голову, уставился сквозь стеклянную линзу лупы:
- Благодарю вас, господин прапорщик, за содействие. Вы, осмелюсь, уточнить, по нашему ведомству не служили? – толстяк сделал неопределенный жест рукой. – А то обороты мелькают этакие. Специфические.
- Чего не было, в том не признаюсь, - усмехнулся Подолянский, - показалось вам.
- Ну раз показалось, значит, показалось, - мгновенно потеряв интерес к прапорщику, полицейский уткнул стеклянный взгляд в пулевую отметину на стене и выдал какую-то зубодробительную фразу. А затем и вовсе погнал шпарить будто три картечницы разом
Стоящий подле писарчук заскрипел пером с не менее устрашающей скоростью, успевая еще физиономией отыгрывать самые удачные моменты. Наверное, еще и стихи пишет, студиоз. Да все про цветы, любовь и тому подобное. Да и правильно. Не про повседневные же кишки писать.
Подолянский решил, что самое время удаляться.

Лошадь по знакомой дороге рысила быстро. Подолянский, вымотанный событиями дня, качался в седле в легкой полудреме. Размышлял о всяком. Найдет ли безымянный полицай-гауптман какую-нибудь зацепку, и кто окажется виноват на самом деле?
Так-то, скорее всего, опоили чем-то. Ну или покрошили в еду какой-нибудь гадости. Живя бок о бок с орками, большими мастерами в отравлениях, трудно не нахвататься нехороших умений. Помнится, читал где-то, что в этих краях, лет шестьдесят назад, наевшись речных ракушек, в один день умерло почти полторы сотни трапперов, собравшихся на ярмарку. Понятно, что на тот момент приняли за проклятие, лишь недавно определив применение растительного яда с хитрым названием. Зеленые завалили отмель охапками давленных стеблей – и привет.
Поплутав средь ядов и отравителей, мысли перескочили на флюгегехаймен. Скоро ли такие винтовки будут состоять в заставском штате? Очень, знаете, удобно, бить через реку орков прямо в их деревянных крепостях. С другой стороны, у зеленых големобойки появились всяко раньше. Так что, неизвестно, кто кого еще выцеливать будет – как раз ведь оружие для их габаритов, разве что скобу у спуска надо спилить…
Лошадь встала вдруг на дыбы. Подолянский чудом не вылетел из седла, в последний момент схватившись за луку. Барабашка затанцевала на месте, дергая головой и фыркая.
Медведь, что ли?! Или зеленых накликал?! Точно ведь не волк – ухом бы не дернула – патронная сумка волчьим мехом обшита.
Прапорщик вскинул винтовку к плечу, замер, прямо таки ощущая, как рвется сукно куртки, и в тело впивается зазубренный наконечник стрелы.
Но никто в Анджея не стрелял. Вокруг стояла обычная лесная тишина. Не полуночно-кладбищенская, когда слышно как трава растет, а живая. С далеким цоканьем белок-полуночниц, шорохом совиных перьев, писком мышей, попавших в когти легкокрылой смерти.
И запах. Резкий, густой до отвращения. Газ из секретной лаборатории?! Ага, гномы под горой контрабандные духи бордяжат, бочку мускуса грохнули, дно вышибив.
Подолянский натянул повод, но лошадь и не думала слушаться хозяина. Она вообще начала пятится, непрестанно фыркая.
- Ладно, хрен с тобой, - преувеличенно громко произнес Анджей.
Оказавшись на земле, он прошел с десяток шагов вперед, держа револьвер наизготовку. Но по прежнему никто не кидался на спину и не метил стрелами или копьем. Никого. И ничего. Зато под ногами, чуть ли не под прямым углом пересекая дорогу, тянулась неглубокая, но широкая полоса вдавленной земли.
Подолянский присел, досадуя, что не догадался попросить у полицейских чудо-фонарик. Вряд ли бы, конечно, дали – вещь казенная и самим категорически нужная. Но мало ли. Гадай теперь, что тут этакое тащили.
Ладонь влипла в что-то скользкое. Подолянский отдернул руку, осторожно потянул носом…

…Первый раз в жизни, маленький Анджей испугался в шесть лет. Родители взяли его с собой в новомодный террариум – в Крукове было модно наблюдать за чешуйчатыми гадами, содрогаясь от деланной брезгливости, прижимая к лицу надушенный платочек.
Огромная тупоносая морда немигающее смотрела на мальчика, касался воздуха раздвоенный язык-жало, пробуя на вкус. А потом мощная пружина тела метнула змею в атаку. Толстенное, в два пальца стекло, устояло. Но пустые глаза снились еще долго.
Анджей пришел в себя мгновенно. От души выматерившись, он вернулся к Барабашке, ухватил ее за уздцы и потащил вперед, несмотря на сопротивление. Преодолев змеиный выполз  чуть ли не волоком – следы упирающихся копыт виднелись четко, прапорщик вскочил в седло.
Барабашка рванула с места. Похоже, не у него одного связаны со змеями плохие воспоминания…

Отредактировано Чекист (07-06-2017 10:45:46)