Ни сам Подолянский, ни те, кто с ним когда-либо служил, прапорщика, к ретивым служакам, что каждый шаг сверяют с Уставом, и даже с женами спят, не снимая фуражки, не отнес бы. Нет, был прапорщик в этом вопросе самым обыкновенным человеком. И сам нарушал, и о нарушениях других докладывать не бегал. Все мы люди...
Но дрыхнуть всем составом наряда, не выставив наблюдателя -”фишкаря”?! Не, за такое следовало не просто наказывать, а прямо таки карать!
Сдавать Цмоку, конечно, было бы перебором, а вот немного подшутить, да так, чтобы дошло - это следовало сделать всенепременно! И знакомые все лица, мать их... Младший гауптфебель Гаррун, и два рядовых, Подлипка и Мураш.
Оставив Бужака с лошадьми на дороге и наказав ему, пока время не придет, дышать через раз и тихонечко, Анджей начал действовать.
Сперва, осторожно переступая безмятежно храпящие тела, собрал винтовки. Вытащил из кобуры Гарруна револьвер, отщелкнул карабинчик на “поводке”, сунул оружие себе в карман.
Затем прапорщик сложил все оружие под один из кустов терна, выбрав поколючее. При первом взгляде вроде не видно, а присматриваться он не даст. Анджей отступил в сторону, и заорал во всю глотку:
- Шухер! Орки! Ховайтесь, ежики!
На полянке будто снаряд разорвался.
Все подскочили, забегали. Подлипка поскользнулся, грянулся мордой в палую листву. Гаррун хлопнул себя по пустой кобуре, затем по лбу, заозирался испуганно.
Со стороны перекрестка раздался вдруг дикий вопль. Принять его за орочий боевой клич можно было лишь с перепою, но в данный момент на поляне никто разбираться не стал.
Пограничники сбились спина к спине, ощетинились клинками тесаков. У Мураша мелькнул новомодный “Рота-Штайер”, новомодный автоматический револьвер, вживую Подолянским еще не виданный. Надо же, какие глубины открываются...
Анджей присел пониже, укрылся за деревом...
В ствол тут же стукнула пуля.
Заготовленный спич сам собой забылся, и прапорщик заорал дурноматом, кроя засонь вовсе уж каторжными словами.
Наконец, прапорщик выдохся. Над поляной повисла гнетущая тишина. Только где-то у перекрестка, совершенно не скрываясь, заходился в обидном ржании Мартин.
- Ох и горазды вы лаяться, господин прапорщик, - с детским восторгом протянул Подлипка. - Вы мне потом вот те слова, которые после “свиномордых обсосных защеканов” запишите?
- Всенепременно запишу, - рыкнул Подолянский, выбравшись из-за подстреленного дерева.
К прапорщику, отряхивающему грязные колени, бочком подобрался младший гауптфебель, заглянул в лицо снизу-вверх
- Господин прапорщик, Царь Небесный свидок, лукавый нас попутал. Буквально ведь по чарочке приняли...
- Трибунал учтет, что по чарочке, - хмуро отрезал Анджей. И тут же добавил: - на колени упадешь, нос сломаю.
- Понял, - кивнул Гаррун, - на колени не буду. Нос так ломайте, если желание есть.
- У меня, - вздохнул прапорщик, - желанье есть вас тут всех ремнем по сракам отходить. Взрослые ж люди. Кордон который год топчите, и так вот?!
- Лукавый попутал, - уткнулся взглядом в разворошенные листья гауптфебель, и повторил зачем-то, - по чарочке приняли ведь...
- Дурак ты, Гаррун, и нос у тебя холодный, - выдохнул Подолянский и протянул старшему наряда его револьвер, - винтари ваши под терном лежат. Под каким кустом, уж прости, не скажу.
Гауптфебель аж расцвел. И, к счастью, на радостях онемел. Снова выслушивать слова благодарности Подолянскому не хотелось. Задуманная смешной шутка, что-то в прапорщике передернула не в ту сторону. И ему хотелось тишины...
Анджей притянул за сукно куртки Гарруна поближе, крутнул затрещавшую ткань:
- Цмоку я не скажу, не тряситесь. Но еще раз попадешься... Клясться будешь, нос сломаю! - поспешил добавить Подолянский.
Отредактировано Чекист (07-07-2017 18:29:52)