Из ворот выехали молча. Подолянский кивнул Гарруну, бдительность, мол, крепи и вообще. Унтер, неведомо как успевший облачиться в кирасу- ровесницу той, расстрелянной из флюгегехамейна, дернул челюстью в ответ. Бдю, мол, и вообще, господин прапорщик, мы ж с пониманием. И насчет службы, и вообще. Беспокойство в сердце не пускайте, короче говоря, да.
Анджей беспокойство сердечное постарался засунуть подальше - неизвестно, что ждало впереди. И только мыслей посторонних не хватало...
А перед глазами продолжала стоять Ярослава с барабанкой в руках. Дзяблов купа чорту у дупу! Подолянский затряс головой. Все будет хорошо. Скорее всего, приезжие не разобрались с вьюшками - откуда им, сугубо городским, знать все хитрости, да и банально угорели. А граничары, которым до такой мысли просто не додуматься - решили, что нечисть постаралась. Нечисть, она, вообще, диво как удобна! Помнится, в Академии еще когда был, на происки домовых все подряд списывали. От денег пропавших, до клякс в конспектах...
Минут через тридцать, когда отчаянно зевающий наряд оказался на перекрестке нескольких лесных дорожек, Анджей отломил на ходу свисающую ветку, метко швырнул в рядового Жигимонта, который опасно накренился в седле.
- А, где?! Кто?!  - объездчик схватился за винтовку, вызвав громкий смех товарищей.
- Не спать, - приказал Подолянский.  - Зима приснится, олени уши отгрызут.
Растормошенные пограничники зевать стали реже, начали поглядывать по сторонам внимательнее.
Анджей подозвал Ковальского:
- Подскажи, друже Гюнтер, а есть ли до Бгановки другая дорога?
Унтер почесал затылок. Перехватил поводья в правую, прошелся со скрежетом левой рукой.
- А эта-то чем плоха? Всю жизнь ездим... Я тут с закрытыми глазами пройду! - В доказательство, Ковальский закрыл глаза и поднял руки.
Анджею стало очень скучно. А представив, что сейчас придется объяснять что и как, неглупому ведь унтеру, он передернул плечами. И ответил, подпустив рычания в голос:
- Командирский произвол. Надо так. Вопросы? Предложения?
Гюнтер отшатнулся, мигом изобразил глупое лицо. Прапорщик мысленно себя обругал идиотом. И пообещал (в который раз!) сперва думать, а потом изображать цепного пса.
- Так надо, - тихо произнес Подолянский. - То, что мы тут всегда ездим, и даже с лютого перепою проедем, знаем мы все. И все вокруг знают, что “пеньки” в Бгановку короткой дорогой сквозят всегда. И сегодня там же поедут. Ферштейн, мин херц?
Ковальский в голос выругался, поминая свою тупоголовость. Закивал часто - еще хоть на капельку быстрее, и голова бы отлетела:
- Прости, пан Анджей, тупой я! Не проснулся еще. Не сообразил.
И тут же зарычал некормленным трансильванским овчаром:
- Сворачиваем, курва мать! По Чертову логу поедем.