Так, за разговором кончилась и фляжечка, и дорога. За очередным кривулей-поворотом, лес расступился, став вдруг лугом – подлеска не было, извели кусты.
- О, вот и хутор!
- Не, пан прапорщик, - подал голос один из рядовых, - хутора то, простите, у вас, на коронных землях. А у нас тут, только мызы. Ну или если хозяева подопьют до полубеспамятства, то фольварк (мыза и фольварк – обозначают поместье, но фольварк применяется лишь когда хозяин шляхтич). Упаси вас Царь Небесный Бгановку хутором назвать! Граничары, они ж памятливые и падлючие. \ Оскорбятся, и помнить будут долго.
- Весело тут у вас, - кивнул понимающе Подолянский.
- Оно б, если все выжечь, куда веселее было бы! – нехорошо глядя на мызу, словно разглядывая ее в прицел тяжелого орудия, произнес Водичка. – И соли сверху сыпануть, чтоб племя их поганое не росло!
- Да уж, - крутнул головой Подолянский, - точно, что личное у тебя. Но жечь не будем, они и сами себя пропололи знатно. Давай внутрь, что ли?
Сказать было куда проще, чем сделать. Мыза в первых лучах восходящего солнца казалась сущей крепостью. Высокий, в два человеческих роста, частокол из ошкуренных сосновых бревен. Могучие двустворчатые ворота. Запертые, конечно, по ночному времени. За частоколом виднелись три вышки, тоже немаленькие, каждая саженей по семь-восемь. На ближней к воротам, на длинной кривоватой жердине, неопрятным комком болтался кусок ткани. Против солнца разглядеть не получалось, но похоже, что флаг Республики.
Бревна частокола были кое-где побиты пулями, мелькали следы от топоров. В одном месте чернела подпалина.
- Орки? – поинтересовался Анджей, кивнув на явные последствия боя. Про орков много рассказывали в Академии, считая первейшей в этих краях опасностью. На каторге про зеленошкурых любили вспоминать надзиратели, каждый из которых (если, конечно, верить пьяной похвальбе), укокошил минимум по десятку вражин.
- Не, то чашники Жижки Одноглазого пришли за солеварню спрашивать. Чашники, это по местному, по граничарскому, вроде как собутыльники, но чутка дружней, - пояснил Водичка. – Не сказать, что друг за друга в огонь сиганут, но товарищество блюдут.
- Убитых много было?
- Да если! – вздохнул ландфебель. – Тут всерьез не рубятся, так больше, гонор показать. Тут же как, дед деда убил, аж правнуки грызутся. Оттого и вроде громко все, а на деле – тихо.
- Зеленые, значит, по разряду сказок проходят, - понимающе кивнул Подолянский. – Что ж, врать не буду, чего-то подобного ждал.
- Правды ради, раньше орки тут постоянно бегали. Дожидались, пока погода установиться – или теплая, чтобы вплавь, или холод, чтоб по льду Лабу перескочить. Летом, понятное дело, больше ради пакости, чем для поживы. А вот зимой уже тщательнее, под метелку выгребали. Через реку и телеги ворованные гнали, и скот всякий. Бывало, и людей утаскивали. В ихних-то стойбищах поганых, среди зимы всех подряд жрут. И своих, и чужих.
- А сейчас из-за чего притихли? Не из-за заставы же? Она, как понимаю, тут с аншлюса стоит?
- Ну да, ровным счетом сорок семь лет, - подтвердил Водичка, косясь на приближающиеся ворота. – Орков гномы в оборот взяли. Они ж серьезным промыслом заняты, а эти тут бегают, головами птичьими размахивают. Ну и все.
- Что «все»? Всех? – осторожно уточнил Анджей. Пограничники остановились у ворот.
- Да если бы! – мечтательно вздохнул кровожадный ландфебель. – Бегать прекратили. Зеленым-то гномы в кровь морду разбили, вот те сели в болотах, и сидят, носа не кажут. Глядишь, и сами себя пережрут наконец-то.
- Злой ты, друг Янек, видит Царь Небесный, злой!
- Не мы такие, жизнь такая, - развел руками ландфебель.
- Ладно, про жизнь мы в другой раз. Открывай ворота! – скомандовал прапорщик.
Спешившиеся рядовые вчетвером налегли на створки. Попыхтели бесполезно. Ворота оказались запертыми. Не поддавалась и маленькая калиточка, заметная лишь вблизи.  За стеной слышалось какое-то движение, плач, крики.
Подолянский хмуро смотрел, как рядовые возятся у ворот и медленно закипал. Тяжелые створки, сотрясаемые ударами сапог, ходили ходуном, но бестолку. Обитатели Старой Бгановки упоенно горевали, будто ночи им не хватило нареветься. На власть, явившуюся по первому же, зову, бгановцы плевали. Эдак, скоро и веник в парашу макнут и по роже треснут…
Анджей вынул ноги из стремян, забрался в седло, замахал руками, балансируя.
- Это, господин прапорщик, вы, прошу прощения, что за кунштюк удумали?  - поднял голову Водичка, внимательно глядя на командира.
- Лошадь придержи!- пропыхтел Подолянский, примеряясь. По всему выходило, что если подпрыгнуть хорошенько, то до заостренных концов бревен он доставал. А дальше дело простое. Зацепился, подтянулся… Куртка, выданная Вацлавом, один черт, грязная уже, хоть выкидывай.
- Зря я вам фляжечку свою давал, - убедительно произнес Водичка, глядя снизу вверх, - вы, пан Анджей, гимнастику свою гвардейскую прекращайте. Где такое видано, чтоб офицер Корпуса, будто кот помоешный по заборам сигал? Лучше по воротам из пушки трахнуть. Все бы знали, что мы в праве были, и хорошо, не убили никого. А через забор нельзя, последний подпасок заплюет, поверьте уж на слово. И Цмок, опять же, клистир мне с песочком сделает, что не уберег от такого позору.
- Нихрена тут у вас невесло!
Прапорщик с недовольным лицом плюхнулся в седло, склонился над вьюком.
- Раз так нельзя, и пушки нет, давай бомбой тогда?
- У вас бомба есть? – восхищенно вопросил ландфебель. Рядовые, вполуха слушавшие командиров, переглянулись с уважением.
- Как знал, что понадобиться, - хмыкнул Анджей и вытащил ручную бомбу. Выглядела она весьма убедительно – темно-зеленый кругляш с крохотную дыньку размерами, с эльфийской золотистой вязью по рубчатым бокам.
- А можно, я жахну? – совершенно по-детски попросил вдруг Водичка. – Я с войны в руках не держал боевую бомбу!
Подолянский молча протянул ее ландфебелю, чье лицо озарилось улыбкой.
От разрушений ворота уберег мальчишка, очень вовремя свесившийся с вышки. Он пару раз лупнул глазами и пронзительно заверещал:
- Пеньки приперлись!
- Пеньки?!
- Не любят нас в Бгановках, не любят, - философски заключил Водичка и с явной неохотой вернул бомбу. – С другой стороны, ценный припас сэкономили.
Ворота открылись через минуту – обе створки сразу.
Подолянский схватился за револьвер, за спиной заклацали затворы «барабанок» - перемазанные кровью мужики больше смахивали на лесную нечисть, чем на людей. Та, впрочем, при виде «панов ахвицеров» не стягивает шапки. Да и в целом держится поувереннее.
За воротами, под надежной защитой частокола, стоял десяток домов, все из тех же неохватных бревен – похоже, из-за обилия леса, камень тут не признавали. Дома соединялись крытыми коридорами из плохо отесанных горбылей, часть пространства прикрывалось от дождя и снега навесами из дранки. По правую руку от ворот располагались какие-то грязные сараи. Оттуда несло терпким запахом навоза.
Налетел порыв ветра, принеся с собой тяжелый запах крови. Много тут ее пролилось, ох, много…
Показалось на миг, что выйдет сейчас из-за угла пани Охмушева, улыбнется жалобно. Как тогда…
- Вы, пан Анджей, если блевать надумали, то без стеснения, в себе не держите. Тут-то ущерба Корпусу никакого… - по-своему понял мимолетно нахлынувшую бледность прапорщика верный паладин Водичка.
Подолянский усмехнулся, прогоняя ненужные воспоминания:
- Благодарю, Янек. Но трупов я навидался. Сдержусь как-нибудь.
Ландфебель недоверчиво дернул усом, но промолчал.
Окровавленные мужики дернулись было закрыть ворота за въехавшими пограничниками.
- На месте стоять, племя сучье!  - по-гвардейски рыкнул Подолянский, отчего мужики с перепугу аж присели. Прапорщик повернулся к своим бойцам, ткнул пальцем:
- Ты и ты, оружие к бою, стоять у ворот. Никого внутрь, никого снаружи. Побежит кто – стрелять к херам. В брюхо цельте!
Водичка только крякнул.
Очень вовремя, будто ждал специально, со стороны благовоняющих сараев выскочил очередной мужик в тулупчике. Здоровенный, выше и шире Водички. Прапорщик мысленно выругался, что же такое творится, что здесь себя задохликом глистявым чувствуешь?!
- Ох, панове, слава тебе Царь Небесный, приехали вы, ох, слава тебе… - как-то мерзко, по-бабьи запричитал мужик, заламывая руки.  – Пойдемте ж скорее, тут недалеко, за коровником все сразу…