Прапорщик с собой справился с трудом. Правда, как встал поперек горла комок, отдающий желчной горечью, так и стоял – даже очередная фляга запасливого ландфебеля не помогла.
За коровником было сущая бойня. Человек десять, если на первый взгляд – посчитать точнее трудно – тела в лужах крови вповалку. Зарубленные, застреленные, заколотые… Оружия валялось много – правда, все больше холодное – топоры, вилы, косы, еще что-то, тоже сельское, но Анджеем не опознанное. Огнестрельного практически не было – у стены лежала старая армейская «пистонка» с размолоченным в щепу прикладом, да поблескивала в траве новенькая «мышебойка» - ее прапорщик подобрал, сунул в карман. И в качестве возможной улики (очень уж разряженная городская игрушка смотрелась чужеродно посреди мызы), да и так, на всякий случай.
Почти все убитые лежали тесной кучей – будто место убийства было заранее очерчено гигантским циркулем и убиваемые с убийцами старались ту невидимую линию не нарушать.
За кругом умерло двое. У одного в спине торчал топор, перерубивший хребет. Второй лежал на спине, с развороченным животом – явным последствием картечного выстрела в упор. Явно стреляли в упор, но не из круга. Похоже, что у угла встретили единственного выжившего… И ружье, конечно же, давным-давно спрятано. Кордонный вопрос за нумером раз – где?
Водичка, пока командир предавался размышлениям, шагнул вперед, опустился на колено. Коснулся темно-бордовой лужи. Кровь уже засохла и палец уперся в корку.
- Брехливый малец. Какие тут кораблики, тут разве что на пастилу нарезать.
Кого-то из селян стошнило.
Подолянский только хмыкнул. Не было бы ландфебеля рядом с ним все это время, первейшим подозреваемым был бы. И мотивы, и возможности…
Анджей шумно втянул тяжелый воздух, прошептал:
- Из-за коровок, говорите?
Неожиданно крутнулся на каблуке, ухватил за грудки бабски-визгливого, тряхнул так, что мужик затылком треснулся о стену. Затем разжал левую руку, впечатал короткий крюк под ребра, рыкнул в лицо перепуганному граничару:
- А теперь, потрох сучий, ты мне все до последнего расскажешь! Пока я к тебе сердечную доброту не проявил!
Пограничники одобрили в голос, на этот раз, не стесняясь. Видать, не у одного Водички к Бганам личное.
Мужик что-то промычал, похоже, пытался оправдываться. Анджей ударил снова, на этот раз коленом в причинное место. И прошипел на ухо склонившемуся граничару прямо-таки по-змеиному:
- Ты кому врать решил, жук навозный?! Думал, ружье спрятал, руки щелочью протер и все, молодец?! Хер тебе! И кочергу в сраку, чтоб башка не шаталась! Я ж не простую свечку возьму, у меня и специальная найдется! Каждая порошинка видна будет! За что застрелил?!
Как именно проводят процедуру выявления остатков пороха после выстрела, прапорщик не знал. Так, слышал когда-то, в одной из компаний, как хвастался новой чудодейственной методой подпоручик-полицейский. Возможно, о деталях слышал Водичка. А может и нет. Но такие подробности здоровяку знать не стоило. Впрочем, он и не собирался уточнять нюансы процесса, а только полузадушено мямлил.
Подолянский отпустил перекрученный ворот тулупчика. Граничар рухнул на колени, уставился на красные, будто обваренные руки. Анджей приглушенно выругался, и от души врезал локтем по склонившейся голове. Мужик свалился на бок, с правой ноги слетел разношенный сапог с полуоторванной подошвой.
Прапорщик брезгливо поднял засаленный треух, слетевший от удара, кинул на лежащего в беспамятстве граничара, обернулся к безмолвным зрителям.
Местные таращились со страхом, подчиненные смотрели с уважением, а в глазах Водички плескалось злорадное восхищение…
- Так, всех кто на хуторе этом сейчас находится, собрать в кучу. И пусть сидят! Начнут переговариваться, стрелять сразу! Выполнять!
Водичка попытался было чем-то дополнить, но махнул рукой, и продублировал приказ, переведя для лучшего понимания на матерно-местный.
Анджей пару раз глубоко вдохнул-выдохнул. Призванная в помощь злоба, как всегда уходила медленно, неохотно.
Завозился под ногами нокаутированный хуторянин. Поднял голову, увидел офицера. Попытался втянуться сам в себя, будто громадная черепаха. Получилось плохо…
Подолянский с интересом наблюдал за горе-преступником краем глаза. Тот потихоньку отползала, стараясь не привлекать внимания.
Поздно, друг граничар, поздно! Сам же и виноват – кто мешал застреленного оттащить к общей куче, а ружье кинуть в кровь? Извечная селянская тугодумность, помноженная на жадность.
Анджей вдруг улыбнулся. А ты, прапорщик, прям великий специалист по заметанию следов. Криминильмаэстро!
Со стороны домов начали доноситься вопли. Подолянский быстрым шагом направился на шум.
Народу на мызе оказалось на удивление много. С полсотни, а то и больше. Бабы истошно выли, прижимая испуганных детей, мужики, сжимая кулаки, сквозь зубы ругались. Вокруг мрачной толпы, словно овчарки вокруг стада, ходили рядовые с винтовками в руках. Как бы всерьез не приняли слова о стрельбе за перешептывание! Водичка с револьвером ходил туда-сюда, то и дело оглядываясь на командира.
Анджей на миг почувствовал себя чужим на своей же земле. Каким-то карателем аранским! Наваждение схлынуло быстро, уступив логике – ну какой из него каратель? Никого не убил, не изнасиловал. Даже паршивой сараюшки не сжег! А что мужика избил – так ведь он не просто хуторянин, а явный преступник. Никому не позволено в людей стрелять!
Подолянский прошелся по двору, выбирая место поудобнее. Под одним из навесов стоял относительно чистый стол. За ним прапорщик и устроился, вынув из планшета несколько чистых листов и походную чернильницу. Подозвал Водичку:
- Будешь рядом, подскажешь, если вдруг что.
Ландфебель кивнул и встал за спиной. Подолянский поднял голову, сурово посмотрел на замершую толпу:
- Так, - рыкнул он, - по одному подходите ко мне. И тихо - тихо я сказал! – рассказывают мне, что здесь у вас произошло. Кто будет заикаться, пристрелю на месте.
Для убедительности, Анджей снял с пояса кобуру, положил рядом с собой, расстегнув крышку.
- Первый пошел.