Глава 16. Отбросы войны.
Рисманд очнулся внезапно. Не было долгого перехода от сна к яви, просто в один момент он понял, что он снова жив и смотрит на бледно-зеленую стену, находящуюся на расстоянии нескольких сантиметров от лица. Стена была ровная, гладкая и окрашенная лаковой краской с которой так удобно смывать кровь и другие нечистоты и которую именно за это свойство любили в больницах и тюрьмах.
Тело совсем не чувствовалось. Даже ставшего привычным зуда от подживших ран и ожогов не ощущалось. Это можно было объяснить только в двух случаях: или он уже умер, или его обкололи чем-то обезболивающим. В пользу второй версии говорило то, что в чистилище вряд ли кто-то будет красить стены в такой отвратительный цвет, к тому же он смутно помнил, как кто-то дергал и тянул его, а потом над самым ухом крикнули: «Доктора!». Значит, его вытащили, не дали как следует умереть, притащили в больницу, уложили на кровать и даже забинтовали. Подозрительная забота о заключенном. Как правило, если кто-то делает вид, что умер, то в чувства его приводят ведром ледяной воды в морду и парой ударов кованым носком сапога под ребра – и человек сразу же жив, здоров и радуется добрым лицам вокруг себя. С ним так не поступили и это было странно. Наивно было думать, что охранники были так добры, что принесли его в больницу, обработали его раны, сняли кандалы, а заодно и всю одежду и уложили под белую простынку отдыхать и набираться сил. Особого статуса за собой он тоже не замечал. Единственное предположение, это то, что он кому-то зачем-то нужен и этот кто-то занимает в данном лагере не маленькую должность.
Сзади донесся сухой кашель. Рисманд отвлёкся от своих мыслей и повернул голову влево. Палата была маленькая, рассчитанная на две койки, стоявшие у стен, в середине два стула и небольшой столик между ними. Дверь палаты была без внутренних ручек и небольшим оконцем, которое открывалось в сторону. Свет в палату проникал черед узкое длинное окно почти под потолком, скорее всего забранное снаружи решеткой. В палате не чувствовалась одуряющая жара, стоявшая снаружи и Рисманд понял, что находится в кирпичном здании. Так как такое строение на территории лагеря было только одно – административный корпус, значит и больница была расположена там же. Или это были палаты для «уважаемых людей»? Тогда какого черта он здесь?
- О! Пришел в себя?
Рисманд перевел взгляд на соседа по палате. Им оказался сухенький старичок благоприятной внешности с умными голубыми глазами, белой неостриженной шевелюрой и аккуратной белой бородкой. Аристократический прямой нос и высокий лоб указывали на его фаранийское происхождение, но широкие плоские скулы наводили мысль о служанке, удачно прыгнувшей в господскую кровать. Но это были нюансы, которые мог понять только тот, кто вращался в аристократических кругах и разбирался в наследственных линиях. Рисманда хоть и учили, но специалистом в сложном вопросе физиологических родовых черт он не был.
Старик тоже с интересом рассматривал парня.
- Аристократ?! Хм!
Вопрос старика, отзеркаливший рассуждения Рисманда, заставил вздрогнуть и глупо переспросить:
- Что?
- Младший сынок? – Не унимался тот, еще пристальней рассматривая лицо. – Воевал? Так! А потом что? После поражения не смирился, стал мстить… За убийство? Да?
Град вопросов и утверждений не требующих ответов заставил Рисманда поджать губы. Старик был слишком категоричен и явно не спешил давать собеседнику возможность оспорить его выводы. А тот, не давая опомниться, продолжал:
- Где-то прав, но где-то и ошибся… По глазам вижу. То, что воевал не оспоришь… - Глаза старика заблестели азартом, - Фараниец… Младший отпрыск. И где я ошибся?
Рисманд дождался, когда старику надоест угадывать и ответил:
- Я не аристократ.
- А вот оно как! – Протянул старик. – Бастард?
Дальнейшие честные ответы могли навести слишком уж любознательного старика на неприятную правду и поэтому Рисманд предпочел уйти от ответа:
- Где-то так…
- Ох уж мне эти родовые тайны и скелеты в шкафах! – Воодушевился старик, явно довольный, что тем, что вогнал собеседника в растерянность. – Ну давай тогда знакомиться! Меня тут Дедушкой кличут. Ну и ты так зови. Старше меня тут всё равно никого нет. А тебя как?
- Рисманд.
- Будем знакомы, Рисманд. – Взмахнул ладонью Дедушка, но руки не протянул. – За что ты сюда попал?
Старик в своем монологе упоминал «убийство» и Рисманд решил не обманывать ожиданий и, упустив подробности, ответил:
- Убийство.
Он и вправду убийца. Тогда в церкви в споре со священником он задиристо заявил, что он гражданских он не убивал, а ведь стоило вспомнить и принять – он убийца. И может быть тогда еще был шанс покаяться, изменить судьбу. Но он соврал, соврал себе, соврал священнику, Богу и расплата пришла сразу, пусть руками людей.
Рисманд сжал зубы и отвернулся к стене. Чувство вины давило на грудь каменной тяжестью и грозило раздавить совсем. Старик что-то там еще говорил, но мысли Рисманда занимали совсем другие слова, последние, которые сказал ему Кораст. Те самые, которые он должен был сказать сам себе раньше, в церкви, - он моральный урод и даже умереть по-человечески не может.
Отредактировано Ника (04-07-2018 21:18:25)