Две недели как в бреду. В кроваво-красной, разрывающей сердце, заставляющей плавится, боли. Сколько раз хотелось прекратить приём лекраства, остановить руку медсестры, выдернуть из белых тонких пальчиков шприц и разбить об пол, об стену. Чтобы брызнули во все стороны стеклянные осколки. Он представлял это себе по сто раз на дню, когда плавились и сминались кости, горело лицо, будто его обожгли кислотой, а глаза хотелось вырвать и сжечь. На второй день его положили в отдельную палату, куда кроме доктора и медсестры никто не входил. Но он всё равно рвал простыни зубами и молчал. Падал с кровати, пластался на холодном полу как лягушка, от этого становилось чуть терпимей, но ненадолго. Пол тоже начинал гореть и он опять кричал, кричал и кричал. Молча. Приходил доктор, мерил температуру, оттягивая веки заглядывал в глаза, мял и крутил правую ногу. Хотелось ударить, чтобы стекла очков тоже разлетелись, как воображаемый шприц, а лицо доктора перестало быть таким заинтересованно-благостным, но он только спрашивал:
- Какой день?
И доктор, понимая, что он хочет знать, отвечал:
- Пятый…
- Восьмой…
- Одиннадцатый…
В последний, тринадцатый день, сроднившийся с болью Рисманд, встретил врача сидя на скомканной постели.
- Последний, да?
В этот раз укол делал сам доктор, без медсестры, которая тоже порядком уже надоела Рисманду.
- Послушайте, Рисманд…
- Значит завтра на выписку…
- Подождите, послушайте!
- Ты обещал!
- Да… да! Но… понимаете… две ампулы разбилось… и я не могу вас отпустить… Надо полный курс. Надо дождаться, когда мне привезут последние дозы.
Но молодой человек уже не слушал, или не слышал. Он рванулся к Фагосу, но ноги не удержали, и тело скатилось с кровати под ноги отступившему к дверям доктору.
- Ах ты, сволочь! Я тебя…!!!
- Успокойтесь! Когда я получу последние дозы и мы закончим курс, вы встанете! Я вам обещаю. Но потерпите еще…
Рисман бился на полу от боли и ярости, и пытался достать до Фагоса.
- Лгун! Предатель! Ты обещал! Две недели! Сволочь! Только подойди ещё!
Но доктор не подошел. Хлопнула дверь, повернулся ключ в замке и Рисманд остался один. Он лежал на полу в той же позе, в какой его оставил доктор. Ярость ушла, оставив боль и злость. Злость на себя, что опять потянулся за пряником, поверил, что дадут. Сам себя же обманул. В очередной раз. В который? Сотый, тысячный? Ведь учили не верить людям, предлагающим хорошее. Хорошо учили, так что шрамы по всему телу и в душе, но оказывается он еще глуп и мал. Вот и проучили его в очередной раз – болью, стыдом. Так было с детства. Почему ты, вырос, стал офицером, а всё еще веришь в доброту, в помощь, в честность. Глупый, дерзкий щенок!
Молчи!
Молчи, потому что это единственное, что они не смогут забрать и опозорить, это твою гордость.
Больно - молчи.
Страшно - молчи.
Злишься - молчи.
Ненавидишь - сожми зубы и не выдай себя.
А ты забыл…
Значит, урок продолжится.
Оттого, что после утреннего укола больше к нему никто не заходил, Рисманд к вечеру смог встать и даже дойти до умывальника. Напившись холодной, отдающей железом, воды, он умылся, провел пальцами по сетке шрамов с правой стороны лица. Чтобы не обещал доктор, а шрамы не рассосались, и глаз не стал видеть. Чувствовал он себя по-прежнему отвратительно, но ноги держали, и он позволил себя сделать несколько кругов вдоль стен. Обед и ужин не принесли. Плохо. Голод подбросил еще дров в разгоревшийся с новой силой костер злости и стыда. На кровать ложиться не хотелось - прелые от его пота, рваные простыни, застывшая колом от крови и слёз подушка. Грязь в углах палаты. Как он раньше на это не обращал внимания. Отвратительно!
Дорвав окончательно простынь на две половины, он намочил одну и стал мыть пол. Наказывая самого себя за доверчивость и слабость. Был бы сильным - дотерпел бы до конца лечения. Сколько там, полгода? Да? Другие же и по году лежат, и не жалуются. А ему подавай быстрее! Получил?! Да. Не жалуйся! Ни на что. Разве что на глупость свою. Но глупость, говорят, с годами проходит, а ему уже двадцать шесть, и война за плечами. Так что мой пол, умник, вспоминая попутно, как надо тряпку держать, как углы вымывать, как людям неверить. Всё вспоминай. В армии легко – вот враг, вот приказ, выполнишь - награда, не выполнишь - смерть. Легко, просто. Враг – убивает, друг - не предаёт. Расслабился…
Рисманд заставил себя лечь на кровать, пообещав, что это его последняя ночь здесь. Завтра он выбьет дверь и будь, что будет. Трибунал, дезертирство, рудники - главное, что честно, без обмана.
Он заснул, впервые с того момента, как его ранили, не чувствуя боли.
Отредактировано Ника (08-03-2018 07:35:45)