Из предыдущих коментариев я поняла: Мужики пьяными себя со стороны никогда не видели. Они думают, что думают и говорят так же правильно и разумно, как и трезвые. Ха-ха-ха!
Про "жопу" - ваши рассуждения напоминают анекдот "Странно, мама, жопа есть, а слова нет". Простите, но с военными я общалась, если не сказать, что сама была военнообязанной. Там и слово есть и сама жопа.

В первой мировой был такой случай - офицер летал на СОБСТВЕННОМ лично купленном самолете, хотя был в звании прапорщика артиллерии. И имя его известно 80% людей и 100% военных лётчиков. Оставлю загадкой - попробуйте сами найти ответ.

С точки зрения практики, если железо расплавить до 1480 гр. и добавить углерод, то будет сталь. А если переусердствовать (вам выкладки металлугии давать), то чугун - ковкий, но хрупкий. Хи-хи.

Он стоял на левом колене опираясь плечом и спиной на стену. Снизу было видно, что стоит, но как... вы с низу на человека, который в окне пятого этажа можете сказать в какой позе его ноги, которых не видно за подоконником?

Военнослужащий понимает, что угодно. Но пьяный человек может подать и принять это с некоторой обидой. Не находите?

Генеральное сражение проиграно. Армия разбита. Сын убит. - зачем еще сражаться. Вы думаете все командующие армиями такие оловянные солдатики? Тут просто стечение обстоятельств. Фельдмаршал подписал капитуляцию не из-за смерти сына, а по вполне закономерным обстоятельствам, просто люди склонны видеть маленький кусочек, и его раздувать за основное обстоятельство. В современной политике и в военных действиях это хорошо видно. Не читайте поверхностно, думайте вцелом. Я не буду расжовывать каждый эпизод. Если человек за малым не видит большого, пусть идет читает Горелик - она жует все долго и обстоятельно.

Отредактировано Ника (10-03-2018 23:36:31)

Блин, работы дохрена, а я графоманю!

Глава 4. Люсдот

Люсдот оказался крупным префектурным центром. Он находился между двух рек, через которые, будто паучьи ноги, растопырились во все стороны мосты. Отсюда, по рекам, резво бежали небольшие пароходики, грузно и величаво пыхтели крупные баржи.
Рисманд в Люсдоте был впервые. Забрав у недовольного Лэрса винтовку и, пообещав вернуться во второй половине дня - после того, как у того закончится приём, он бездумно углубился в мешанину улиц и площадей. В сторону госпиталя даже смотреть не хотелось, так что он направился в противоположную сторону, к центру. Улицы по-весеннему распахнули зонтики кафешек, и жадные провалы дверей магазинов, но на улице, с которой он начал свой моцион, нужных магазинов пока не встретилось. Улица изогнулась, повернула вправо и открыла перед Рисом небольшую площадь, завершающуюся огромным каменным собором с островерхими крышами. Как все солдаты, Рисманд не был набожным человеком, но и атеистом тоже. Он верил, что Бог есть, но что его вмешательство в дела людей минимально, отчего ему за это было отдельное искреннее спасибо. Но раз уже, волею судьбы или же самого Бога, у него на пути оказался собор, то зайти надо. Шумные улицы, преобразившиеся после победы, будто пытались восполнить сосредоточенную тишину военных лет, смеялись дети, бегая взад вперед по площади, ярко одетые женщины не пытались выхватить малышей из-под ног проходящих подразделений, пока те не сбились с маршевого шага. А солдаты, тоже улыбаясь, вытаскивали малышню из своих рядов и лёгкими похлопываниями по мягким местам направляли в сторону родителей. Мир! Действительно мир!
Ветеран с палочкой в темно-зеленом пехотном мундире, переходящий площадь, даже с винтовкой за плечом детворе был неинтересен – то ли дело артиллеристы с пушкой, прогромыхавшие по краю площади и свернувшие на улицу с которой он только что вышел. Или гусары, пешие, а от этого еще более интересные, потому что можно подойти близко-близко, не боясь попасть под копыта коня, и рассмотреть яркие красные и синие кивера и богато украшенные ташки, а сабли! до ножен даже можно было дотронуться! Гусары подкручивали усы, не менее изогнутые,  чем сабли, подмигивали дамам и совсем не обращали внимания на осмелевшую детвору.
Внутри собора было тихо и сумрачно. Солнце сегодня не спешило выйти из-за тучек, набежавших с утра, и огромные узкие витражи собора не бросали внутрь разноцветные пятна. Двери собора оказались не в торце, а сбоку и алтарь оказывался у вошедшего справа, проход между длинными узкими скамейками образовывал крест. Рисманд уже сделал первый шаг к проходу, как рядом вежливо кашлянули и тихо попросили: «Извините, но с оружием нельзя». Чтобы увидеть говорившего пришлось повернуться – служка стоял справа и немного сзади, поэтому, чтобы увидеть его левым глазом пришлось поворачиваться переступая левой ногой и опираясь на палочку почти на сто восемьдесят градусов.
- Извините… - пробурчал Рисманд, чувствуя себя виноватым из-за того, что забыл входя в храм про винтовку за плечами. Винтовка давно стала частью его, а вот храмы он не посещал так давно, что уже забыл правила приличия. Стыдно.
- Ничего. - Служка видно не в первый и не в последний раз сталкивался с тем, что военные просто забывают о своем оружии, так, как будто это кивер или фуражка, которую тоже полагалось снимать, входя в храмы. - Ставьте сюда винтовку.
Он указал на небольшой закуток с деревянными стойками для винтовок и специальными полочками для сабель и шпаг. Это было своеобразный компромисс, на который церковники пошли с наступлением войны - солдаты не имели право оставлять оружие снаружи, а к алтарю с оружием подходить было нельзя. Вот и создали такие комнатки хранения. Рисманд отметил, что сегодня стойки и полки были пусты, значит, внутри военных нет. Он поставил винтовку в стойку и сдернул с головы фуражку, оправил китель, который ему выдали в госпитале и который оказался немного широк в поясе, но жал в плечах, видно раньше он принадлежал низкорослому и полноватому офицеру, и повернулся, кивнув служке. Тот с поклоном посторонился. Выдохнув, он внутренне подобрался, будто перед входом в штаб для доклада, Рисманд шагнул в зал.
Его шаги, чередующиеся с ритмичным стуком палки о каменный пол отразились от колон и арок и заставили нескольких женщин повернуть головы и посмотреть на вошедшего. Рисманду стало неловко от того, что он нарушил их тишину стыдно оттого, что они увидят его обезображенное шрамами лицо и испугаются. С трудом подавив желание прикрыть рукой правую сторону лица, он наклонил голову пониже, надеясь, что в размытом сумраке они не смогут его рассмотреть. Но женщины молча повернулись обратно к алтарю и продолжили молиться. В тишине он продолжил свой путь, намереваясь дойти до центрального прохода и там уже сесть на скамейку таким образом, чтобы оказаться в тени колоны, откуда его с прохода не будет сразу видно.
До центрального перекрестья проходов оставалось пара шагов, как вдруг грянул орган. Первые же звуки, отразившиеся от стен и усилились в центре собора, могучим ударом расплющили всё самообладание Рисманда, заставив каждую клеточку его тела замереть в волосы встать дыбом. Следующие ноты отозвались дрожью во всем теле и, попав в центр органного вихря, он в изнеможении сел на ближайшую скамью. А орган всё гремел и гремел. То возвышенно, то грубо, то срываясь в высокий перебор, то опять падая в пучины тягучего восторга, трубы органа исполняли гимн Богу, вгоняя человека в нервный трепет. Отойдя от внезапного удара и заставив себя расслабиться, Рисманд уже не думал о том, что ему неудобно и как на него посмотрят другие, погружаясь в единство с рвущей его на части музыкой. В ней было утверждение жизни на смертью, уверенность в грядущем дне, благодарность Богу и хвала человеку. Рисманд слышал залпы артиллерии и рокот идущей в атаку конной лавины, уверенной в своей победе, песню матери, встречающей своего сына, радость женщины, обнимающей любимого и первый крик новорожденного младенца.
«Я жив, - подумал он, - жив». И на него накатилось радостное спокойное счастье, успокаивая и боль, и душевные терзания, и нервы. Как будто благословил кто. Так как не могло быть, чтобы он сам решил именно сейчас зайти в собор, чтобы именно сейчас неизвестный святой отец сел за орган, а значит, всё это воля Бога, благословляющая его на жизнь, какой бы эта жизнь не была.
Из собора он выходил слегка пришибленный, чуть не забыв в стойке любимую винтовку. Но служка и в этот раз вовремя его окликнул, и он в благодарность положил в услужливо поданный ящик для пожертвования вытащенную из кармана купюру, даже не посмотрев на её номинант.
Площадь встретила его своей суетой и криками, но умиротворенный Рисманд, принял это как ещё один дар. Жизнь течет и он тоже одна из крупинок в этом колесе жизни.

Вставила такой эпизод:

- Винтовку отдай!
- А как же! Завтра! А сейчас спать!
Возле кабинета оказались две спальные комнаты для персонала комендатуры. В одной из них Канс постелил Рисманду, а другую занял сам с полковником.
Укладываясь на диване, Канс услышал, как майор недовольно пробормотал: «Ну, нахрена ему, слепому калеке, такая винтовка!». Лейтенант знал, что в глубине души, Лэрс обижен за то, что Рисманд не додумался подарить винтовку. Была одна слабость у полковника к легендарным предметам. Такая небольшая коллекция всяких именных кинжалов, сабель, и других личных вещей героев войны. И Лэрс уже видел винтовку частью своего собрания. Но Рисманд стал знаменитым снайпером не только благодаря винтовке «АСТ». Его боевой путь начался с рядового солдата. Потом он проявил себя неплохим стрелком, попал в застрельную команду. Талант к стрельбе из любого оружия, которое попадало к нему в руки, быстро оценили командиры и приписали его к егерям. Потом, кто-то подумал, что егерям своих стрелков достаточно, и его опять вернули в пехоту, но уже как снайпера поля боя, работающего в команде. В горах он смог проявить себя как снайпер одиночка, вычисляя вражеских командиров и поражая их на расстоянии, немыслимом для других стрелков. Это уже позже, намного позже, как его имя стало известно в полку, а потому и в корпусе, ему дали разрешения на покупку индивидуального оружия. Вот этой самой винтовки «АСТ». С ней он получил младшего лейтенанта, а вослед и старшего с должностью полкового снайпера, которым усиливали отряды, посылаемые на опасные задания.
Рис не знал о задушевных желаниях Лэрса и думал только о том, что не сможет заснуть. Но едва вознамерился пострелять тупых прыгающих баранов, которые, как говорил один из его однопалаточников, обязательно помогут уснуть, как провалился в темный колодец сна.

Надеюсь, стало понятнее...

Отредактировано Ника (10-03-2018 15:12:03)