Попадание сознания нашего соотечественника и современника в ребёнка, живущего в Англии в эпоху Петра I.

Глава 1. А что это за время?

       Созерцая стену, оказавшуюся перед глазами, я испытывал постепенно нарастающее удивление — никогда ничего подобного не видел. То есть, особенных странностей не наблюдается — старомодные шкаф и комод подобного вида я встречал в каких-то музеях. Белёная стена, около которой они располагались, была совершенно обычной, не считая того, что вверху закруглялась, переходя в свод потолка. Окно тоже оказалось полукруглым вверху, как и расположенный напротив него дверной проём. Хотя дверь показалась чересчур массивной, а стёкла в частом оконном переплёте — маленькими. То есть антураж старины в наличии. Однако, не в музее же я проснулся!
      Тело же моё, лежащее на кровати, не отзывалось привычными сигналами о старческих недомоганиях — оно вообще не чувствовалось.
      Тем не менее, выполнило вполне разумные движения — село, перейдя из горизонтального положения в приближенное к вертикальному — опустило ноги и выпрямило торс. Ноги до пола не достали. Они выглядывали из-под подола длинной ночной рубашки совсем немного. Буквально кончиками ступней.
      — И что тут странного?— прозвучало в сознании. — Моя комната такая же, как всегда, — это был не голос, а мысль. Мысль не моя, но очень уверенная. Пришлось смириться с этим элементом новизны в мироощущении и постараться прекратить думать... не получилось. То есть, я как бы затаился, понимая, что нужно собрать чуть больше информации, но моё тело никак на это не откликнулось — оно действовало, не имея меня даже в виду. Встало, прошлёпало босыми ногами в изножье кровати, где в треножнике располагался пустой таз, а рядом на полу стоял кувшин.
      Тяжелый и гладкий, он так и норовил выскользнуть из рук, когда тельце, из которого я наблюдал за происходящим, наливало воду в тазик... кажется, фаянсовый, как и сам кувшин. Потом было умывание водой, температура которой не ощущалась. Затем — подход к комоду. Здесь имелось зеркало размером с лист писчей бумаги, смотрясь в которое, моя оболочка расчесала волосы. Чёрные, умеренной длины, приблизительно до середины лопаток.
      Отражение показало мне маленькую девочку — соотношение размера головы с остальным телом указывало на то, что я попал в ребёнка. Да и то, что над крышкой комода возвышались лишь самые верхние кромки плеч, подтверждало — рост у вместилища моего разума невелик.
      Расчесавшись, ребёнок добыл из шкафа платье, в которое и оделся, бросив ночнушку прямо на незаправленную кровать и, как был босиком, вышел в коридор, в двух противоположных концах которого имелись окна. Тот же сводчатый потолок, дощатый крашеный пол — признаки архаичности невольно заставляли обращать внимание на уровень развития технологий. Судорожно искал взглядом плафоны ламп, выключатели, розетки... ничего не приметил.
      Я вообще пользовался только зрением — тактильные ощущения отсутствовали полностью. Хотя слух тоже работал — скрип открываемой двери, шлепки босых ступней и смутные отдалённые птичьи голоса до меня доносились.
      Девочка спустилась вниз по лестнице — два марша с поворотом на площадке на девяносто градусов — и выскользнула из дома на низкое — в одну ступеньку — каменное крыльцо. Сошла на землю с вытоптанной травой. Обернулась к дому и принялась его разглядывать.
      Исключительно добротная постройка из прекрасного красного кирпича, связанного светло-серым раствором. Скорее всего, известковым. Толстые стены со сводчатыми перекрытиями, выполненными из того же кирпича... перед внутренним взором раскрылась планировка дома, возникли виды на потолки и сформировалась словно выполненная из прозрачного пластика картина конструкции с примерным распределением нагрузок и напряжений.
      — Как интересно! — прозвучала в сознании мысль моей юной носительницы. — Оказывается, наш дом построен очень умно! А ты кто?
      — Внутренний голос, — сформировал я ответ, немного подумав.
      — Ты появился, когда я спала? — поинтересовалась новая хозяйка моего сознания.
      — Наверно. То есть не знаю. Как-то вдруг раз, и понял, что существую. Посмотри наверх. Хочу увидеть крышу.
      Девочка подняла взор — двускатная черепичная кровля была достаточно покатой. В кирпичном невысоком фронтоне имелось слуховое окно. Крыльцо, кстати, было так же крыто черепицей. На него вышла женщина в непритязательных блузе и юбке, поверх которой имелся передник:
      — Софи! Молоко и булочка ждут тебя, пташка ты ранняя.
      Носительница моего разума тут же вернулась в дом, пожелала доброго утра женщине, назвав её по имени — Бетти. Проскочила вправо, оказавшись на кухне, где сделала несколько глотков из пузатой глиняной кружки, после чего вгрызлась в хрустящую тёплую булку.
      Ха! У меня появились новые ощущения — молоко оказалось парным, а выпечка тёплой. И я это почувствовал. Как и бок кружки, который отчётливо осязал. Не отвлекая заправляющуюся малышку, я пытался боковым зрением оценить обстановку. Словно подыгрывая, девочка понемногу крутила головой, фокусируя взор на различных объектах. Горшки и котлы составляли основную массу предметов кухонной утвари. Хотя, чугунная сковорода явно на что-то намекала — некая веха на пути развития технологий и материаловедения.
      На основании увиденного я уже крепко подозревал, что попал далеко не в своё время, а куда-то раньше, в старину. И пытался оценить, насколько глубоко меня занесло. Хотя бы примерно, на глазок. Ведь нужно же было как-то ориентироваться.
      — Тысяча шестьсот восьмидесятый год от рождества Христова, — сочувственным тоном подумала для меня девочка. — А что интересного в сковородке?
      — Литьё из чугуна кухонной утвари практиковалось не всегда. В принципе, наличие этого металла среди бытовых предметов свидетельствует о том, что существует доменное производство. Но я не уверен в том, когда это произошло. То есть никогда не знал в точности. И вообще, я тут новичок, поэтому мне всё интересно.
      В кухню, между тем, ввалилось ещё трое ребятишек. Два мальчика постарше и девочка-ровесница моего тела. Они учтиво пожелали нам с Софи доброго утра и тоже принялись за молоко и булки. Мне же пришлось напряжённо размышлять над тем, кто они, и кем кому приходятся.
      — Ник, Майкл и Мэри — дети Бетти, нашей служанки, — объяснила моя владетельница. — Их рано будят и заставляют выполнять работу по дому. А со мной и сёстрами занимается мама. Так что ты там про чугун думал?
      Девочка оказалась памятливая и настойчивая и, при этом, полностью меня контролировала в том смысле, что уверенно воспринимала мысли.
      — Слушай! — непосредственно для неё подумал я. — Про металлы и всякое такое, связанное с ними, лучше расспросить специалиста, живущего в этом времени и мире. Говорю же, что я тут новичок. Мне и самому будет интересно.
      — Специалиста? Кузнеца? — обрадовалась Софи. — Это я мигом, — допив молоко, девчонка помчалась прочь из дома. Выбежала на дорогу, ведущую из распахнутых ворот, и почесала к ближайшей постройке расположенного неподалеку населённого пункта, составленного из невыразительных домиков.
***

      Чарли в город ушёл, — сообщила моей носительнице нестарая ещё женщина, ковыряющаяся на грядках с капустой. — Вечером вернётся, так что до завтра подождите, юная мисс Корн.
      То есть, я в Англии, раз тут девочек именуют словом "Мисс".
      — Ну а где ещё? — в ответ мне подумала Софи. — Конечно в Англии.
      Сам-то я на этом языке техническую литературу почитывал со словарём, но непринуждённо на нём общаться не мог никогда. Однако, сейчас понимаю и слова, и интонации, и даже отношение собеседника ко мне воспринимаю безупречно. То есть наши с этой крошкой сознания причудливо переплелись, слившись в нечто единое. Хотя память у каждого своя. И общение похоже на разговор.
      Девчонка, между тем, с сочувствием посмотрела на мальчишек. Их тут трое таскало воду деревянными вёдрами откуда-то из-за угла дома. Верёвочку, продетую сквозь уши посудины, они поднимали палкой, за один конец которой держались двое младших, а за второй — старший. Том, Питер и Гарри. Питер — крестник софочкиного папеньки. Таким образом, из ближнего окружения моей хозяйки неведомыми оставались только её кровные родственники. Хотя, наверное, тороплюсь, ведь и увиденные мною дети имеют отцов, о которых я даже понятия не имею.
      Софи только хмыкнула — ничего от неё не утаишь. Сама она в это время спешила домой. Переодеться в правильное платье, заплестись у Бетти и выйти к завтраку — таковы были её намерения. То есть и до меня кое-что из её мыслей доносилось. Как-то я начал помаленьку осваиваться в мозгах у этой маленькой англичанки.
***

      Бетти сноровисто заплела короткие косички нам с Софочкой и своей дочурке Мэри, после чего эта самая Мэри поднялась вместе с нами на второй этаж и помогла моей хозяйке переодеться из простенького утреннего платья-мешка в нарядное платье с кружевами и пояском. Налезало оно туговато — похоже, мы довольно быстро растём. Кстати, в мою косичку вплетена лента, а у Мэри ту же самую конструкцию удерживает простой шнурок. И одета эта моя подружка куда проще. Не могу назвать ткань, но выглядит она затрапезно. И цвет блеклый. А моё, кажется, шёлковое. То есть немного скользкое. И, да! У Мэри есть передник. Такая, на мой взгляд, отличительная примета прислуги, потому что у меня его нет и в предыдущем простолюдинском варианте наряда не было, следовательно, я отношусь к числу хозяев.
      Потом был завтрак на первом этаже в столовой. Подавала на стол опять Бетти, а Мэри ей помогала обслуживать строгих и нарядных нас с Софи и матушку с сёстрами. Про то, что отец семейства нынче не дома, а в плавании, мне доложили, едва этот вопрос возник — ход моих мыслей мониторился непрерывно, и стремления скрытничать со своим внутренним голосом Софи не проявляла.
      За завтраком последовал урок испанского, на котором мы вполне уверенно объяснялись с маменькой, кое-как со средней сестрой Консуэллой — ей года четыре — и почти никак с младшей Кэти, которая и по-английски-то еле кумекала. Где-то года два крохе. Софи же уже шесть, и она даже умеет писать. Коряво и с кляксами.
      — Ты можешь позволить мне управлять рукой? — спросил я неуверенно, когда увидел исполненные девочкой каракули.
      — Надо попробовать, — мысленно пожала плечами та. — Давай, пиши!
      Гусиное перо — штука не вполне привычная, но контроль взрослого человека своё взял — я сумел вывести нужное слово чётким чертёжным шрифтом. К слову, этот самый контроль у меня немедленно отобрали и принялись пытаться повторить достигнутое, что удалось лишь отчасти спустя семь клякс и две попытки опрокинуть чернильницу, вовремя пресечённую чуткой мамой.
      После урока испанского было рисование. Все три девочки пытались изобразить дом. Я снова попросил позволить мне порулить рукой, отчего мы с Софочкой довольно похоже, хотя и лёгкими штрихами, набросали гексагональную проекцию нашего жилища — не напрасно так внимательно его с утра рассмотрели. Вообще-то, идеала не получилось — меня то и дело останавливали, перехватывая контроль, но в целом изображение вышло объёмным и даже смахивало на прототип.
      На этом обязательная программа дня для Софи была завершена. Она снова переоделась в "утреннее" платье мешковатого типа, выбежала из дома и направилась к сараю, где мальчишки — Ник и Майкл — выгружали из телеги дрова, укладывая их в поленницу. Девочка сразу принялась ими руководить, указывая, что брать и куда складывать, но быстро перешла от слов к делу, начав поправлять поленья руками, а там и сама стала носить дрова вместе с пацанами. Я же для себя отметил, что телега стоит без лошади между лежащими на земле оглоблями.
      Когда дрова закончились, началась стрельба из лука в стену сарая. Собственно, луков имелось сразу три — по штуке на каждого стрелка. Стрелы использовались неоперённые и не снабжённые наконечниками — просто прутики, причём, не особенно-то прямые. То есть — сплошные самоделки, изготовленные самими детьми.
      Вскоре Бетти позвала сыновей и усадила их на кухне перебирать крупу, что мою Софочку не вдохновило — она вместе с Мэри принялась за чистку столовых приборов, удаляя с полированного серебра оставшиеся после мытья разводы. Просто оттирая мягкой кожаной тряпочкой. Замшей, что ли? Потом, опять с Мэри, сбегала в селение к той же супруге кузнеца за морковью — девочке было натурально скучно, отчего она буквально лезла во всё, что происходило в доме и его окрестностях. Смотрела, как точат ножи, пыталась гладить скатерть железным утюгом с деревянной ручкой, который нагревался в очаге.
      К обеду и ужину она переодевалась и выходила в образе юной леди, но потом снова возвращалась к общению со сверстниками — детьми прислуги, разрушив отчуждение сменой одежды на простую и немаркую. Хотя, частенько делалась требовательной, переходя на хозяйский тон.
      После ужина улеглась в кровать, где и отрубилась, едва коснувшись подушки головой. Ну а я получил возможность поразмышлять в одиночестве с закрытыми по воле хозяйки тела глазами.
      Семнадцатый век подходит к завершению. Что я о нём знаю? В Англии этого периода были Шекспир, Кромвель и Реставрация, в России подрастает Пётр Первый, а на морях процветает пиратство. Голландия нынче — сильная морская держава, как и Испания, но обе они в этом качестве уступают Англии. То есть — процесс становления владычицы морей сейчас в самом разгаре. Впрочем, точных дат не помню. Могу путать события начала века, середины и конца. Знаю наверняка, что в военном деле уже царит порох, а в морском — паруса. По дорогам ездят на лошадях, а для силового привода используют ветряки или водяные колёса.
      Таким образом, обстановка для меня не вполне прозрачная, требующая изучения и, полагаю, вживания. Что не связано с чересчур большими трудностями — я попал в ребёнка состоятельных родителей, имеющих некоторый общественный вес. Сам же ребёнок непоседлив и особо вредным характером не наделён. То есть, не чересчур избалован, хотя и не приучен убирать свои вещи в шкаф или заправлять кровать.
      На этой мысли меня прервала Мэри, принёсшая к умывальнику кувшин с водой. Света, проникающего через окно, пока было достаточно — лето на дворе. Дни длинные.
      Потом заглянула маменька, подоткнула одеяло. Вообще-то ни юной служанки, ни родительницы я разглядеть не мог из-за закрытых глаз — догадывался по шагам. И еще мама вздохнула иначе, чем подружка, но вздохнули они обе.
      О чём сожалела маленькая служанка — понятно. Тоже устала и нуждается в отдыхе, а её гоняют с делами. Насчёт же маменькиных печалей следовало подумать... ну... сыновей у них с мужем нет, то есть и этот дом и землю унаследует какой-нибудь мужчина-родственник отца. Следовательно, дочерей необходимо выдать замуж, для чего нужно собрать им приданое. Судя по всему, что я приметил, особой роскоши в быту не наблюдается. Видимо, доходы от землевладения не слишком велики. Отец даже работает, а не живёт помещиком. Кстати, труд моряка и в мои времена был сопряжён с риском, а уж в нынешние и подавно.
      На этом выводе я и уснул.

Отредактировано Сергей_Калашников (03-07-2018 08:22:52)