Добавил немного оружейных  заклепок в разные места текста:

Глава пятая, беседа Смолянинова и Рукавишникова:

Рукавишников наклонился к Смолянинову через столик, не обращая внимания на то, что шарик на кончике шнурка пенсне при этом булькнул прямиком в кофе.
- Вот именно, что думаю! – жарко зашептал он. – Можете не верить, Леонид Иванович, но я спиной, печенками чувствую чужой взгляд - с той самой минуты, как приехал в Россию! Потешайтесь сколько угодно, но с некоторых пор мне чудятся шпики в каждой подворотне! Я даже пешком я стараюсь ходить поменьше, а когда беру извозчика, то постоянно озираюсь. А при малейшем подозрении требую кружить по переулкам, чтобы легче было заметить соглядатая.
- Откуда такие познания - насчет слежки, извозчика? Неужто в Петербургском университете такому обучают?
- Так ведь граф Никола предупреждал! Он-то знал, что за мной рано или поздно станут следить, и очень просил соблюдать меры предосторожности. Я, когда вернулся в Берлин из Египта, привык шарахаться от каждой тени. А уж когда пришло известие о загадочном исчезновении графа… не поверите, я даже револьвер приобрел!
И, бросив по сторонам настороженные взгляды, продемонстрировал карманную «перечницу» - пистолетик с поворотным блоком стволов и колечком для пальца на месте спускового крючка.
- Новейшая система саксонского оружейника Крамера! – жарко зашептал он. - Восемь зарядов, калибр две линии, патентованная собачка-предохранитель. Исключительная надежность и безопасность в обращении!
Смолянинов, недурно разбиравшийся в оружии (сказывался опыт туркестанских экспедиций) покосился на изящную вещицу. На затыльнике красовалась затейливо гравированная надпись: «В. Рукавишниковъ»
- Вы бы выбросили эту цацку, Вильгельм Евграфыч, – посоветовал он. – такими пульками, как у вашего «бундесревольвера» не то что человека – барбоску не свалишь, только разозлишь. А если вам и в самом деле охота обзавестись хорошим револьвером – купите в ближайшей оружейной лавке «бульдог» системы «Веблей». Дороговато, правда, зато исключительно сильный бой. А лучше обойдитесь вообще без подобных игрушек – оружием, знаете ли, надо еще уметь пользоваться, а вы, голову дам на отсечение, и стрелять-то не пробовали.
- Но, как же так? – растерялся Рукавишников. – Граф недвусмысленно предупреждал, что мне будет грозить серьезная опасность….
- Мы сейчас, слава богу, не в Египте и даже не в Берлине. Здесь, в столице Российской Империи обижать вас злодеям будет  затруднительно. А вот о том, как исчезнуть, когда придет время, надо, и в самом деле, посоветоваться со знающими людьми.

Глава девятая, перестрелка в подземелье:

Смолянинов заскреб ногтями по крышке кобуры с «Кольтом». Рядом загрохотало - Кондрат Филимоныч пулю за пулей опорожнил в сторону неведомых супостатов барабан своего «Галана». Рукавишников изо всех сил пытался слиться со стеной; лицо его побелело, как мел, руки дрожат, на носу выступили крупные капли пота. Кургузый пиджачишко из белой ткани задрался, открывая взору широкие парусиновые помочи. В правой руке он судорожно сжимал «пепербокс». Смолянинов выругался – упрямец так и не захотел избавиться от бесполезной игрушки.

(...)
Вместе со словами у Кондрат Филимоныча закончились патроны. Он завозился, лязгнул сталью, раздвигая мудреный механизм «Галана» и принялся торопливо набивать каморы барабана жёлтыми латунными цилиндриками.

Глава одиннадцатая. Лондон, беседа "профессора" и Уэскотта.

- Откуда у вас уверенность, профессор, что русские вообще там были? -  сварливо осведомился тот, что повыше. – Насколько мне известно, их видели только на площади возле дворца. Возможно, в подземной перестрелке участвовал кто-то другой?
Тот, кого назвали профессором, поморщился. Уэскотт отметил, что без маски он  похож на добродушного пресвитерианского пастора, а вовсе не на сотрудника самого секретного из департаментов британского Адмиралтейства.
- Не говорите ерунды,  Уильям. С чего бы им, в  таком случае, бежать? Ясно как день – русские добыли то, за чем явились, и при первой возможности покинули город!
- Они могли уехать из-за гибели Эберхардта. – возразил Уэскотт. –Он был единственным знакомым Рукавишникоффа в Александрии, и когда старик приказал долго жить – русским больше нечего было там делать!
- Сбежать после первой же неудачи, после того, как добирались до цели через три моря? – пренебрежительно хмыкнул профессор и похлопал по ладони набалдашником трости -  серебряным, в виде головы  морского чудища. – Плохо вы знаете русских, Уильям! Эту публику подобные пустяки никогда не останавливали. Но, чтобы окончательно развеять ваши сомнения… вот! Выкопали из-под завала в подземелье.
Он вытащил из кармана сюртука горсть стреляных латунных гильз и пистолетик-«перечницу».
- Гильзы от револьвера системы «Галан». Такие состоят на вооружении русского императорского флота, а при наших «друзьях» были замечены матросы из охраны консульства в Александрии. Но главное: -    монограмма на «пепербоксе». Она не оставляет никаких сомнений: известное вам лицо было в подземелье дворца и участвовало в перестрелке! 
Уэскотт жадно схватил «пепербокс» и, близоруко щурясь, принялся его изучать. Профессор наблюдал за его действиями с легким оттенком брезгливости.
- Вам, Уильям пора обзавестись пенсне или хоть моноклем. Похоже, тайные бдения над древними манускриптами  изрядно вредят зрению, так и ослепнуть недолго…
Уэскотт пропустил ироническую реплику мимо ушей. 
- Но раз это нашли под  завалом – владелец, скорее всего, погиб?
- Если бы это было так, то нашли бы и труп.  Видимо, мистер Рукавишникофф выбросил пистолет, когда расстрелял заряды во всех восьми стволах.
Уэскотт повертел «пепербокс» в руках и вернул профессору.
- Что ж, как ни грустно это признавать справедливость ваших слов… похоже, русские, с Рукавишникоффым или без него, сбежали из Александрии и прихватили с собой драгоценную находку! Хорошо хоть…
- «…хорошо хоть, мы теперь избавлены от этого надоедливого пруссака», хотите вы сказать?
- Вы правы, Джеймс, Эберхардт нам мешал. Если бы не его упрямство – мы бы давно добрались до тайн, скрытых в собрании хедива. Но вы же не станете отрицать, что от его исчезновения выиграл не только Орден, но и британские строительные подрядчики?

Отредактировано Ромей (01-09-2018 16:13:32)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

I
Фортуна определенно повернулась к Божидару Василову темной стороной – афедроном, как сказали бы иные его петербургские знакомые. С те пор, как он привел к изобретателю Мировичу наемного убийцу, все пошло наперекосяк. Еще вчера он был вполне солидным журналистом, корреспондентом европейских изданий, завсегдатаем артистических салонов и дорогих рестораций. Спокойная, сытая жизнь рухнула в одночасье: безумный бег по ночному Петербургу, огни шхун и пароходов в Маркизовой луже… и гигантское облегчение, когда катерок ткнулся носом в борт поджидавшей их шхуны. Увы, обрадовался он рано – суток не прошло, как их догнали, прижали к мелководьям под финским берегом, поймали в прицелы корабельных пушек. А потом - взрыв под кормой, палуба с размаху поддает под пятки, и он летит в темноту, в пенный водоворот на месте тонущего судна…
Божидар не помнил, как добрался до берега. В памяти остался лишь серый, весь в склизких мутно-зеленых водорослях бок гранитного валуна, низкий берег, заросший жидким осинником, и снова бег – слепой, отчаянный, прочь от мерещащихся за каждым перелеском разъездов пограничной стражи. Сердце когтил обессиливающий страх, в голове колотилась единственная мысль: «Догонят! Схватят! А дальше – суд, кандалы, каторга, и печальный, хотя и закономерный финал карьеры тайного агента: сибирские свинцовые рудники, откуда никто не возвращается, где люди сгнивают заживо за один год…»
От туфель и сюртука пришлось избавиться в воде – тяжелая ткань тянула на дно, тесная обувь сковывала движения, не давая выплыть. К счастью, кармашки поддетого под платье потайного пояса были набиты ассигнациями: пятисотенными «петрами»,  сотенными «катеринками» и разномастными банкнотами британских коммерческих банков. Имелось и золото – полдюжины соверенов, полуимпериалы с отчеканенным профилем Александра II-го и финские монеты в десять и двадцать марок с двуглавыми орлами и надписями  латиницей.
Кроме денег в особых непромокаемых клеенчатых кармашках хранились двуствольный жилетный пистолет системы Генри Уилера и паспорт на поддельное имя.
Пистолет Божидар приобрел в Петербурге, в оружейной лавке на Литейном, польстившись на уговоры приказчика – тот битых полчаса расписывал исключительно мощный бой несерьезной с виду игрушки, а так же простоту и надежность продукции знаменитой фирмы «American Arms Company».
Паспорт передал ему Лидделл, через неделю после первой их встречи. Согласно этому документу, он был никаким не болгарским репортером, а урожденным жителем херсонской губернии, мещанином греческого происхождения, православным, проживающим в настоящее время в Санкт-Петербурге…
Остаток ночи Божидар переждал в стогу, а наутро подкрался к огородам какой-то мызы и стянул сохнущие на заборе портки и вязаную душегрейку. Заодно, подчиняясь внезапному импульсу, он прихватил и прислоненные к стене сараюшки удочки с лесой из конского волоса и поплавками из крашеных бутылочных пробок. Остатки городского платья он увязал в небольшой узелок, портки закатал до колен – и на смену репортеру пришел то ли местный рыбак, то ли дачник, пытающийся найти успокоение на природе от городской суеты. В узелке, который он нес под мышкой, хранилось, завернутое в брюки и жилетку, главное сокровище – лаковый, крокодиловой кожи портфель, в котором Лидделл держал похищенные у Мировича бумаги.
Башмаки и сравнительно приличное платье болгарин приобрел в следующей по счету деревушке – и там же пережил несколько леденящих кровь мгновений, когда лицом к лицу столкнулся с полицейским разъездом. Но стражи порядка не обратили на Божидара никакого внимания – то ли не успели поднять тревогу, то ли его и вовсе не собирались искать, сочтя утопшим.
Так что сутки спустя Божидар возлежал на софе, в номере хорошей, хотя и не самой дорогой гостиницы Гельсингфорса. По дороге он еще раз сменил обличье и теперь выглядел вполне респектабельно – то ли мелкий коммерсант, то ли служащий солидной купеческой конторы из южных губерний, совершающий деловую поездку по Великому княжеству Финляндскому. Первый этап сумасшедшего бегства остался позади; видение сибирской каторги заметно поблекло, уступив место способности трезво мыслить и рассуждать.
А по здравому рассуждению выходило, что дела обстоят не так уж и скверно. В Петербург, да и вообще, в Россию дорога Божидару, конечно, теперь заказана. Не беда – перед тем, как поселиться в гостинице, он зашел на телеграф и отправил условленную депешу на условленный же адрес. Жандармам, которые заинтересовались бы телеграммой, ее текст не скажет ровным счетом ничего, но некий господин, поживающий в Стокгольме, на улице Вэстерлонггатан в доме номер семь, получив это послание, немедленно предпримет все возможные меры для вызволения Божидара. В том, что это будет сделано, репортер не сомневался ни на минуту: одно из слов телеграммы должно было сказать упомянутому господину, что бумаги, ради которых и была затеяна эта эскапада с убийствами, погонями и перестрелками, сейчас в руках у Божидара. И репортер собирался потребовать в обмен на содержимое портфеля не только гарантий собственной безопасности, но и солидную сумму в британской валюте.
Стокгольмский адрес Божидар получил от Сондерса, во время их последней встречи в Софии - вместе с еще несколькими секретными адресами в Копенгагене, Варшаве, Львове. Англичанин подробно проинструктировал, как следует действовать в случае вынужденного бегства, и репортер не сомневался – только благодаря этим наставлениям он до сих пор не за решеткой, в полицейском участке, а то и где похуже. Дополнительное спокойствие давало и то, что ни стокгольмский адрес, ни содержание инструкций Лидделлу не известны. И теперь, даже в том почти невероятном случае, если оккультист захвачен живым, он не сможет навести ищеек на его след.
Странное дело – теперь, когда видимая опасность, вроде бы, отступила, и Божидар мог хотя бы ненадолго отвлечься от невзгод, его все сильнее стало терзать ощущение собственного бессилия. Когда надо было бежать, скрываться, лихорадочно выискивать единственно верный спасительный ход – он чувствовал себя, до некоторой степени, хозяином положения. Но теперь, когда инструкции выполнены в точности, когда замок в двери гостиничного номера щелкнул, отрезая его от окружающего мира, оставалось одно - ждать эмиссара Сондерса, который должен был явиться и решить, наконец, его судьбу. В город он не выбирался, даже обед заказал в номер из крошечного ресторанчика при гостинице. Любой шум в коридоре – шаги, скрип тележки, развозящей по номерам блюда, хихиканье горничных – все заставляло его вздрагивать от страха, сжиматься в комок, тиская вспотевшей ладонью неудобную рукоять «дерринжера». А он-то надеялся вволю отоспаться после невероятного напряжения этих дней!
С превеликим трудом удерживаясь от того, чтобы заказать из гостиничного буфета бутылку коньяка и надрызгаться для успокоения нервов, Божидар принялся прикидывать, как, если припрет, можно выбраться из города. Например, сесть на финский пароходик совершающий регулярные рейсы до Або. А то и вовсе нанять рыбацкую шхуну, добраться на ней до Ревеля или даже до Риги, а там - рукой подать до германской границы. Впрочем, болгарин осознавал, что не решится на подобный риск, разве что дела пойдут совсем уж скверно.
С этими мыслями он провалился в сон. Из-под подушки торчал уголок портфеля – когда-то дорогого и красивого, а теперь безжалостно замызганного, исцарапанного, но по-прежнему, хранящего в кожаной утробе единственный шанс на спасение.

Отредактировано Ромей (05-09-2018 12:15:24)

II
Генерал-лейтенант Никифораки, начальник штаба Отдельного Корпуса Жандармов, любил ходить по Петербургу пешком. Особенно в такие вот августовские деньги, когда небо бездонно-синее, но уже нет июльской жары и с Финского залива тянет морской свежестью. Вот и сегодня на встречу с градоначальником Треповым он отправился пешком – положенная по его должности карета катила по набережной Фонтанки шагах в двадцати позади Никифораки, и генеральский адъютант, стоя на откидной подножке, тревожно озирался – в последнее время в столице участились случаи студенческих беспорядков.
Эверт любил такие прогулки. На ходу ему думалось особенно хорошо, он и в кабинете нередко вскакивал со стула и принимался ходить из угла в угол, рассуждая при этом вслух. Никифораки знал эту особенность подчиненного и нередко совмещал променады с обсуждением важных вопросов.
- Так что у нас, барон, с этим болгарским репортером? Так-таки ничего не нашли?
- Совершенно ничего, Антон Николаич! Только время зря потратили. Наверняка мерзавец доплыл до берега – там всего ничего было, сотня саженей. Ну, может, полторы сотни… Мне бы догадаться и сразу отправить пару взводов прочесывать местность вблизи от места гибели шхуны – так нет, четыре дня кряду шарили по дну да по прибрежным кустам, искали тело. А когда стало ясно, что голубчик улизнул – искать было уже поздно, за три дня он не то что до Гельсингфорса или Або – до Стокгольма вполне мог добраться.
Никифораки шагал, слегка косолапя, как ходят многие бывшие кавалеристы. На ходу он то и дело раскланивался со встречными прохожими – хорошо одетыми господами и дамами и офицерами, по-уставному бравшими под козырек. Публика попроще, издали увидав генеральский мундир, предпочитала освободить тротуар, угодливо кланяясь издали. На нерадивых грозно цыкали городовые, вытягивавшиеся во фрунт при приближении высокого начальства.
- Ничего не поделаешь, барон, теперь поисками этого господина займутся другие.  Найти-то его в любом случае надо…
Эверт кивнул и нахмурился. Он тяжело переживал этот провал.
- А как обстоят дела с экспедицией Смолянинова?
- Последние сведения о них получены из Дар-эс-Салама, по телеграфу. С тех пор – ни слуху, ни духу.  Недавно в Кронштадт прибыл клипер «Гайдамак», и на его борту – этот историк, Рукавишников.  Он поднялся на борт в Адене, и при нем были александрийские находки экспедиции.
- Находки? – генерал замедлил шаг (адъютант зашипел на кучера генеральской кареты, и тот послушно придержал четверню), и с интересом взглянул на помощника. – Что-нибудь особенно любопытное?
- Да как вам сказать… пока это все только предположения. Мы устроили Рукавишникова в одном укромном местечке, в Ораниенбауме, подальше от посторонних глаз – пусть возится со своими «свинцовыми книгами», или как их там… В любом случае, до возвращения экспедиции говорить об этом рано.
Никифораки остановился, облокотившись на чугунный парапет. Фонтанка бурлила жизнью: до самого Аничкова моста  по обеим берегам громоздились живорыбные садки – особые баржи с жилой надстройкой, откуда круглый год велась торговля рыбным товаром – судаками, лещами, сигами, окунями, корюшкой. Бревнами лежали на палубах белужьи туши, ушлые приказчики зазывали покупателей к чанам с осетровой икрой. 
Дух от рыбных садков шел густой, едреный – пахло рыбой, солью, морскими водорослями, дровяным дымом из кирпичных печек, сложенных прямо на судах. Кое-где на баржах были обустроены коптильни, и от них аромат свежекопченой корюшки волнами плыл вдоль фасадов по всей набережной.
- Ну, хорошо, барон, пусть работает, авось и выйдет какой толк. Только вы уж приглядывайте за ним, душевно прошу! Недаром ведь англичане подняли в Александрии такой раскардач, значит было из-за чего пупы рвать. Кто знает, может, и здесь решатся побеспокоить господина Рукавишникова?
Эверт недобро усмехнулся.
- Это как Мировича? А что что, пусть попробуют. Право же, Антон Николаевич, я буду только рад. У меня там такая охрана -  иначе как полным батальоном при поддержке артиллерии не одолеть. Я даже подумывал пустить слушок о том, где мы держим Рукавишникова и его александрийскую добычу – а ну, как  клюнет кто-нибудь чересчур любопытный?
Генерал немного подумал.
- Пожалуй, не стоит, дорогой барон. У нас и без того сейчас забот полон рот.
Эверт согласно кивнул.
-Да, кстати, Антон Николаич, вы уже решили, что делать с нашим гостем?
- С руританцем-то? – удивился Никифораки. – А что ему сделается? С тех самых пор отдыхает от трудов праведных у нас, на офицерской гауптвахте.
- На офицерской, значит? А я-то боялся, вы его упечёте в Петропавловку, в тюремный равелин.
Генерал добродушно хохотнул.
- Ну, мы же не звери. К тому же, думаю, он нам не соврал: руританцы, в отличие от их соседей, австрияков, ни разу не были замечены в шпионаже на территории Российской империи. Так что дело, я полагаю, действительно в исчезновении графа Румели.
Эверт покосился на шефа.
- Так может его вообще отпустить?
- Ну, так далеко мое человеколюбие не заходит.  Выделили ему вполне приличную комнату с окном на внутренний двор. Книги носят, газеты, прогулки три раза в день, обеды ему таскают из ближайшего трактира.  А в перерывах режется с караульными офицерами в штос и, как говорят, уже продул под запись сорок рублей серебром…
Его слова заглушил пронзительный свисток – мимо них, с трудом протискиваясь мимо рыбных садков, проковылял черный пароходик, волокущий за собой доверху груженую дровяную баржу. Никифораки проводил его взглядом.
- К тому же, есть одна мысль: а что, если мы отправим его назад, к моему коллеге герру Гольдстайну?
Признаться, я и сам об этом подумывал…
Генерал с хитрецой взглянул на Эверта. В углах его глаз появились сразу веера веселых морщинок, отчего он и правда, сделался похож на одесского грека-приказчика.
- Что, не терпится выяснить, куда делся граф Румели?
Эверт не собирался отрицать очевидное.
Да ведь и вам не терпится, Антон Николаич! К тому же, нам  без этого все равно не обойтись. Сдается мне, к этому господину много всяких любопытных ниточек сходится…
Генерал немного подумал, потом оттолкнулся от парапета и махнул рукой, призывая карету. Предупредительный адъютант распахнул дверцу.
-Прошу барон, садитесь…  Значит, на том и порешим. И вот что еще - не хотите ли отправиться вместе с ним?
Этого Эверт никак не ожидал.
- Вместе с ним? В Руританию?
Карета качнулась, набирая ход.
- А то куда же? Впрочем, чутье подсказывает мне, барон, что вы там долго не задержитесь.
- Но если я уеду, кто будет опекать наших гардемаринов?
- Они, насколько мне известно, пока еще они кадеты, гардемаринские нашивки им вручили только на время корабельной практики. Да вы не волнуйтесь, барон, не оставим их без внимания. Есть в Корпусе один толковый офицер... С начала нового учебного года его назначат воспитателем роты, где состоят кадеты Смолянинов и Румели. А еще через полгода он подаст рапорт о переводе на корабль; рапорт этот удовлетворят только к лету, и он получит назначение на клипер, которому предстоит отправиться за экспедицией Смолянинова. А пока суд да дело, присмотрится к ребятам, познакомится поближе. Короче, не волнуйтесь – все в порядке будет с вашими подопечными!
Карета свернула на Аничков мост  и кучер щелкнул кнутом, пуская четверню крупной рысью вдоль Невского проспекта. 
- Ну что ж, вы меня успокоили ваше высокопревосходительство. Так когда мне отправляться?

Отредактировано Ромей (04-09-2018 11:04:09)