Окончание 4-й главы.
Весь первый батальон мы к вечеру отработали, побывав на позициях первой и второй роты. В результате карта запестрела пометками, были составлены схемы целей и ориентиров, оставалось только составить таблицу огня и таблицу исчисленных установок для стрельбы. Но это пускай уже начштаба крутится и геодезистов с вычислителями напрягает. Их в дивизионе целый взвод, так что пускай нахерачивают, работают, а не просто куем груши околачивают. В первой роте сползали до позиций боевого охранения и пристреляли оружие по живым мишеням, а то немцы в селе совсем расслабились, ходили по улицам как у себя дома и наигрывали на губных гармошках. Карабин не подвёл, а винтарь когда-то пристреливали с надетым штыком, поэтому своего фрица Баранов только подранил, я же своего подстрелил насмерть, всадив в него три пули, чтобы наверняка. После чего пришлось прятаться на дне окопа, пережидая пулемётный и миномётный обстрел. Вот только наши усилия пропали втуне. Этот мудак - Наливайко тоже прятался на своём наблюдательном пункте, вместо того, чтобы засекать новые цели. Вот хрен ему, а не должность старшего наблюдателя, младшим походит. Завтра он будет огонь на себя вызывать, а мы огневые точки засекать. И мне пох, как он будет немцев нервировать, дразниться, факи показывать, стрелять, или боевой гопак спляшет, главное, чтобы их огневые точки себя проявили. А ещё и ночью нужно будет дежурство организовать. В темноте вспышки от выстрелов засекать самое то.
Когда небесные атланты закатили солнце за край Земли, возвращаемся в свою деревню. Топать километров шесть с лишним, так что желательно сменить место дислокации. Чтобы подальше от начальства и поближе к кухне, но второе вряд ли получится, так что хотя бы ближе к передовой. Вообще-то по штату артиллерийским разведчикам верховые лошади положены, но последнего коника какая-то сволочь застрелила, вот и приходится ноги маять. Жрать пока сильно не хочется, хотя ужин мы пропустили. Но утреннюю пайку я из старшины выбил, так что вечерком мы червячка заморили. Кипятком с нами пехота поделилась, а хлебушек с сахаром у нас свой был. А когда до места дойдём, ещё аппетит нагуляем. Кстати, завтра нужно будет со своим НП определиться. Чтобы и видно было всё, и пехота под ногами не путалась. А то когда по ним стреляют, и нам может достаться, поэтому у нас своя свадьба, а махра пускай маскируется лучше, и в землю зарывается глубже. Нам же для наблюдения небольшого окопчика хватит, где-нибудь с краю или на стыке полков.
Когда мы вернулись в расположение, меня ждал сюрпрайз. Оказалось не зря мы по передку ползали и дразнили немцев, играя со смертью в орлянку. Я прям как одним местом чувствовал, что надо подальше съе... Военная прокуратура долго чухалась, видать следачка там была не такая резвая как Катюха Климова, а может машина забуксовала. Зато особый отдел подсуетился и прислал своего опера верхом на кобыле. Он сначала опросил свидетелей, после послал за главным фигурантом, то есть за мной. На старом НП меня естественно не нашли, поэтому оперок, учуяв неладное, взял след, и как молодой бультерьер рванул по нему. След его привёл на высоту 169,3, но немцы как раз устроили свой концерт по моей заявке, и ему не повезло. Одна из выпущенных противником мин рванула неподалёку. Кобыла испугалась, а опер упал намоченный, укрываясь от осколков. Пока ловили и искали кобылу, сушили опера, приехал следак из военной прокуратуры и завёл дело. Опросил свидетелей, собрал характеристики и, забрав Гургена, увёз его в военный трибунал. Время военное, дел много, свидетели есть, так что всё ясно. Почти сухой опер по фамилии Гургенидзе, ещё покрутил жалом вокруг, хотел всех арестовать, но так как прискакал он один, без сопровождающих и конвоя, то убрался несолоно похлебавши. Видимо жрать захотел. Кто же его просто так-то накормит, он на довольствии при другой кухне.
Рассказывал нам всё это красноармеец Ростов, изображая в лицах события минувшего дня, пока мы неторопясь ужинали. Хоть мне и велено было явиться в штаб сразу же после прибытия, но ну их в баню, пускай поработают, а я жрать хочу. Непонятно, сколько меня в штабе продержат, и выпустят ли вообще, но заботиться обо мне явно никто не будет, если я сам о себе не позабочусь. Покурив после еды, забираю всё, что мы за день разведали, и иду в штаб.
Поздоровавшись со всеми присутствующими, заваливаю начальника штаба работой, и немного заторможенный Иван Капитонович не успевает даже рта раскрыть, так я его гружу своими вопросами и разведсведениями. Зато замполиту грузиться нечем, поэтому он приглашает меня для приватного разговора.
- Товарищ старший сержант, мне нужно с вами срочно поговорить. Дело не терпит отлагательств. - Отрывает он меня от загрузки начштаба.
- Раз не терпит, давайте поговорим, товарищ политрук. Только где? - интересуюсь я.
- Пройдёмте на кухню. - Указывает он рукой на смежное помещение.
- Товарищ Доможиров. Меня в первую очередь интересуют случаи рукоприкладства, которые вы допустили в своём подразделении, едва заняв должность командира. Как вы это объясните? - сразу зашёл с козырей замполит.
- Разве защита своей жизни и здоровья от посягательств враждебных элементов - это рукоприкладство? - уточняю я степень информированности комиссара.
- Но позвольте. Ведь вы же первым оскорбили товарища Гургенидзе, а потом ещё и ударили. - Продолжает гнуть свою линию он.
- Во-первых, враг народа и партии - ефрейтор Гургенидзе мне не товарищ. А во-вторых, я его не оскорблял. - Леплю я отмазку влёт, ожидая продолжения.
- Но позвольте, разве не вы назвали его обезьяной и сыном осла?
- Ни обезьяной, ни сыном осла я его не называл. Ваши источники что-то путают, товарищ комиссар. - Закидываю я пробный камень.
- Но вот же у меня тут написано, - достаёт он листок из кармана и при свете коптилки читает чьи-то каракули. - ...назвал ефрейтора Гургенидзе маймуло веришвило, а потом ударил его... - Вопросительно уставился он на меня после прочтения.
- Маймуло веришвило назвал, не отрицаю. Но я не владею грузинским языком. Просто моего приятеля в детстве так мама называла. Гладила по головке и приговаривала - "Маймуло веришвило ты мой, ненаглядный." Вот я и запомнил. А что это означает, я не знаю. - Выпучился я абсолютно честными глазами на замполита.
- Хорошо. А ударил тогда за что? - не сдаётся комиссар.
- А как бы вы на моём месте поступили, товарищ политрук, если бы в вашем присутствии какой-то подонок начал оскорблять нашу Коммунистическую партию? - подкидываю я козырного короля в нашей игре.
- Убил бы мерзавца! - эмоционально отвечает он.
- Вот. А я только заткнул этот поганый рот кулаком.
- Ну а причём тут вообще наша Коммунистическая партия?
- А потому, что Партия для меня, как мать родная, а Гургенидзе стал её оскорблять, да ещё на своём языке. Вот я и не сдержался. Вы уж передайте своим источникам, чтобы внимательно запоминали случившееся.
- Передам. Но как вы догадались, товарищ Доможиров, вы же не знаете грузинский язык. - Ловит он меня на нестыковках.
- Грузинский язык не знаю. Но материться на грузинском, меня мой приятель научил, я его тоже. Ну, вы же знаете, как это всё в детстве легко запоминается.
- Знаю. Но почему вы тогда не остановили избиение ефрейтора? - всё ещё не сдаётся комиссар.
- Не избиение. А задержание особо опасного вооружённого преступника, который чуть не убил командира Красной Армии. Попрошу не путать формулировки, товарищ политрук.
- Да. Но товарищ Гургенидзе всё-таки коммунист. Как он мог так поступить?
- Я бы не стал называть этого врага народа товарищем, ведь не исключено, что он тайно посещал синагогу. - Заговорщеским тоном предупреждаю я замполита.
- Наши следственные органы во всём разберутся. - Слазит с темы чернявый комиссар.
- Органы разберутся. Но кто предупреждён, тот вооружён. - Намекаю я замполиту на толстые обстоятельства. Компромата на Гургена у него наверняка хватает, при такой информированности. И чем быстрее он его пустит в ход. Тем у него будет меньше проблем. Да и у меня тоже.
В общем, от комиссара я отвязался, зато привязался к начальнику штаба и мы до полуночи занимались оформлением документов, попутно наезжая на командира дивизиона насчёт подавления разведанных целей. Иван Капитонович наезжал, а я подливал масла в огонь, рассказывая, как немцы себя вольготно чувствуют на переднем крае. Слушают музыку, пьют пиво сраками, а также занимаются всяким развратом, развротом и развзадом. И плевать хотели на доблестных артиллеристов из второго дивизиона 901-го артполка со всеми их пушками и гаубицами. В конце концов даже замполит не выдержал и наехал на молодого комдива, когда я рассказал очередную байку с переднего края.
- Снарядов мало. - Начал отмазываться старлей.
- Снаряды мы вчера прямо на ДОП на своём горбу принесли. И во взводе боепитания запас есть. - Дую я в уши начштаба.
- Немцы засекут батареи. - Продолжает упорствовать командир дивизиона.
- Стрелять можно и с запасных огневых позиций. А батареи немцы давно уже засекли, не просто так же они их обстреливают. - Приводит свои доводы начальник штаба.
- Привязку надо по новой делать. Огневые копать. - Никак не сдаётся комдив.
- У нас целый топо-вычислительный взвод есть. Пускай привязывают. Огневые позиции батареям всё равно придётся сменить. Снарядов хватает, новые только потому не подвозят, что гильз пустых нет, менять не на что. - Разошёлся наш пожилой "бухгалтер".
- Вот вернётся из медсанбата наш комдив, пускай он и решает. - Приводит свой главный аргумент старлей.
- А немцы за это время полбатальона укокошат, а вторую половину в госпиталь отправят. - Вслух размышляю я. Конкретно ни к кому не обращаясь.
Доразмышлялся. Меня послали в ... расположение, чтобы я не мешал командирам ругаться. Поэтому мысленно посылаю их всех в дупу и иду отдыхать. Денёк завтра предстоит тяжёлый. С утра в штаб дивизии топать, объясняться с военной прокуратурой.