С православным Рождеством всех, почтенная публика!

В связи с большим количеством тапкой и сапогов, прилетевших насчет начала 5 главки, перевыкладываю ее со всеми дополнениями/изменениями/продолжением:

                  Глава 5

Когда семь лет назад на берега бухты Геленджика высадился большой десант из землемеров, строителей и тому подобной публики, их встретили лишь несколько местных рыбаков-старожилов — и пронзительно-недовольный гвалт множества водоплавающих птиц, рассчитывающих перезимовать в спокойствии и тепле. А какой может быть покой, если люди рядом? Ни отдохнуть, как следует, ни тебе гнездышко свить!.. Собственно, все опасения крылато-клювастой братии оправдались полной мерой: с каждым годом двуногих только прибавлялось в числе — а уж сколько от них было беспокойства!.. Росли, как грибы после дождя, многочисленные дома отдыха и медицинские санатории, затем часть побережья заняли просторные виллы из светлого ракушечника... На противоположной стороне бухты рукотворными холмами воздвиглись гостиницы и прочие заведения для отдыхающих, некогда пыльную землю улиц замостили камнем, превращая их в ровные и красивые проспекты, всюду понасажали деревьев и кустарников, разбили клумбы — а кое-где устроили и несколько фонтанов с пресной водой. В общем, люди потихонечку выживали крылатых «аборигенов» с привычных мест гнездования, и единственным плюсом были разве что мусорные баки, в которых ловкие и сообразительные птицы всегда могли найти для себя что-нибудь вкусненькое. Хотя... Была в Геленджике мусорка, которую игнорировали даже самые шустрые  и наглые чайки — потому что, во-первых, возле нее постоянно орали, визжали и регулярно стреляли. Во-вторых, стреляли не только по раскрашенным доскам и железкам, но и в тех пернатых, кто сдуру лез на глаза стрелкам. А в-третьих, вперемешку со всяким вкусненьким в тамошние мусорные баки постоянно сваливали разную твердую и совершенно несъедобную гадость — ради которой не стоило даже и клюв утруждать. Вредные, шумные и бесполезные двуногие!
—... сегодня в «Колизеуме» дают театрализованное представление «Император Траян»... Да, вечером. Ну что ты такое говоришь, душа моя: за Маркушенькой прекрасно присмотрит кормилица. И автомотор под рукой, так что... Да?
В последних числах февраля Стрелковый сектор геленджикского «Колизеума» временно закрыли, как было написано на соответствующих табличках и объявлениях — «В связи с техническими причинами». Отправились на нежданный, но все равно оплачиваемый  выходной работники сектора, в тирах и стрельбищах воцарилась благостная тишина... На всех, кроме того, где было запланировано проведение планового заседания Правления Русской оружейной компании. Первым на месте оказался Технический директор Валентин Иванович Греве, проконтролировавший доставку полудюжины ящиков откровенно-военного вида — после чего, пользуясь наличием телефонного аппарата, позвонил домой и... Вот уже четверть часа нежно ворковал с молодой супругой, недавно родившей ему первенца. Сам наследник изволил сосредоточенно вкушать материнское молоко, что ничуть не помешало довольному отцу поугукать Марку Валентиновичу в трубку телефона.
—...конечно, душа моя. Места? Там же, где и в прошлый раз. Что-что? Конечно же видел, душа моя — я как раз подъезжал к «Колизеуму, когда  «Сапсан» Его императорского высочества готовился ошвартоваться к причальной мачте... Нет, пока я один.
Опровергая последние слова, на стрельбище пожаловал господин Долгин, определенно пребывавший не в самом лучшем настроении. Поздоровавшись с Техническим директором, мужчина вяло махнул рукой в ответ на попытки Греве закруглить семейный разговор — усевшись в одно из кресел возле низкого овального столика, Григорий Дмитриевич выложил на него принесенный ежедневник и начал его задумчиво перелистывать.
— Что? Милая, говори чуть громче! А, Маркушенька уже засыпает... Да-да, я обязательно приглашу отобедать у нас Александра Яковлевича и Его императорское высочество — я все помню, милая, будь покойна.
Прямо как на заказ, после этих слов на стрельбище появился и князь Агренев: пребывая в прекрасном расположении духа, он приветливо отсалютовал Валентину Ивановичу зажатой в руке газетой на своем пути к креслу по-соседству с Долгиным. Дабы не мешать их разговору (а точнее, не имея сил прервать общение с любимой Шарлоттой), господин Технический директор сдвинулся в сторонку вместе с телефонным аппаратом, понизил голос и — продолжил изливать в трубку все те милые благоглупости, которые только может сказать пожилой муж своей молодой супруге...
— Как съездилось, командир?
— Вполне. Реквизит и декорации готовы, люди на местах — так что на следующей неделе можно начинать отыгрывать второй акт драмы. А еще... Смотри.
Приняв и раскрыв чуть помятый экземпляр французской прессы четырехдневной давности, Григорий сдвинул брови, сосредотачиваясь, и начал медленно читать небольшую заметку:
— Так: наш репортер из Ривьеры передал... Конные жандармы обнаружили место трагедии... По всей видимости, шоффэр не справился с управлением, вследствие чего автомотор «Панар-Левассор»  на полном ходу пробил ограждение и слетел в обрыв... Гм, тела сильно обгорели, отчего установить их личность представляется... Всех, кто имеет что-то сообщить, просим... Хм!
Аккуратно сложив газету, мужчина с постным лицом посочувствовал:
— Бедный граф Воронцов-Дашков.
И уже гораздо живее уточнил:
— Как там, Иллариона Ивановича не сильно помяли во время изъятия из оборота? А то Блиох долго жаловался на глухоту после близкого взрыва.
— Нет, он даже и понять-то толком ничего не успел... Морем отправили, недельки через две в свой номер в «Черном лебеде» заедет. Кстати о Блиохе: я пока по заграницам вояжировал, для него три листа новых вопросов набросал — уж очень интересные персоны...
Увидев досаду на лице друга, Александр понимающе предположил:
— Новый приступ черной меланхолии?
— Да как бы и не хуже... Совсем что-то плох банкир, а медицина только руками разводит.
— Печально, конечно, но как-нибудь переживем. Ты из-за этого такой хмурый?
Поглядев на Греве, что своим воркованием уже пошел на рекорд по времени, Главный инспектор условий труда всей агреневской Компании тихо вздохнул:
— Да с подготовкой «Волны преступности» не очень продвигается, накладка на накладке. Только насобирал в Финляндии дюжину матерых душегубов-чухонцев — сразу трое в полицию угодили, а один вообще пропал... Главный злодей нервничает: ему семейный врач больше полугода жизни не дает, так он боится не успеть. Ну, или что мы передумаем, и его семья останется без обещаных денег. Он уже и морфий начал принимать, чтобы боль не донимала.
Нахмурившись, Александр потер гладковыбритый подбородок.
— Хм-мда.
Помолчав минуту в размышлениях, князь медленно протянул:
— Нехорошо... Знаешь, давай вечером посидим у костерка на пляже, подумаем на эту тему. Или что-то еще не ладиться?
— С остальным все, тфу-тьфу, все хорошо.
Долгин на всякий случай даже по деревянному подлокотнику кресла постучал, чтобы не сглазить.
— А что со здоровьем нашего дорогого обер-прокурора, все ли у него хорошо?
— Сам волнуюсь, командир: третий день пошел, а новостей никаких... О, вот и Мишель пожаловал!
При виде Его императорского высочества Михаила Александровича, буквально ворвавшегося на стрельбище (с его высоким ростом и размашистыми шагами, это именно так и выглядело), Технический директор Русской оружейной компании наконец-то нашел в себе силы расстаться с телефонным аппаратом.
— Рад, вас видеть, Валентин Иванович!
Как стоящий несоизмеримо выше по сословной лестнице, Великий князь первым подал руку подданному своего старшего брата, с остальными же предпочел обойтись самым минимумом условностей, попросту проигнорировав требования этикета:
— Александэр... Григорий Дмитрич.
Молодого Романова явно распирала какая-то интересная новость — совсем неаристократично плюхнувшись в кресло (которое протестующе скрипнуло, но все же удержало немаленький вес молодого атлета), он только ради приличия поинтересовался темой ведущегося до его появления разговора.
— Ерунда: рассказывал Григорию Дмитричу, как ездил в Бургундию, на артиллерийское производство компании Шнайдера в Ле-Крезо.
— И каков результат поездки?
— Я бы сказал, неопределенный. Меня приняли, выслушали, но ответа не дали. И вообще, у меня сложилось такое впечатление, что после недавней истории с новой полевой трехдюймовкой, мсье Анри Шнайдер на нас несколько обижен.
Приятно улыбнувшись, двадцатилетний Великий князь, которому пришлось изрядно постараться самому, и даже задействовать свою матушку вдовствующую императрицу Марию Федоровну — всего лишь для проталкивания через военно-бюрократические «овраги и тернии» разработанной с участием новой артсистемы, весьма куртуазно заметил:
— Словами не передать, как меня печалит его обида... Но, пожалуй, я как-нибудь это переживу. Александэр, как там Париж?
— Цветет и пахнет понемногу... Во всем городе только и разговоров про наглость англичан, потребовавших убрать отряд майора Маршана из городка Фашоды — ну и вообще освободить верховья Нила от французского присутствия. Все кипят в благородном гневе, и требуют от правительства биться за интересы Третьей республики до последней капли крови.
— Это чьей же крови?
— Зуавов , вестимо — парижане только языками бойко воюют...
Согласно хмыкнув, Великий князь счел, что все положенные формальности с его стороны выполнены, и почти что интимным тоном поведал:
— Когда я собирался ехать в Гатчину к «Сапсану», меня известили о том, что в Санкт-Петербурге, оказывается, приключилась небольшая вспышка брюшного тифа!
Переглянувшись с Григорием, князь выразительно покосился на скромно сидящего в своем кресле Греве. Впрочем, титулованный вестник и сам знал, что некоторые удивительные совпадения им лучше будет обсудить попозже. Так сказать, в более тесном кругу.
— Ну надо же. И кому же так не повезло, Мишель?
— О, тут целый скандал! Три дня тому назад французский посол маркиз Монтебелло устроил прием, на котором угощал приглашенных свежими устрицами. Сначала заболевшие грешили на их несвежесть, но когда все выяснилось... К моменту моего отлета никто не умер, но мне шепнули, что обер-прокурор Победоносцев совсем плох.

Отредактировано Кулаков Алексей (06-01-2022 22:40:50)