Повторюсь: либо внезапно и резко вместе, чтобы не разрушать "внезапность", либо убрать одно из наречий вообще - они, в принципе тут об одном и том же

стекла-стеклышко. В первом случае, ИМХО, можно спокойно убрать.

Чисто редакторское: если заменить "отломив", "попробовав" етс на "отломили", "попробовали", "скрести" и "долбить", то динамики будет больше.

КМК лучше "разбитой", во избежание ложного смысла.

1. У переговорной амбразуры нет головы, отвернуть ее не получится )))
2. Если он повернул голову - то он уже смотрит в сторону, дублирование.
3. И неопределенное местоимение зря. Как-нить так: Телохранитель поглядел в сторону от переговорной амбразуры, после чего последовательно...

Внутрь - лишнее. Понятно же, что наружу вышибить может только ГГ.

Меня малость резануло. Характерная черта вашего стиля - описание действующих лиц с обилием иносказаний и эпитетов. Отсюда получается, что "потеки крови на лице" -  своего рода постоянный атрибут ГГ. Может, добавить действия? Например, "блондин смазал (вытер, смахнул етс) потеки крови"?

"по сторонам" - лишнее. И "принял доклад"?

Исключительно в рамках лаконизма стоит заменить (или убрать) выделенное:
Бомба сработала под багажником, террориста убило. Федя удержал машину, разминулся с пролеткой, но пошел юзом и уткнулся в казарму.

Есть сомнение, что резина будет на гладкой брусчатке оставлять такие же полосы, как на шероховатом асфальте, но тут слово специалистам.

чугунная и афишная тумбы - разные сущности. А здесь получается смешение и повтор. КМК:
срубленной у основания тумбе, в несколько слоев оклееной театральными афишами и объявлениями; и щегольскому темно-синему фаэтону, разрубленному напополам неудачно отлетевшей чугунякой,

На мой вкус, выделенное - лишнее. Или "о руль"

"Лимузин" был в предыдущих фразах. Авто?

Отредактировано Zampolit (17-05-2022 14:49:57)

Начало 8 главы:

Взрыв на Измайловском проспекте вышел настолько «звонким», что разом затмил и неудавшееся ограбление Императорского Эрмитажа, и шумиху вокруг установления казенной опеки над частью имущества князей Белосельских-Белозерских, осаждаемых многочисленными кредиторами. Заметно поутих вал статей о недавно открытых залежах киргиз-кайсацкой нефти... Да что там, даже новости о подготовке первой Всемирной конференции в Гааге, где представители мировых держав должны были обсудить положения Конвенции о законах и обычаях войны — и те отошли на второй план! Уж больно чувствительной для светского и делового общества была тема об адских машинках, дерзких бомбистах и их жертвах — настолько, что равнодушным к ней не остался никто. Особенно когда газетчики разнюхали некоторые подробности ведущегося расследования: по результатам осмотра тела с разможженой головой и основательно подраной и прожженной до мяса спиной, криминалисты Особого отдела МВД уверенно опознали покойного убивца как «лицо иудейского вероисповедания» — что сразу же породило версию про боевую акцию возрожденного «Бунда». Правда, чем именно помешал богатый русский аристократ «Всеобщему еврейскому рабочему союзу в России и Польше», пока было неясно... Зато вполне четко обрисовалась нешуточная перспектива еврейских погромов в тех местах, где были расположены крупные предприятия князя Агренева: работающий на них люд как-то уж сильно близко к сердцу воспринял покушение на своего главного работодателя. Волнений, к счастью, не приключилось, но разговоры пошли весьма нехорошие, очень даже озаботившие полицмейстеров на местах... К счастью, через пару дней жандармам удалось по горячим следам задержать несколько сообщников боевика — у которых, в ходе обыска нашли аж пять ящиков свежеотпечатанных листовок и брошюрок совсем другой партии. Вот тут уже насчет мотивов покушения стало понятнее, ибо «Российская социал-демократическая рабочая партия» к промышленному магнату Агреневу претензии имела — и еще какие! Именно на его заводах и фабриках все попытки агитаторов-эсдеков «зажечь пламенным словом» трудовые массы, натыкались на стену откровенного равнодушия и обидных насмешек. Или того хуже, неприятно-образованные артельные и бригадиры начинали задавать им неудобные вопросы, на которые у партийных ораторов не было простых и понятных ответов. Глядя на это, пролетариат с других фабрик тоже не торопился развешивать уши перед представителями самой прогрессивной российской партии — ну, то есть, слушать-то их слушали, но вот восставать на священную борьбу не торопились. А после столь громкого и неудачного покушения, пришлось прекратить агитацию даже среди самых проверенных товарищей: мало того что полиция лютовала, так еще и провокаторы охранки зашевелились, выявляя неблагонадежных и откровенных бунтовщиков...
Ну и как обычно в таких делах, под паровой каток правосудия попали и непричастные. И если массовые полицейские облавы на Лиговке и в прочих злачных местах столицы были делом, в общем-то, правильным и нужным — то вот в других местах власти творили натуральный произвол. Подумаешь, один из сообщников бомбиста оказался слушателем Петербургского электротехнического института — что же теперь, всех универсантов в склонности к терроризму подозревать?! И без того волнения среди студенчества, вспыхнувшие в феврале, подавлялись с такой энергичной беспощадностью, что к концу марта почти что окончательно прекратились... Пока полиция все же не перегнула палку со своим дурным усердием: шестого апреля в Бутырской тюрьме, арестованный студент Ливен облил себя в знак протеста керосином из горящей лампы — с вполне понятным результатом. Утихнувшая было молодежь вновь забурлила, образовался уже Третий по счету организационный комитет (ибо первый и второй полным составом сидели за решеткой), назначивший по поводу состоявшегося самосожжения демонстрацию решительного протеста — которую, дав собраться участникам, окружили конными казаками и полным составом препроводили все в ту же печально известную Бутырку. Возле каждого высшего и среднего учебного заведения в Санкт-Петербурге и Москве выставили полицейский пост, любые попытки собираться в компании больше пяти человек немедля пресекались, а на разрозненные призывы вновь устроить забастовку и бойкотировать учебные занятия тут же последовали новые репрессии. К слову, недавно назначенный министр просвещения Ванновский устроил немалый переполох и в своем учреждении, наводя среди чиновников едва ли не военные порядки — и вообще, подал на Высочайшее имя доклад, в котором предлагал провести кое-какие давно назревшие образовательные реформы...

Вполне логично! Наличие на предприятиях Агренева фактически всего того,за что агитируют социалисты явно этих агитаторов не радует! Да и как вообще может такое быть? Это же противоречит всему смыслу их существования! Высокие зарплаты,решение жилищных проблем работникам предприятий,возможность обучения детей и их отдыха,охрана труда,фактически активно работающий профсоюз и органы смертного самоуправления и многое другое! И это уже у рабочих есть. Тогда как говорить этим рабочим,что их обмынывает хозяин предприятия,что они должны с ним бороться за какие то непонятные права?

Тем более, что за индивидуальный террор всегда ратовали эсеры, а не РСДРП.